В тот день он быстро шёл по дорожке вдоль заводского пруда, когда сзади раздалось цоканье каблуков. Кэти подлетела к нему и повисла на его руке: весёлая и манкая, не скрывающая своих чувств. Дальше они пошли вместе.

— У меня муж в командировку сегодня уезжает. Приходи! — жарко прошептала она ему в ухо.

Никита чуть отстранился:

— Кэти, у тебя же сын дома.

— Ну и что? Или ты боишься? Он тебя не съест, ему всего шесть лет, — она засмеялась.

— Я не боюсь. Я не хочу, чтобы мальчик думал о тебе плохо.

— Он ещё маленький, — пожала плечами Кетеван.

— Он скоро вырастет и будет помнить, что его мать водила домой мужчин, пока отец был в командировке. И ему будет больно. Давай лучше так. Ты поговори с мужем. Если вы решите расстаться, то тогда ты познакомишь меня с сыном, и я очень постараюсь наладить с ним хорошие отношения. Но не сейчас.

Кетеван молча смотрела на него, и в его взгляде Никите почудилось раздражение. Но в этот момент девочка, которая бежала впереди них, споткнулась о корни дерева, выпирающие сквозь старый асфальт, как вены через старческую кожу, и упала. Никита тут же быстро шагнул к ней, поднял, отряхнул и улыбнулся. Девочка улыбнулась в ответ и унеслась к своей маме, разговаривающей с другими мамочками на берегу пруда.

— Никит, хочешь, я тебе дочку рожу? — тихо спросила Кети. — У меня хорошие дети получаются, красивые…

Никита посмотрел вслед убегающей девочке и подошёл к ней:

— Кэти, я очень люблю детей. И очень хочу их. Но только тогда, когда ты всё выяснишь с мужем.

— Я поняла, — кивнула Кэти, — я поняла. Может, ты и прав.


Вечером, когда Никита гулял с Хоббитом, к нему подошёл красивый парень, лицо которого показалось ему знакомым. Гадать откуда долго не пришлось.

— Я брат Кетеван.

Точно, конечно, он её брат. Такие же прямые разлетающиеся брови, такие же тёмные требовательные глаза.

— Здравствуйте, Тимур, — кивнул Никита.

— О, я вижу, Кэти про меня рассказывала? — удивился тот.


— И про вас, и про Котэ.

— А, то есть она даже нас описала, раз вы сразу поняли, кто есть кто?

— Описала. Она вас очень любит.

— Да, любит, — согласился Тимур. — И мы её тоже. Я видел вас сегодня у пруда, поговорил с Кэти, всё выяснил и пришёл к вам. Когда будет свадьба?

— Свадьба?

— Да, свадьба. Раз Кэти любит тебя, женитесь.

— Кэти ещё не развелась.

— С этим проблем не будет. У них в семье всё и всегда складывается так, как хочет Кэти. Ни разу по-другому не было. И в этот не будет. Можешь мне поверить.

— Даже так?

— Да, моя сестра такая, — с нежной гордостью улыбнулся Тимур. — Так когда свадьба?

— Я думаю, свадьбу мы обсудим с Кэти.

Тимур перестал улыбаться и вздёрнул брови. Никита ответил ему твёрдым спокойным взглядом.

— Хорошо, я ей так и передам.

— Буду очень признателен, — поблагодарил Никита.

Тимур резко повернулся на каблуках щегольских блестящих ботинок и пошёл прочь.

— Как зовут мужа Кэти? — крикнул ему вслед Никита.

Тимур обернулся, посмотрел на него, как на душевнобольного, но ответил:

— Володя.

— А фамилия?

— Гусев.

— Спасибо.

Они стояли метрах в двадцати друг от друга: удивлённый Тимур и задумавшийся Никита. Наконец, брат Кэти отмер:

— Ну, я пошёл…

— Счастливо!

— И тебе не хворать…

К Никите подбежал нагулявшийся счастливый Хоббит.

— Ну, что, Хоб, домой? Есть?

Бульдог изъявил полное согласие с программой, предложенной хозяином, — счастье на его складчатой чёрной морде теперь читалось ещё явнее — и потрусил к подъезду. Никита пошёл за ним.


Что ж это получается? По рассказам Кэти, Никита представлял её мужа властным равнодушным человеком, третирующим жену и сына. А Тимур оговорился, что все решения в семье принимает Кетеван, а вовсе не её муж, который, к тому же, оказался не грузином, как почему-то думал Никита. Да не почему-то! А из-за того, что Кэти рисовала его именно таким: махровым себялюбцем, полностью подчинившим себе жену и сына, не по-московски авторитарным, резким и темпераментным. Что-то не совмещаются рассказы о Володе Гусеве его жены с тем, о чём поведал Тимур. Странно…


Тем временем весна набирала силу. Что-то похожее происходило и с чувствами Кэти. Она совсем перестала сдерживать себя. Днём нередко забегала в лабораторию Никиты или отыскивала его в цехах, зазывно прижималась к нему в большом лифте, если они ехали вместе, и настаивала на том, чтобы он её провожал домой, даже если Никите нужно было ещё поработать. Сына Кэти на время отвезла к родителям.

