Лариса Шкатула - Вдова живого мужа

— Как вы думаете, Янек, профессор действительно установил мамину болезнь, или он меня успокаивал, найдя у неё что-то очень серьезное?

— Нет, Алексей Алексеевич вас не обманул, да и вы же сами сказали, Танечка, что у вашей мамы внутренние органы здоровы.

— Потому что я так вижу, — опять смутилась девушка, — но ведь может быть, что мое внутреннее зрение отчего-то искажается! У мамы вроде все здоровое, а свечение вокруг тела слабое, колеблющееся. Выходит, она нездорова, а в чем дело, я понять не могу.

Ян вздрогнул. Девушка совершенно спокойно говорила, что видит не только то, что у человека внутри, но и какое-то свечение вокруг него! А если у неё не в порядке с головой? Он сосредоточился, но никаких отклонений в ней не почувствовал. Вообще, он раньше считал: то, что может он сам, не могут другие. Ян так и жил с чувством непохожести на других и оттого испытывал некоторое превосходство над простыми смертными. Татьяна же, наоборот, была непохожа на других, а жила так, будто все вокруг этими способностями обладали. Какое такое свечение вокруг тела? Можно подумать, это — само собой разумеющееся!

— Таня, — спросил он осторожно, — то, что вы называете свечением, есть вокруг каждого человека?

— Конечно! — девушка даже остановилась, удивленная его непонятливостью. — Вокруг вас, например, оно зеленоватое.

— И вы всегда это видели?

— Не всегда, — задумчиво проговорила девушка, — только после того, как я стала вглядываться. А потом я к этому так быстро привыкла, что временами мне кажется, что такое видят все люди… Я не знаю, как правильно оно называется? Может, ореол? Или нимб? Знаете, как у святых на иконах.

— Что нужно сделать, чтобы его увидеть?

— Я же говорю, вглядеться! Когда я болела тифом и лежала в больнице с высокой температурой, я подолгу не открывала глаз: больно было смотреть на свет. Но ведь так просто лежать скучно. Я стала пытаться смотреть с закрытыми глазами. Сначала выходило плохо, все виделось нечетко. А с каждым днем у меня получалось все лучше, я могла видеть все дальше, даже через препятствия, ну там, через стены… Вам, Янек, наверное, неинтересно, а я разболталась, остановиться не могу. Кроме мамы я об этом не могла никому говорить, а она уже сказала товарищу Головину…

Она замолчала, наверное, опять засмущалась, а Ян не мог подобрать слов, чтобы сказать ей, как ему интересно все, что касается её, и что он мог бы слушать её всю жизнь!

Правда, сказал он ей вовсе не то, что собирался:

— Возможно, вы, Таня, не согласитесь, но я все же хотел бы попросить вас… Давайте перейдем на "ты". А то мои друзья… Они наверняка начнут подшучивать над нами. Мы могли бы сделать вид, что давно знакомы…

— А почему они станут подшучивать над вами? — Таня подняла на него глаза, и у Яна опять екнуло сердце.

— Потому что прежде никто из них не видел меня с девушкой, а я, честно говоря, позволял себе над ними подшучивать: мол, девушки отнимают их время и мешают учиться… Конечно, это не очень красиво, они даже за это кличку мне дали — Монах!

Таня засмеялась и взяла его под руку.

— Попробую, но вы учтите, Янек, у меня ещё никогда не было молодого человека!

В студенческой столовой все уже собрались, но не спешили усаживаться за столы. Юноши кучкой стояли по одну сторону от двери, девушки — по другую. Гости в основном были между собой знакомы. Если же приходил незнакомый юноша, он попадал под опеку Поэта: незнакомую девушку принимала в объятия его подруга Элеонора, в которой Поэту, по мнению его друзей, могло понравиться только имя…

Сейчас девушки окружили невесту и поправляли её прическу, платье, оглаживали, одергивали: лицезрение подруги, вытянувшей счастливый билет, даже если не все они были в этом уверены, волновало, будоражило их. Каждая примеряла его на себя, прикидывала, что ей подходит, а что она сделает совсем не так.

Таня к стайке девушек подошла осторожно: ей не хотелось привлекать к себе внимание. Она никого не знала и потому поскорее сняла с себя пальто, которого стеснялась. Оно было даже не мамино, а одной маминой подруги, которая считала, что лучше выглядеть неуклюжей, но быть в тепле, чем валяться с воспалением легких!

