Вот и сегодня он драил машину, натирая её до блеска, а перед глазами стояла Агата. И всё сложнее было ждать. Завтра. Всё будет уже завтра. Только завтра.


Агата тоже очень изменилась за те недели, что они были вместе. Её глаза перестали пугать Никиту ужасающим несоответствием с юным лицом. Никакой постоянной, скрываемой грусти в них теперь не было. Глядя сверху вниз в её широко распахнутые, светящиеся глаза, он как-то раз даже не выдержал и спросил:

— Я не могу понять, как после всего, что было с тобой, ты можешь смотреть вот так… Словно самым большим огорчением в твоей жизни был уехавший перед носом автобус. Словно ты не знаешь, что такое предательство, смерть дорогого человека и столько лет ожидания.

— Я тоже не понимаю, — улыбнулась Агата. — Но из всего, что ты перечислил, я помню сейчас только о Мите. И не забуду никогда. Конечно, мне бы хотелось, чтобы Антона в моей жизни никогда не было, чтобы сразу был ты. Только ты… Но теперь я о прошлом и не вспоминаю совсем… Знаешь, я ведь думала, что когда-нибудь обязательно расскажу тебе, что всю жизнь любила только тебя… Чтобы ты знал об этом… Почему-то мне казалось, что это важно — знать о таком…

— Когда-нибудь?

— Конечно. Не сейчас. Позже, гораздо позже. Я была уверена, что ты счастлив с Ликой. Клара Петровна всегда так восторженно рассказывала о том, как у тебя всё хорошо, что тебя пригласили в Германию и ты уезжаешь… Мне бабушки всё это пересказывали. И я радовалась за тебя…

Никита молча слушал и представлял, как больно было Агате тогда. Он не выдержал, повернул её к себе и сильно-сильно прижал, чувствуя, что она еле заметно вздрагивает, преодолевая горькие воспоминания.

— Как же ты всё это выдержала?

— Я и не выдержала, — шевельнулась Агата в его руках и запрокинула голову. — Я сделала самую большую ошибку в своей жизни — вышла замуж за Антона.

— Подожди, — не понял Никита, — мне Митя сказал, что ты вышла замуж, как раз в тот день, когда только пришло приглашение из Германии.

— Странно… Я точно помню, что бабушка говорила, как Клара Петровна была горда твоими успехами, как вся буквально светилась. Я была уверена, что у тебя и в семье всё хорошо. Никто ведь и словом не упоминал о твоём разводе…

— Я в последнее время догадывался о том, что мама от всех скрывает. Ей почему-то казалось, что это выставляет меня в невыгодном свете. А она страшно любит мной гордиться… Неужели всё вышло так из-за этого?… Она мечтала, что я поеду в Германию и выдала желаемое за уже свершившееся… — Никита покачал головой. — И про мой развод никому не рассказывала… Кто бы мог подумать, что зло может причинить не только ложь, но и умолчание…


— Если любишь — не молчи… Теперь я это знаю, — улыбнулась Агата. — А на маму не сердись. Я за это время так многое поняла. Раньше ведь была совсем ребёнком. Тебе бы со мной сложно было.

— А тебе бы со мной, — согласился Никита. — Что же получается? Лике и Антону спасибо?

— Получается, да. Пусть у них всё будет хорошо.

Никита снова притянул к себе Агату и прошептал в пушистые волосы:

— Какая же ты… Я даже не знал, что такие бывают…

— Просто меня Господь для тебя создал, — Агате стало неловко, сразу же защипало в носу от нежности, и она вывернулась из рук Никиты. — Вот и весь секрет.

— Ты веришь в это? — удивился обычный, повседневный Никита, показавшийся вдруг из какой-то дальней дали, где пребывал с первой же встречи с Агатой на даче.

— А ты разве нет? — удивилась в ответ Агата.

Влюблённый так, что дышать без Агаты не мог, Никита прислушался к себе и честно сказал:

— Теперь верю.

Повседневный Никита безропотно нырнул обратно и больше не показывался.

И вот теперь осталось только дождаться утра. Почему-то Никите казалось, что после свадьбы он сможет, наконец, дышать нормально, а не так, как сейчас, словно воздух вокруг был разреженным. Только рядом с Агатой ему становилось легче. Он впервые понял, что, оказывается, чувствуют влюблённые. Когда-то и Лика, и Кетеван упрекали его в излишней сдержанности. А он считал, что это нормально и очень по-мужски — не испытывать ничего особенного. Так, лёгкое, вполне послушное воле воодушевление. Но не больше.

