— Чего он хотел?

— Все того же. Выборы… Чтобы я не высовывалась… Нат, скажу прямо, — она чеканила слова, — я больше так не могу! Надоело потакать им! Я задыхаюсь! Когда был жив Сократ, меня ничто не волновало. Я только ставила свою подпись. И все.

В комнате воцарилась тишина. Нат опасалась, не напомнит ли имя Грека об их недавней ссоре. Пегги тогда пришла к ней злая, мертвенно бледная и обрушила на нее град упреков, считая, что подруга расстроила ее брак. В тот вечер они чуть было не стали врагами. Но Нат отвечала на оскорбления ледяным молчанием. И Пегги вскоре выдохлась. Потом они долго вдвоем обсуждали, кто же мог подложить такую свинью. Но это так и осталось тайной, несмотря на целую армию детективов, которым подруги поручили расследование.

— Со Скоттом тоже… — продолжала Пегги, догадавшись, о чем думала Нат.

— Скотт был поприжимистей.

— У него не было выбора. Ему приходилось платить мои долги. Но его отец, вот тот не считался с расходами! Знаешь, сколько он мне дал, чтобы я не подавала на развод перед президентскими выборами? Миллион долларов.

Тихо постучав, вошла Эмили с дымящимися чашками кофе на подносе. За пятьдесят долларов в неделю (плюс еда, жилье и одежда) она была обязана никогда не выбрасывать остатки обеда или ужина, затыкать початые бутылки, пока их не перельют в другую емкость, штопать порванные чулки хозяйки. В праздничные вечера они с Муди имели право доесть то, что оставалось от гостей. Сейчас Эмили хотелось только одного — скорее уйти отсюда и лечь спать.

— Я вам еще нужна?

— Да.

— Слушаюсь. Вам стоит только позвонить.

Пегги подождала, пока горничная выйдет, и затем бросилась к Нат.

— Я на мели, понимаешь? У меня нет ни гроша.

— Как так?

— Ты единственная, кому я могу признаться, а ты не веришь! Только ювелиру в Афинах я задолжала двести тысяч долларов. Кто это оплатит? Где я их возьму?

— Правда?

— Ну да! А мой гардероб?

— Как? Разве Гений не одевает тебя бесплатно?

— Не могу же я постоянно носить его модели. Последняя коллекция Аттилио просто ужасна! А сколько я должна в Риме и Париже!

Нат удивленно приподняла брови.

— И они смеют брать с тебя?

— Не все, конечно. Но некоторые — да.

— Ну и наглецы!

— Знаешь, на какие деньги я живу? На триста тысяч в год. Ты смогла бы?

— Нет.

— Представь, я тоже не могу.

— Да, это ужасно! Но почему бы тебе не обратиться к Балтиморам?

— Когда дело касается денег, они делают вид, что не понимают.

— Пригрози им, что напишешь мемуары.

— Мне еще дорога моя шкура.

— Ты шутишь? Они не посмеют.

— Я для них кобыла, которая произвела на свет будущих королей этой проклятой династии! Моя миссия окончена, и теперь я им мешаю… Вот если бы я ушла в монастырь, они были бы счастливы. И это еще не все. Меня очень беспокоит Чарлен. Я наняла сыщиков, чтобы проследили за ней.

— Боишься, что она спит с парнями?

— Нет, на этот предмет я спокойна. Слишком она нескладная. Кто на нее позарится? Ни фигуры, ни грации — как мешок!

— С возрастом изменится.

— Не думаю, она всегда была некрасивой. А тут узнаю, что она связалась с бандой молодых кретинов, мечтающих перестроить мир.

— Ей же еще восемнадцати нет.

— Боюсь, что она употребляет наркотики. Они все теперь курят. Девчонки, едва исполняется тринадцать лет, уже ходят с сигаретой в зубах! И с ней такое могло случиться.

Пегги закурила, нервно затянулась и тут же раздавила сигарету в пепельнице.

— Извини, Нат! Целый вечер тут плачусь. Но я не для этого тебя позвала. Знаешь, у меня возникла идея, как одновременно убить двух зайцев. Имеется в виду — поправить свое финансовое положение и отравить жизнь семейке первого мужа.

— И что же ты надумала? — спросила Нат.

— Выйду замуж.

— Но за кого?

— Еще не знаю. Рассчитываю на твою помощь. Картотека у тебя еще хранится?

— Конечно!

— Где она?

— В моем банке, в сейфе.

— Привези ее завтра утром. Я даю себе два месяца, чтобы стать миссис какой-то там… И ни дня больше!

* * *

Люси Мадден решила пойти немного отдохнуть. Три часа кряду Гордон и Грант допрашивали ее с такой дотошностью и профессионализмом, что ее первоначальные подозрения только укрепились: парни эти, конечно же, не журналисты. Похоже очень, что они работают на какую-то секретную организацию. И это надо выяснить. Итак, если подвести итог, ей известно, с кем она имеет дело. Они, судя по всему, тоже не дураки и вряд ли искренне верят в то, что им удалось ее провести. С грацией бегемота она плюхнулась на свое ложе, прогнувшееся под ее весом. В противоположность многим женщинам, Люси начала свой путь к славе не в кровати, а под кроватью. Этот необходимый в спальне предмет сыграл роль символа как в ее профессиональной карьере, так и в ее фантазиях. Что касается фантазий, то особым смыслом было преисполнено — «в кровати», ибо и в шестьдесят два года она оставалась девственницей и, считая себя чуть ли не мученицей, с горечью думала, что другого ей не дано. Сколько раз по ночам, несмотря на страх, Люси оставляла дверь в квартиру открытой в надежде, что кто-нибудь зайдет и изнасилует ее. Но годы шли, а ей так ни разу и не удалось покувыркаться с парнем «в кровати». Зато повезло в другом: однажды, спрятавшись «под кроватью», Люси получила возможность поприсутствовать при шалостях, так сказать, одной известной супружеской пары. Она сделала из этого свою первую статью, послужившую трамплином к ее будущей блистательной карьере.

Как давно это было — еще в тридцатые годы.

— Шлюха! Шлюха!

— Заткнись, маленький негодяй!

Так обращался к престарелой девственнице ее любимый попугай Артур. Он жил в спальне хозяйки и мог наблюдать ее в самые интимные моменты бытия. Слова, которые он выкрикивал, приводили ее в экстаз, поскольку в своем сексуальном развитии Люси не продвинулась дальше четырехлетнего возраста. Стоило Артуру обозвать ее шлюхой, как она безумно возбуждалась, отдавая тело в полную власть пьянящим, сумасшедшим грезам, которые завершались тем, чем должны были завершиться, хотя она и не позволяла себе прикосновений к эрогенным зонам. Нет, не совсем так. Она переворачивалась на живот и прерывистым голосом гудела: «Маленький негодяй!».

— Шлюха! Шлюха! — И Люси впадала в странный транс, сопровождавшийся неистовым трением живота о простыни.

Под предлогом работы над статьей о порнографии Люси частенько поручала своим секретаршам покупать ей непристойные журналы. Но в то же время она сгорала от стыда при одной только мысли, что могли подумать эти девчонки. Вдруг они догадаются, что журналы нужны ей лично?

Люси растерянно пожирала глазами страницу за страницей. Господи! Она и предположить не могла, что подобные позы существуют в действительности. Наконец, пресытившись до отвращения и вся дрожа, она снова начинала ворковать:

— Артур! Маленький негодяй!

— Шлюха! Шлюха!

Как всякая женщина, проповедующая феминизм, Люси презирала представительниц своего пола. Презирала потому, что походила на них, живя в неосознанном ожидании того, чем Творец — увы! — не одарил ее. Ненависть, которую она испытывала к мужчине-самцу, по силе была соизмерима лишь с подавляемым в себе желанием. В молодости раза два-три ей подворачивался случай, и она могла бы… если б захотела. Но позволить, чтобы в тебе видели только предмет вожделения? Нет, никогда! И Люси, сама того не заметив, стала просто предметом.

— Негодяй! Маленький негодяй!

— Грязная шлюха! — вяло прокричал попугай, занятый чисткой своего клювика.

Люси лежала, размышляя, не достать ли ей из сейфа «папку для журналов». До чаепития оставался час, и можно еще, пожалуй, успеть… Но зазвонил телефон. Это оказался Гений. Его она еще как-то терпела, потому что Аттилио боялся ее.

— Джованни! Я от тебя не отстану. Рассказывай немедленно, что мы, женщины, будем носить в этом сезоне?

Слушая объяснения Гения, она зажала трубку рукой и бросила Артуру:

— Негодяй!

— Шлюха!

— Я потрясена! — Эти слова были обращены уже к Аттилио. — Где вы только находите эти идеи?