— Раз уж ты такой щепетильный, — пояснила она на удивление Никиты.

— Ты поговорила с мужем?

— Нет, он ещё не приехал: командировку продлили. Не по телефону же это с ним обсуждать.

— Да, по телефону, пожалуй, не надо. — Согласился Никита. — И ещё, Кэти, ты ему сразу скажи, что я готов поговорить с ним, обсудить всё. Скажи, что никто сына у него отбирать не будет, что квартиру ты оставишь ему…

— Как это? — удивилась Кэти. Мы её вдвоём получали! Он ещё тогда на нашем заводе работал, и нам дали как молодым сотрудникам. Я тоже имею право!..

— Кэти, — как можно мягче напомнил Никита, — у него жизнь рушится. Неужели нужно добивать человека? Ваш сын наверняка станет ходить к отцу в гости. Будет лучше, если у него там будет своя комната. Да и, надеюсь, твой муж сможет устроить свою жизнь, женится. Ему нужна квартира. А что получите вы, если решите её разменять? Две клетушки в коммуналках? И ваш сын будет навещать отца, живущего в таких условиях? А нам есть, где жить. У меня хорошая квартира, больше вашей… Да и Лике есть, куда уйти. Я думал, придётся всё же размен искать. Но вчера тесть повонил и сказал, чтобы я об этом голову не ломал. Его мама оставила ему свою однушку в Перове. А он готов подарить её Лике…

Кетеван с сомнением посмотрела на него:

— Но там же и моя доля…

— Кэти, ты можешь договориться с Владимиром, что подаришь свою долю сыну. Но затевать размен и отравлять человеку жизнь мы не будем. Да, и машину с ним не дели.

— Никита, может, мне ещё и вещи ему оставить? — возмутилась Кэти.

— Нужно оставить ему всё, что только можно.

— Послушай, но я же не мужчина, чтобы уходить только с тем, что на мне…

— Зато я мужчина. И я виноват перед твоим мужем…

— Да не в чём ты не виноват! Я бы от него всё равно ушла! Надоел он мне!.. — Кэти выпалила последнюю фразу и осеклась.


Но было поздно. Никита уже услышал то, что не хотел бы услышать.

— Чем надоел?

Почему Кетеван вдруг решила сказать правду, он так и не понял. То ли разозлилась и перестала сдерживаться, то ли посчитала, что он уже никуда не денется, но она вдруг резко выпалила:

— Тем, что тюфяк! Ни кулаком стукнуть, ни на место меня поставить! Мне сильный мужик нужен, а не тряпка, о которую я каждый день ноги вытираю. Что я только не вытворяла, а он всё терпит! Только в глаза мне заглядывает и уговаривает: «Катюша, успокойся. Катюша, ты же не такая»…

У Никиты потемнело в глазах. И стало до боли жалко неведомого мужа Кетеван.

— Кети, что ты говоришь? Неужели ты не понимаешь, что он любит тебя? А ещё он же отец твоего сына…

— Не факт, — пожала та плечами, в её глазах горело уже неприкрытое раздражение.

— То есть? — не понял Никита.

— Ты что, правда думаешь, что он у меня единственный? Что до тебя я ему ни с кем не изменяла?

На эти гневные слова Никита только промолчал. Но Кети уже было не остановить:

— Слушай, я смотрю, ты ничем не лучше его. Тоже всё разговорами пытаешься решить. Я-то думала, что пойдёшь, дашь ему в морду…

— За что?!

Тут Кэти осеклась и, тяжело дыша, уставилась на Никиту. Он тише и спокойнее спросил:

— За что, Кэти? За то, что он любит тебя? За то, что хороший, заботливый отец и терпеливый муж? Кэти, Кэти, что ты несёшь?

Рука Кетеван вдруг взлетела и тяжело и звонко ударилась о его щёку. Она отскочила от него, едва ли не шипя. Никите даже показалось, что, будь на улице темно, он увидел бы искры, летящие от её волос и кожи. Но было светло. И он только расстроенно покачал головой и сказал:

— До свидания, Кэти. Мой тебе совет, присмотрись к своему мужу. Сдаётся мне, ты не найдёшь никого лучше него.

Глава 15. Взросление.

В следующий раз на «Стартин» Агата ехала уже почти спокойно. Дима по-прежнему демонстративно не замечал ни её, ни остальных. Но остальные члены его команды поздоровались с ними довольно приветливо, и восстановился хрупкий мир. Даже Нюра вновь начала кокетничать со своим приятелем.

Когда уставшие после игры «Воробьи» вышли из метро на «Каширской», высокий Саня Оноприенко присвистнул.

— Что там, Сань? — подпрыгнул Фима, который был даже чуть ниже Агаты ростом.