А вот платье на Танюше было мамино — Александра Павловна танцевала в нем на выпускном балу в женской гимназии. Красивое платье. Его ушивать почти не пришлось. Вот только в носок бальных туфелек пришлось ватку подложить: великоваты оказались. Правда, после валенок с галошами ощущать их на ноге было несказанно приятно. А волосы Танюше причесывать не надо ладонью только провела, и все!

Знахарь, то бишь жених, Яну обрадовался несказанно, но сразу журить принялся.

— Где ты бродил, бедовая головушка? Я уж тянул время, тянул, капризничал, сколько мог — не хотелось без тебя начинать. Подорожанскому мое приглашение передал?

— Передал. А профессор вам с Зоей счастья пожелал, — Ян вручил Знахарю сверток с подарком. — Ты уж на него не обижайся. Как говорится, нежданный больной у него. Я хотел его подменить — не согласился ни в какую!

Знахарь поискал глазами Поэта.

— Светозар! Совсем нюх потерял? Кто гостей за стол усаживать будет?

Ян торопливо разделся. Он уже забыл о своем новом наряде и вспомнил, только увидев восхищенно завистливые взгляды товарищей.

— Ну ты и вырядился! Ограбил, что ли, кого?

Студенты не замечали ни устаревшего фасона, ни пиджака с чужого плеча: перед ними предстал совсем другой Ян — хорошо одетый и, как выяснилось, по-настоящему красивый. Возможно, им только теперь, при взгляде на него, стало ясно, как меняет человека хорошая одежда!

На девичьей стороне тоже царил переполох. Платье невесты померкло рядом с платьем Татьяны, о чем ни она сама, ни её мама, давно не бывавшие на подобных праздниках, просто не подумали.

— Так вот вы какая! — с завистью сказала ей Зоя.

— Разве вы что-то слышали обо мне? — удивилась Таня.

— Не слышала. И даже не догадывалась, что у Поплавского есть девушка. Теперь понятно, почему он ни на кого не обращал внимания!

Как раз в это время Поэт стал загонять всех за накрытый стол, так что Ян поспешил предложить Тане руку. Он только потом это осознал. Никто парня не учил, но внутри него будто кто-то знал, как обращаться с такими вот интеллигентными девушками. И он был счастлив, ведя её к столу, такую хрупкую и невозможно красивую.

А Таня шла рядом, опустив голову, потому что не могла смотреть на Яна — он казался ей ослепительно красивым, и, наверное, рядом с ним она выглядит просто безволосым гадким утенком…

За столом Яна и Таню посадили рядом с молодыми, так что Знахарь в перерыве между криками "Горько!" успел шепнуть ему:

— Ишь, скрытный, какую глазастую от нас прятал! Боялся, что уведу?

— Боялся, — улыбнулся Ян. — Ты у нас известный донжуан!

Знахарь самодовольно улыбнулся и положил руку на плечи Зое, теперь уже своей жене, поскольку днем молодые люди успели расписаться. Но долго изображать известного сердцееда он не смог, а опять стал привычным добродушным товарищем, чьи глаза прямо-таки лучились от счастья: жениться на любимой девушке — кто об этом не мечтает?! Особенно, если она такая милая, с этими ямочками на щеках. Вот только в глазах её ещё теплится грусть…

Зоя и вправду грустила. Она думала, что Ян, узнав о её замужестве, хотя бы посокрушается, а он даже не расстроился. Сидит рядом с какой-то кралей, глаз с неё не сводит… Да будь у нее, у Зои, такое платье, и она выглядела бы не хуже!

Зоя вздохнула, прощаясь со своей заветной мечтой. Этот юноша не заметил её любви и никогда не узнает, а тот, кто понял её сердце и позвал за собой, получит всю её нерастраченную нежность. И может, тогда этот воображала Поплавский поймет, мимо какого счастья в жизни он прошел…

Впрочем, раз от разу целуясь с Петром, она почувствовала, что это начинает ей нравится. Коренастый, широкоплечий её жених — уже муж! — обладал скрытой силой и притягательностью, а такая чуткая девушка, как Зоя, не могла этого не почувствовать. "Дай Бог нам с Петенькой счастья!" — вдруг суеверно подумала она, подставляя ему губы для поцелуя; первая юношеская любовь медленно уходила из её сердца, нежно улыбаясь: "Прощай, Зоинька!"

Со стороны, где сидел Поэт, Яну пришла записка в стихах.

Монах проповедовал нам воздержание,

А сам где-то там промышлял, все отринувши!