Оказывается, ошибался. Всё дело было в том, что рядом были не те. А любить ту, что была задумана для него, он себе так долго не позволял. Какая несусветная глупость и самонадеянность думать, что можно долго идти вдоль линии, белой полосы, отделяющей тебя от твоей судьбы. Он попробовал. И шёл так довольно долго. Только ничего хорошего тогда в его жизни не было. А всё хорошее оказалось там за полосой.

Или он ошибается, и, наоборот, он зря шагнул за предостерегающую полосу? И именно там, за этой полосой, были Лика и Кэти? И не смалодушничал ли он, переступив через полосу? Если бы Агата окликнула его тогда, он бы не перешагнул. Но она молчала. И он молчал. И скрывал то, что чувствовал. Как там она сказала? Если любишь — не молчи… Правильно. Как же правильно.

Никите остро захотелось услышать голос Агаты. Он прибавил шагу, торопясь домой, который уже завтра перестанет быть только его домом, а станет их общим. А сейчас он вернётся, и позвонит Агате. И всё сразу станет хорошо. Он вернулся из-за черты. Он знает, что за ней. И его не тянет обратно.

— Никита! — услышал он из темноты и оглянулся.

Глава 30. ОНИ

Кетеван стояла совсем рядом, может, в метре. Никита хорошо видел её даже в предзимней вечерней темноте, но от неожиданности всё никак не мог поверить. Завтра у него свадьба. Агата ждёт его звонка: он обещал набрать ей, когда вернётся. А жизнь снова решила проверить его. Только зря. Проверять нечего. Кетеван могла быть там, в прошлом, где рядом с ним не было Агаты. В настоящем её быть не могло. Никита собрался с духом, чтобы коротко и сухо объяснить всё Кэти. Но не успел.

— Здравствуй, Никита, — ласково улыбнулась она. И Никита не узнал ни её голоса, ни улыбку. Словно перед ним стояла незнакомая женщина с внешностью Кетеван. Совсем другая женщина. Спокойная, светлая, мудрая. Красивая и словно помолодевшая. Теперь она нравилась ему гораздо больше.

— Кэти, — тоже улыбнулся Никита. Этой, новой, незнакомой Кетеван ему хотелось улыбаться. — Ты вернулась.

— Да, мы вернулись, — кивнула Кэти. — Володя соскучился по Москве, зиме. Вот мы и вернулись.

Никита слушал и удивлялся. Никогда раньше Кетеван не говорила «мы», «Володя». Зато всегда «я», «я», «я». Кэти перехватила его изумлённый взгляд:

— Что-то не так? Ты всё ещё сердишься на меня?

— Нет, — искренне ответил Никита. — Но я не узнаю тебя. И такой тебе я рад. Очень рад.

— Надо же, как ты быстро всё понял, — покачала головой Кэти. — Я сама долго не могла понять. А ты сразу смог.

— Что-то случилось? — заволновался Никита. — Я могу тебе помочь?

— Нет, всё хорошо, — тихо, неспешно ответила Кэти. И Никита понял, что она говорит правду.

— Всё очень хорошо, — повторила она. — Просто я теперь знаю, что такое любить.

Никита стоял и ничего не понимал. Вроде бы только что Кэти говорила про то, что они по-прежнему вместе с Володей. И вот теперь про любовь…


Позади него раздались шаги, заскрипел снег. Кэти глянула поверх его плеча и вся засветилась. Такой Никита не видел её никогда. Он оглянулся. К ним подходили мужчина с детской прогулочной коляской и мальчик.

— Вы меня встречаете?! — радостно ахнула Кэти, поцеловала мальчика, прижалась к мужчине и заглянула под капюшон коляски.

— Тебя, Катюша, кого же ещё? — спокойно ответил мужчина. И Никита, не веря себе, узнал в нём Володю, мужа Кэти, которого видел когда-то.

— Здравствуйте! — мужчина стянул перчатку и протянул руку Никите.

— Здравствуйте. — Никита ответил на твёрдое короткое рукопожатие. И подумал, что два года назад готов был бы провалиться от стыда сквозь землю. Но с нынешней Кетеван его не связывало ничего, кроме симпатии, появившейся вдруг несколько минут назад. Та, изменявшая мужу и навязывавшаяся ему женщина исчезла. И он, теряясь в догадках, смотрел на её ласковое лицо, на руки, обвившие рукав дублёнки мужа, на нежную улыбку обращённую к старшему сыну и тому ребёнку, который лежал в коляске, и не мог понять, что же произошло.

— Прошу нас извинить, — смущённо попросил Володя, — но нас бабушка на чахохбили ждёт, нервничает, что всё остынет. Или, может быть, вы согласитесь быть нашим гостем?

— Нет, спасибо, никак не могу, — поблагодарил Никита и зачем-то добавил:

— У меня завтра свадьба.