— Пока не пойму, но там, на остановке, похоже, демонстрация. Такая толпень, какой я никогда здесь не видел.

Вообще толпы на конечной остановке что у них в районе, что здесь, на «Каширке», редкостью не были. В их большой окраинный и тупиковый район, не имевший ни своей станции метро, ни выезда на Кольцевую дорогу, добираться приходилось на автобусах, которые ходили непредсказуемо. В час пик иногда случалось брать транспорт с боем или подолгу ждать следующий. Когда Агата ещё занималась в хореографической школе, они с подружками иногда шутя проводили эксперимент: поднимали сначала одну, а потом и вторую ноги, и другие пассажиры моментально стискивали их так плотно, что можно было висеть, не касаясь пола.

Так было всегда, сколько Агата с родителями жила в этих краях. Все уже привыкли и не роптали, устало трясясь по полчаса, а то и дольше в холодных зимой и душных летом «Икарусах» или даже каким-то чудом ещё уцелевших «ЛИАЗ" иках.

Но такого устрашающего многолюдия на конечной остановке Агата, как и остальные, не видела никогда.

— Скажите, пожалуйста, что случилось? — громко поинтересовалась Нюра у других ожидавших.

— Автобусов нет уже больше часа, — пояснила замороженным голосом какая-то женщина. — Во всяком случае, я подошла час назад, и уже тогда народу было полно. За это время с круга выехали всего два автобуса, и оба отправились в парк.

— Я подошёл час пятнадцать назад, и был не первым, — сердито буркнул справа мужчина с красным носом.

— Ничего себе! — присвистнул Саня. — И что? Ни одного не было? Ни тридцать восьмого, ни сорокового, ни даже сорок второго?

— Ни одного. — Раздалось сразу несколько голосов.

— Ну, тогда скоро должен хоть какой-нибудь прийти, — оптимистично попробовал поддержать замёрзших земляков Фима.

— Я тоже так думал полчаса назад, — усмехнулся высокий парень.

— Даже если придёт сейчас, то мы в него и следующие десять точно не влезем, — жалобно заметила его девушка, которую парень заботливо обнимал, то и дело энергично растирая её руки и плечи.

— Да уж, это факт, — несчастным голосом согласилась с ней Нюра.

Следующие полчаса толпа только увеличивалась, заняв уже всю немаленькую площадь перед магазинами, занесённые снегом клумбы и даже бортики фонтана. Холодно было так, что тепло одетая, но при этом уже окончательно замёрзшая Агата негромко сказала:

— Я боюсь представить, что чувствуют те, кто здесь стоит с самого начала.

— Я тоже, — согласилась уже отчётливо трясущаяся и клацающая зубами Нюра.

— И я, — еле слышно пискнула ещё одна их одноклассница, Рита Кирасирова.

— И не говорите, девчонки, просто издевательство какое-то. Надо было пешком идти, — возмутился Фима.

— Ага, и прошли бы мы сейчас одну восьмую пути, не больше, — хмыкнул Саня.

— Зато, может, не замёрзли бы так.


Все с надеждой посмотрели на Саню, который был выше большинства собравшихся и пожарной каланчой торчал из толпы, устремив взгляд в сторону поворота, из-за которого должен был показаться автобус. Саня лишь вздохнул и покачал головой.

И тут вдруг кто-то из тех, кто стоял ближе к дороге, и, значит, мёрз уже гораздо дольше них, нервно крикнул:

— Давайте перекроем шоссе! Может, тогда вспомнят о том, что люди здесь уже почти два часа льдом покрываются!

— Точно! Правильно! — раздалось со всех сторон, и толпа покачнулась, а потом хлынула на дорогу. Вмиг широкое Каширское шоссе оказалось перекрытым в обе стороны. Возмущённо загудели машины, кто-то из водителей попытался предпринять психическую атаку, до последнего двигаясь, почти наезжая на замёрзших людей.

Но никто не дрогнул. Было уже поздно, скоро полночь. Люди понимали, что ещё немного, и надежда добраться домой окончательно умрёт, и не собирались отступать, собираясь стоять, сколько потребуется, чтобы на них обратили внимание. Но долго и не пришлось. Как те, кто занимался организацией движения, узнали о перекрытом шоссе ни Агата, ни её друзья так и не узнали. Но вдруг из-за поворота, с автобусного круга, выехал первый «Икарус» и направился к остановке, за ним показались ещё один, и ещё. Замёрзшие люди с недоверием смотрели на него, готовые к тому, что и этот автобус направится в парк. Но он остановился и с грохотом распахнул двери-гармошки. Следующие «Икарусы» выстроились в очередь. Толпа хлынула к ним. Агата приготовилась к давке. Но замёрзшие, измученные ожиданием жители их непрестижного, бедного и даже маргинального района неожиданно для неё и, наверное, даже для самих себя поступили совершенно по-другому. Кто-то крикнул: