Лариса Шкатула - Вдова живого мужа

— А когда это случилось? — чтобы хоть как-то стряхнуть с себя этот кошмар, хрипло спросила она.

— Скорей всего, ночью, как вы и говорите, — охотно стал рассказывать он, будто речь шла не о её муже, а о каком-то примере из учебника по криминалистике, — хотя наш врач и патологоанатом сильно расходятся во мнении о времени смерти…

Оказалось, что ему все же присущи какие-то чувства, хотя бы и профессионального интереса.

— Так мы едем сейчас…

— В морг, — отозвался он.

Катерина дрожала. Она отодвинулась к самой дверце, чтобы лейтенант этого не заметил, и только ждала, когда закончится страшная езда.

Морг оказался вросшей в землю бревенчатой избушкой, из которой, только они открыли дверь, пахнуло резким запахом формалина и приторным, сладковатым — разложения.

— Где у вас убитый майор? — строго спросил лейтенант одетого в грязный халат санитара.

— Дык где ж ему быть? В леднике, — отозвался тот.

— Эта дверь, что ли? — спросил лейтенант, берясь за ручку, и бросил Катерине: — Сначала я посмотрю.

Через некоторое время она услышала его грозный голос:

— Что у тебя покойники навалены, как дрова? Вытащи майора и положь на стол, чтобы лучше видно было!

— Дык перегрузка же, — бурчал санитар, — говорил начальству: местов нет, а они все везут и везут… Щас, напарника покличу. Ляксей! — позвал он, выглянув из-за двери. Никто не отозвался.

Санитар прошаркал к другой небольшой малоприметной двери и выволок на свет такого же неопрятного нечесаного мужика.

— Дрыхнешь? Соображать надо, когда можно, а когда нет! Там одного бугая надо на стол перетащить, а мне самому не управиться.

Катерине казалось, что она бредит наяву. Снующие мимо мужики, похожие на леших. Лейтенант, словно бесстрастный манекен, оживший на время её бреда. Всякий бред поздно или рано должен был кончиться. Этот же не хотел кончаться, а из-за двери донеслось:

— Зовите женщину сюда!

— Пойдемте! — выглянул из-за двери санитар, и, заметив, что она побледнела как полотно, подошел и крепко взял под руку, обдав запахом сивухи, а когда она невольно отшатнулась, пояснил: — Работа, мадам, такая — на трезвую голову ну никак!

Она вошла, затаив дыхание, стараясь не смотреть на торчащие отовсюду ноги с номерками на щиколотках.

— Сюда смотрите, сюда! — подтолкнул её лейтенант. Она взглянула и, если бы не вцепившийся в её руку санитар, рухнула бы прямо на покойника.

— Ох уж эти женщины! — услышала она будто издалека бурчание лейтенанта и в несколько секунд смогла наконец осмыслить не только увиденное, но и свое дальнейшее поведение.

Прежде всего лежащий перед нею мертвый человек вовсе не был Дмитрием! И вообще, мог походить на её мужа разве что телосложением.

— Это ваш муж?!

Пока Катерина медлила с ответом — для чего-то же Дмитрий устроил эту подмену с одеждой и документами? — ей на помощь пришел санитар.

— Никакая жена от такого вида в себя быстро не придет, — рассудительно сказал он. — Ты посмотри на нее, лейтенант, белей стены! Стала бы она по незнакомому человеку до потери разума сокрушаться!

Лейтенант кивнул и в своей бумаге написал: "Труп вдовой опознан".

— Распишитесь вот здесь!

Катерина, не глядя, поставила какую-то закорючку.

Так что лжесвидетельствовать ей не пришлось. Почти.

— Никогда не думал, что женщины — такие глупые! Ничего им не докажешь, никакой логики они не признают, а правду слушать не хотят! — возмущенный Ян бегал взад-вперед по пустой комнате, из которой недавно выехали Филатовы; Александра Павловна все не могла решиться сдать её домовому комитету: казалось, что хорошая, обеспеченная жизнь в доме мужа — расписались они на другой день после переезда — не может длиться вечно. А если не сегодня-завтра все рухнет? Куда она денется вдвоем с Танюшкой?

Когда-то давно Александра Павловна распахнула свою душу бессовестному игроку, который целый месяц поддерживал у юной жены иллюзию счастливой семейной жизни — на большее у него не хватило выдержки. А потом он принялся топить ассигнациями из приданого жены ненасытные печи казино.

Испуг женщины, оставшейся с новорожденной дочкой на руках без средств к существованию, как оказалось, помнился до сих пор и не давал ей спокойно предаваться нынешнему семейному счастью.