Люси свободной рукой потянулась к лежащим на столике шоколадкам, загребла пятерней горсть и запихнула в рот. Не переставая жевать, она продолжала вставлять реплики:

— …неужели… вы не шутите?.. восхитительно…

И вдруг она поперхнулась, проглотив, не жуя, целую шоколадку.

— Но она же разорит вас! Вы с ума сошли!

В ответ Аттилио заговорил так быстро, что Люси не удавалось вставить ни слова. Наконец он замолк, и она сказала уже нормальным тоном:

— Секундочку, я помечу… Конечно же, буду!

Информация была из первых, как говорится, рук. Итак, через восемь дней Гений представит свою новую коллекцию под названием «Кибернетика». Но не это в его сообщении было главным. Ошеломляющей оказалась вторая новость: Аттилио нанял Вдову! Да еще пригласил эту дуру председательствовать на презентации коллекции!

— Шлюха! — пискнул попугай.

— Заткнись! — Хозяйку Артура теперь волновали другие проблемы.

Она немедленно напишет самую ядовитую за всю свою карьеру статью. По рукам от волнения прошла дрожь. Люси, чтоб попугай не отвлекал ее, набросила на клетку черный сатиновый чехол.

— Гаденыш!

Но Артур, несмотря на внезапно наступившую ночь, не сдавался и напоследок возмущенно выкрикнул слабеющим голоском:

— Грязная шлюха!

На это Люси со злорадным ликованием ответила:

— Это Пегги — шлюха, а не твоя мамочка!

Она ринулась к пишущей машинке и жестом пианистки распрямила пальцы. Вдова получит великолепный «подарок» — ведь статья выйдет в день презентации коллекции Аттилио.

Она перестанет быть Люси Мадден, если Пегги сумеет подняться после такого удара! Пальцы Люси легли на клавиши. Она колотила по ним с такой яростью, словно за каждой из букв скрывалось ненавистное лицо ее жертвы.

* * *

— Я не могу на тебя так смотреть… Не двигайся. Я сейчас сделаю то же самое.

Несколько лет назад Нат приобщила подругу к занятиям йогой. Пегги, не способная к какому бы то ни было творчеству, обладала тем не менее удивительным даром адаптации и имитации. Ей было в высшей степени безразлично, с какой целью люди всем этим занимаются, ее попросту задевало, что кто-то мог управлять своим телом лучше, чем она.

— Не торопись! — посоветовала Нат. — Потихоньку!

Вот уже добрых пять минут она стояла на голове. Это, по ее мнению, благотворно влияло на ее мозговое кровообращение. Подруги основательно устали, разбирая картотеку, собранную Нат. Карточки были заведены примерно на двести лиц мужского пола и очень напоминали полицейские досье. Почти каждый из упомянутых людей был довольно известен, и всех объединяли, независимо от возраста и национальности, размеры их состояния. В этом списке мог фигурировать только тот, кто владел капиталом не менее чем в сто миллионов долларов. Это, по грубым подсчетам, давало годовой доход в десять миллионов. Только на такие деньги можно прожить безбедно.

— Теперь все в порядке, я тебя вижу нормально. — Пегги тоже стояла на голове, и ощущение было таким, будто сила тяготения неожиданно стала действовать в обратном направлении. Голова, как ей казалось, упиралась в потолок, а ноги свободно раскачивались в пустоте в трех метрах от люстры, привинченной почему-то к полу.

Нат всегда жила на доходы своих настоящих и бывших мужей, как живут те, кто делает деньги на случке беговых лошадей. Ей понадобилось лет двадцать, чтобы собрать картотеку возможных претендентов в мужья. Зато теперь достаточно было одного взгляда на эти записи, которые уточнялись изо дня в день, чтобы точно знать, кого, где и как можно загарпунить. Мужчины в ее глазах были настолько глупы, что легко становились добычей умной женщины. Интуиция еще ни разу не подводила Нат, она всегда безошибочно выходила на того, кто обогатит ее и сделает вдовой. Из восьми ее очередных мужей четверо уже отправились в лучший мир — кто от старости или по болезни, кто от злоупотребления алкоголем, а кто и от чрезмерного тщеславия. Такое случилось, например, с Гэсом Бэмбилтом, который, будучи мертвецки пьяным, нырнул в бассейн на семьдесят втором этаже принадлежащего ему небоскреба.

— Еще кофе?

— Да.

Не меняя позы, Нат протянула руку и нажала спрятанную под ковриком кнопку. Тут же появился ее камердинер, которому пришлось согнуться в три погибели, чтобы посмотреть в лицо хозяйке.