Ребята, объявим ему замечание

Или побьем, одеяло накинувши!

— Что это? — испуганно пробежала текст глазами Таня, которой Ян, посмеиваясь, протянул записку.

— Видишь, вон тот, долговязый, с некрасивой здоровой девкой? Это Поэт, он стихами откликается на все события, которые так или иначе его волнуют.

— Ее зовут Элеонора, — попыталась защитить девушку Таня, которая всегда представляла себя на месте обиженной или обиженного. — Она помогла мне раздеться. И вообще, чувствуется, что она очень добрая…

— Неважно, — отмахнулся Ян. — Поэт всегда выбирает или вовсе маленьких и невзрачных, или здоровых, как лошади, с соответствующей внешностью. Видимо, чтобы девушки не затмевали его, неповторимого!

— Янек! — поморщилась Таня, с сожалением понимая, что даже такой красивый парень, как Ян, не может быть идеальным!

— Танюша, я больше не буду! Тебя коробит мой тон? Но то, что я говорю, правда. Светозар через других как бы самоутверждается. В целом он неплохой парень, но раз решил лягнуть меня, значит, ты ему понравилась, и он в глубине души недоумевает, что нашла во мне ты, когда рядом есть такой гениальный, как он?

— Но он мне совсем не понравился! — серьезно сказала Таня, искоса глянув в сторону Поэта.

— А для него это и не важно. Он уже уверил себя, что это рано или поздно все равно случится…

— Я не хочу больше ничего о нем слышать! — уже рассердилась Таня.

— Хорошо, ни слова о нем. — Ян пожал её маленькую руку с тонкими пальчиками.

Вообще ему доставляло удовольствие украдкой разглядывать её и каждый раз находить что-нибудь новое. И трогательное. Например, родинку, которая расположилась прямо на мочке её маленького ушка! Или маленький шрам на указательном пальце. "Мыла окно, — объяснила Таня, — и зацепилась о торчащий из рамы гвоздик…"

Раньше Ян не так представлял себе любовь. Ему казалось, что это непременно взрыв страстей, безумства, роковые ошибки, и вдруг — родинка, шрам! Или этот жест, которым она поднимает руку к голове, чтобы поправить несуществующий локон, но в последний момент лишь с сожалением касается чуточку отросших волос, и лицо её при этом страдальчески морщится.

Глупышка! Она не понимает, что хороша для него и без волос, как будет впредь всегда хороша: и в беде, и в радости!

Наташа проснулась с ощущением полного выздоровления. Каждая мышца, каждый нерв будто пел и просил движения, действия, жизни!

Рогнеды рядом не было, а на лавке возле её постели лежал не прежний больничный балахон, а легкий шелковый сарафан. Или платье? Он отличался от обычных русских сарафанов, что скрывали женскую фигуру: он струился вокруг. Пройдя в нем по комнате, Наташа увидела, как легкая ткань рисует изгибы её фигуры и точно льнет к телу. Что ни говори, а обитатели этого подземного царства понимали толк и в нарядах, и в женской натуре, но именно это встревожило Наташу, как если бы она попала в невидимую паутину, которая незаметно опутывала её, лишая собственных мыслей и желаний…

Она решила не торопясь, внимательно осмотреть этот мир без окон и солнечного света, который, за исключением террасы, где она гуляла с Рогнедой, имел свободный ход лишь ещё глубже под землю.

Аралхамад, как она поняла, был просто вырублен в недрах гор. Кто-то талантливый продумал и устроил целую систему воздуховодов, водопроводов и даже вывода отходов, отчего нигде в помещениях не было дурного запаха. Хрустальной чистоты вода из подземных источников в покоях посвященных выливалась из труб, оформленных то пастью дракона, то льва, то диковинной формы цветком. Висевшие на цепочках деревянные пробки позволяли по мере необходимости закрывать воду или открывать.

Кельи рабов никаких украшений не имели. Родник, бьющий прямо из стены в простенке между помещениями был один для всех нужд — из него брали воду и для питья, и для мытья. Посвященные пользовались для мытья водой горячего источника. Правда, единственного в Аралхамаде.

Эти подробности Наталья отмечала для себя на всякий случая, собирая сведения как из собственных наблюдений, так и из рассказов Рогнеды.

Больше всего ей почему-то хотелось посмотреть Терем, хотя что-то подсказывало ей, что это небезопасно. Но не могла же она сидеть, сложа руки, когда последняя встреча с Алькой…