Танюшка страхов матери не знала, но влюбчивость и самозабвенность чувств почерпнула несомненно у нее. Впрочем, именно эта последняя черта проходила жесткую проверку: её возлюбленный возмущался и сокрушался по поводу поступка незнакомой ей женщины с пылом, который был так похож на любовный!

Мысль Тани металась в поисках выхода: устроить ему скандал, хлопнуть дверью или сделать вид, что её это ничуточки на интересует? Остановилась на последнем.

— Ты что это, меня не слушаешь? — наконец заметил и искренне удивился Ян. — Значит, я тут распинаюсь, рассказываю, что со мной случилось, а тебе все равно?

— Насколько я поняла, это случилось не с тобой.

— Не со мной, но с моей сестрой!

— Совсем недавно я слышала, будто ты — сирота.

— Сирота! И ближе её у меня никого нет! Когда я говорю "сестра", я имею в виду — как сестра.

"Вон как, ближе её никого нет!" — зло подумала Таня, но решила дотерпеть до конца.

— И что она такого сделала, эта твоя как сестра?

— Удрала с Черным Пашой!

У Тани будто гора с плеч свалилась. И она спросила почти равнодушно:

— Ты ничего прежде о нем не говорил. Кто это?

— Контрабандист, бандит, работорговец!

Таня тихонько вздохнула: как интересно живут некоторые люди! От одного слова "работорговец" её, например, бросает в дрожь. Словно подали вдруг голос ожившие страницы любимой книги. Ян же произносит эти слова походя, без трепета, без вкуса.

Конечно, ему не понять девушку, которая родилась и выросла в Москве, и все свои семнадцать лет прожила с мамой в одной и той же комнате, да и ту покинула лишь однажды: когда заболела брюшным тифом и карета "скорой помощи" отвезла её в больницу.

Сейчас Тане хотелось продлить время общения с Яном наедине — когда ещё представится возможность остаться им одним? Правда, в пустой комнате, где даже некуда присесть, долго не пообщаешься, потому Таня предложила:

— Давай постелим на полу старые газеты и сядем у печки. Так будет удобнее и слушать, и рассказывать.

Она, как и собиралась, села у печки, а Ян разместился напротив: ему хотелось видеть её лицо.

— Теперь можно не торопясь выслушать, что там случилось с твоей сестрой и кто такой Черный Паша, с которым она удрала. Как ты с ним познакомился?

— Хорошо, расскажу тебе все с самого начала. — он поджал под себя ноги, поерзал, устраиваясь и начал: — Мы шли с Марго по дороге и встретили циркачей…

Он осекся, недоверчиво вглядываясь в подчеркнуто спокойное лицо Тани, а она между тем с отчаянием думала: "Теперь ещё какая-то Марго!"

— Циркачи согласились нас подвезти. Правда, никому не дано заглянуть в свое будущее…

"Мне дано, — подумала Татьяна, — заглядывать в свое будущее, и я могу совершенно точно сказать: ты влюбишься в меня, Ян Поплавский, и будешь страдать от ревности точно так же, как я!"

— Налетели бандиты Черного Паши и забрали всех в плен.

— А как он выглядел, Черный Паша? — спросила Таня. Наверное, мужчину это интересовать не стало бы! Разве важно, каков он внешне?!

— А выглядел он надменным, самоуверенным, — нехотя сказал Ян, — весь в черном. Пашой его прозвали за то, что он туркам в гаремы сбывал русских женщин.

— Какой кошмар! — прошептала Таня, но голос её трепетал не столько от страха, сколько от необычности ситуации: работорговцы в двадцатом веке! Она думала, что такое было возможно лишь в древности! — Как же он ухитрился пробраться в Москву?!

— Приехал как все, наверное, — пожал плечами Ян. — Но надо же было так втереться в доверие, что его даже на работу в ОГПУ приняли! Светка в него влюбилась! Чего я ей только ни говорил, она все твердила: "Ну и что? Ну и пусть!"

— А ты сам в Светку не был влюблен? — как бы между прочим спросила его Таня.

— Я? В Светку? По мне, так она чересчур красива!

— Разве можно быть красивой чересчур? Никогда не слышала, что это повод для мужского безразличия.