— Поздравляю! — потряс его руку Володя. И Никита с удивлением понял, что он и правда рад за незнакомого человека.

— Мы уже одиннадцать лет женаты. И я ни дня не жалел.

Никита бросил короткий взгляд на Кетеван и с удивлением увидел, что она покраснела и смущённо отвела глаза.

— Счастья вам, — тихо пожелала она и потянула мужа за руку: — Ну, пойдём, пойдём. Мама не любит ждать нас к столу.

— Пойдём, — согласился Володя, с любовью и гордостью глядя на свою Катюшу.

Никита посмотрел им вслед. Они уже поворачивали за угол, когда Кетеван что-то сказала мужу и побежала обратно. Не понимая, что она задумала, Никита быстро пошёл ей навстречу.

— Слушай меня, — выпалила запыхавшаяся Кети. — Я тебе должна кое-что сказать. Я не знаю, почему ты опять женишься и что с твоей первой женой. Но я очень хочу, чтобы ты был счастлив! Потому что, если бы не ты, не было бы у меня того, что есть. Дальше бы я дурила и ничего и никого, кроме себя, не видела… Я очень обиделась на тебя тогда. Никто меня до тебя не бросал. Ох, как моя гордыня меня крутила и ломала… Я уехала к бабушке. Думала, там легче станет. Но только хуже было. И я не выдержала, напилась таблеток, когда бабушка к сестре ушла. Не от любви. От гордыни. Очнулась уже в больнице. Оказалось, Володя за мной приехал и нашёл меня без сознания. На руках по лестнице в «скорую» нёс. И не отходил от меня ни на минуту в больнице. Ухаживал за мной, кормил, когда есть разрешили, по ложечке, по капельке. Мыл даже, переодевал. И я вдруг всё поняла. Не знаю как, но поняла. Может, время пришло. Может, Господь меня простил… А полгода назад у нас дочка родилась. И теперь мне для полного счастья не хватает только того, чтобы ты меня простил и всё у тебя было хорошо… Ты меня простил?! — она схватила его за рукав и нетерпеливо тряхнула, но даже в этом движении не было прежней, резкой и самоуверенной Кэти, а была юная нетерпеливая девочка.


Никита с нежностью поглядел на неё и кивнул:

— Простил, Кэти. Да и не сердился никогда. Жалел — да. Но не сердился…

— А невеста твоя? Ты её любишь? — в голосе Кетеван послышалась надежда. — Или как тогда?

— Люблю, — посмотрел ей в глаза Никита. — Дышать без неё не могу.

— Любишь, — удовлетворённо, медленно улыбнулась Кетеван. — И счастлив будешь. Я вижу. Прощай, Никита… — Она отпустила его рукав и зашагала прочь, туда, где на углу ждали её муж и дети.

— До свидания, — негромко сказал вслед Никита.

— Нет, прощай, — оглянулась Кэти и покачала головой. — Прощай — это очень хорошее слово.

— Прощай, — согласился Никита.

— Будьте счастливы! — не оборачиваясь, крикнула Кэти и помахала рукой.

— И вы тоже, — тихо сказал Никита и тоже пошёл в сторону дома, куда завтра вечером он собирался привезти Агату. Их общего дома. Где они будут счастливы.


Придя домой, Никита набрал ставший уже родным номер. Когда Агата сняла трубку, сказал только:

— Я, наверное, не засну.

— Я тоже, — отозвалась она. Потом помолчала и добавила: — Я сегодня видела Саню. Вернее, я позвонила ему, и мы встретились.

— Ты молодец, — сочувственно сказал Никита, который всё знал про неё, как и она теперь всё знала про него. — Тяжело было?

— Сначала тяжело. Но потом мы так хорошо поговорили. Он всё понял.

— То есть Рита права? Саня и правда любит тебя?

— Думаю, да. Он ничего не сказал, но выглядел… Я в нём видела себя… Когда… Когда ты был не со мной…

— Бедный парень… — В голосе Никиты прозвучало такое искреннее сочувствие, что к горлу Агаты подступили слёзы.

— Мне так его жаль. Я ведь даже и подумать не могла раньше… Мне казалось, мы просто дружим… Неужели я такая бесчувственная?

— Вот уж про бесчувственность ты можешь рассказывать кому угодно, но только не мне, — шепнул Никита, и Агата вспыхнула, радуясь, что он не видит её полыхающие щёки. — Наверное, он хорошо скрывал свои чувства. Видимо, в этом вы с ним похожи. Я ведь тоже даже подумать не мог, что ты испытываешь… А если бы только мог, то всё было бы иначе…

— Если любишь — не молчи…

— Теперь я это уже не забуду. И не буду молчать. Замучаю тебя признаниями. — Тон Никиты стал шутливым, и Агате сразу стало легче.