— Наверно, я опять неточно выразился. Светлана всегда знала, что она красива и всегда старалась не прогадать. Потому она не просто жила, а как бы оглядывалась вокруг в поисках того, кто даст за её красоту повыше цену. Это не обязательно могли быть деньги — к деньгам она не была равнодушна, но и не считала их главными… Ее привлекал размах. Или возлюбленный должен был без памяти её любить, буквально не жалея для неё жизни. Или быть особо незаурядным. Или цель иметь повыше — вроде достать звезду с неба. Главное, чтобы не так, как у других женщин, а все — ради нее!

— А в тебе она ничего такого не нашла?

— Искала, но я не дался. И вообще, я к любви отношусь совсем по-другому. Я всегда знал, что свою девушку узнаю сразу: только загляну в её серые глаза! И не будет ни продавцов, ни покупателей, ни цены — будет общее бесценное чувство.

Таня покраснела, потому что в течение всей тирады Ян не сводил с неё глаз.

— Может, ты зря волнуешься о своей Светлане? Не маленькая, не пропадет.

— Не маленькая, — согласился он, — но как маленькая! ОГПУ её арестовало, так чего она, выйдя оттуда, удумала? Хочу, говорит уехать из ЭТОЙ страны! А разве у нас есть какая-то другая?

— Не волнуйся, может, она ещё и передумает.

— Как же, передумает! Утром чуть свет в общежитие заявилась, вещи Николая, покойного мужа, принесла. Мол, пригодятся. Сказала: прощай, не поминай лихом!

— Значит, она уехала? Что же ты вслед случившемуся злишься?

— Я сам не знаю, — вдруг успокоился он. — В глубине души я все-таки крестьянин. Всякая там ломка, перемена невыносимы для моего замшелого духа.

— Ну уж и замшелого! — хмыкнула Таня.

— А если честно, я просто к ней привык. Светка хоть и на год младше, а заботилась обо мне, будто старшая сестра. Даже когда замуж вышла, не переставала следить, чтобы у меня белье было чистое, чтобы я экзамены вовремя сдавал, чтобы не голодал…

Он настелил на полу газеты и переместился поближе к Тане, положив голову к ней на колени.

— Теперь, кроме тебя, у меня никого нет!

— А как же Алексей Алексеевич, — не выдержала справедливая Таня, — он же в тебе души не чает! И Виринея Егоровна только о тебе и говорит…

— А я, выходит, просто порядочный свинтус! — подвел итог Ян и положил её ладошку себе на глаза. — Говори, Танюша, говори все, что ты обо мне думаешь. Выдай мне, негодному.

Таня любовно оглядела его тонкое лицо: красивый парень! Но имей такого мужа, и всю жизнь будешь бояться, как бы не отбила какая-нибудь шустрая.

— А мне никто не нужен, кроме тебя!

Девушку кинуло в жар.

— Что? О чем ты говоришь?!

— Я прочел твои мысли, — проговорил он растерянно. — Как только положил твою руку себе на глаза, так и услышал… "всю жизнь будешь бояться, чтобы не отбила какая-нибудь шустрая".

Таня отдернула руку.

— Подожди! — он упруго сел. — Что же это получается? Рядом с тобой мои способности увеличиваются? А не попробовать ли нам вдвоем, например, солнцепоклонников увидеть? Вдруг удастся пробиться через их щит? Однажды у меня это получилось ночью. Может, по ночам они уязвимей? Давай попробуем завтра ночью их достать.

У Тани загорелись глаза, но она тут же опомнилась.

— Ночью — это, конечно, хорошо, только мама меня ни за что не отпустит.

— Ничего, выход всегда можно найти. Мы нашу идею Головину подбросим. Начальник он или нет? Вот и пусть договаривается с твоей мамой насчет ночного дежурства, объясняет наши с тобой попытки к духоборам прорваться с научной точки зрения…

На другое утро Головин явился на работу торжественно нарядный, сияющий и, ставя в стакан неизвестно откуда взявшуюся живую розу, объявил:

— Матильда родила сына! Два мальчишки — о чем ещё может мечтать счастливый отец?!

— Когда твоя жена хочет вернуться в Россию? — поинтересовался Ян.

Головин помрачнел.

— Никогда не хочет! Чтобы увидеть своих сыновей, мне теперь придется ездить в Германию!.. Бюргерша! — разозлился вдруг он. — Колбасница!

— Случайно ты имеешь в виду не ту хрупкую девушку, с которой я имел честь познакомиться в замке пана Бека?.. Тьфу, я хотел сказать, в замке, который украл у тебя Зигмунд Бек?

— Ту самую, — нехотя подтвердил Федор, отмахнувшись от уточнения. — Хочет, видите ли, чтобы мальчики росли добрыми, цивилизованными людьми. Могла бы полюбить Россию хоть из любви к мужу!