Пьер Рей - Вдова

— Иди за мной!

От неожиданности Джереми чуть не подавился куском селедки, который он в эту минуту отправлял в рот, и, не успев его прожевать, уже оказался в черном лимузине с затемненными стеклами. Ничего еще толком не соображая, он тупо уставился в окно, стараясь справиться с этой проклятой селедкой, и увидел бежавшую по тротуару Лили с салфеткой в руке. Ее грудь подпрыгивала в такт движениям. Она орала так громко, что перекрывала уличный шум. Белиджан схватил его за лацкан пиджака.

— Очнись же, черт побери! Я знал, что это случится! Ты заплатил ей?

Джереми отрицательно покачал головой.

— Идиот! Из-за твоих штучек мы потеряем все! Прощай Белый дом и все остальное. Ты хоть знаешь, где она сейчас?

Не добившись ответа, Белиджан вне себя от злости рявкнул:

— Сидит в ресторане «Пьер».

— Ну и что? — пробормотал Джереми, которому удалось наконец проглотить недожеванный кусок.

— Как «что»? Догадайся, с кем?

— Откуда я знаю?

— Тогда скажи: кто наши самые многочисленные избиратели в Нью-Йорке?

— Евреи…

— Браво! А кто хочет стереть Израиль с лица земли?

— Арабы.

Джереми, понимая, что выглядит полным дураком, растерялся. Разозлившись на себя, на издевательские вопросы Белиджана, он готов был возмутиться, потребовать объяснений, но тот опередил его.

— Что ж, ты выиграл! Пегги в этот момент обедает со Слиманом Бен Слиманом! Она нас поимела! Понимаешь? Полудохлый старец на крайний случай — это мелочь по сравнению с тем, что нас ожидает. Этот араб, как тебе известно, финансирует и вооружает всех палестинских экстремистов! Ресторан уже штурмуют репортеры. Их там не менее двухсот. Теперь жди появления фотографий в вечерних выпусках. А комментарии! Нам — конец!

Джереми был так ошарашен услышанным, что не думая выпалил:

— И что ты собираешься делать?

— Ничего! Остается только пустить себе пулю в лоб. Но, разумеется, после того как я всажу в тебя не меньше двенадцати. Вот что я сделаю.

Он наклонился к шоферу и рявкнул:

— Пошевеливайся! Быстрее!

— Куда мы все-таки едем? — пробормотал Джереми.

Но Белиджан грубо оборвал его:

— У тебя с собой чековая книжка?

— Да.

— Выписывай чек на два миллиона на имя Пегги! Немедленно!

— Ты сошел с ума! У меня нет такой суммы в банке!

— Мне на это наплевать! — Белиджан гневным жестом откинул пюпитр из орехового дерева, встроенный в спинку переднего сиденья. — Пиши!

— Бели! Опомнись! Ты еще не все знаешь.

Лицо Белиджана окаменело.

— Не все? Как это — не все?

Джереми замолчал, потом, собравшись с духом, запинаясь произнес:

— Послушай… Мы с ней вчера вечером виделись. У нее были непредвиденные расходы…

— Сколько?

— Пятьсот тысяч долларов.

— Ого! Значит, ты ей должен два с половиной миллиона!

— Немного больше.

— А ну выкладывай все! Говори или я… я…

Белиджан был так разъярен, что с ходу не смог найти подходящей угрозы, и его слова повисли в воздухе. Джереми схватил его за руки, как бы умоляя выслушать.

— Она теперь требует три миллиона.

Белиджан схватился за голову, бессильно откинувшись на спинку сиденья.

Джереми выглянул. Машина подъезжала к ресторану.

— Видишь ли, — начал было он, но Белиджан вцепился в него и сильно встряхнул.

— Выписывай!

— Я тебе повторяю, что…

— Пиши, или я разобью твою дурацкую башку! И ради всех святых, не пропусти ни единого слова из того, что я сейчас скажу.

Он задыхался от гнева, и, когда говорил, из его ноздрей вырывался сиплый свист.

— Я попробую, постараюсь в последний раз — запомни: в последний раз! — спасти положение. Мы сейчас войдем в этот проклятый ресторан. Ты и я. Вместе. Пойдем прямо к их столику… Ты должен вести себя так, словно опоздал на эту встречу.

— Но у меня не запланирована встреча! — взбунтовался Джереми.

Белиджан посмотрел на него с нескрываемым презрением.

— Ты обнимешь Пегги как лучшую подругу. Поздороваешься с Бен Слиманом. Что-нибудь закажем. Своим присутствием мы превратим эту скандальную свиданку в политическое событие особой важности. Глава демократов берет на себя инициативу обсудить проблемы мирного урегулирования конфликта на Ближнем Востоке с лидером арабских сил, который прибыл в Нью-Йорк на встречу с Джереми Балтимором, политической надеждой страны. Усек, кретин? Это все я сейчас расскажу репортерам!

— Но Пегги… Она меня пошлет!

— Нет, идиот! Ибо, прижав ее к своей груди, ты незаметно сунешь этой мерзавке чек. Выписывай живее! И — вперед!

— Бели! Ты прекрасно знаешь, что мама…

— Плевал я на твою маму!

— Банк…

— Дерьмо твой банк! Дом еще принадлежит тебе?

— Но…

— Сколько он стоит?

— Семь… восемь миллионов.

— Заложи его! Выкручивайся как хочешь, но подпиши! Быстро, они уже здесь.

Джереми торопливо поставил подпись. Распахнулась дверца. Белиджан и он вышли навстречу окружившим лимузин репортерам с торжественно-сосредоточенными лицами, как и подобает государственным мужам, вершителям международной политики. Отпуская на ходу шуточки, Белиджан двинулся вслед за Джереми к столику Пегги. Она встретила непрошенных визитеров так естественно, словно ждала их со дня своего появления на свет. Джереми заключил ее в объятия, прижал к себе и сунул ей в руку чек. Пальцы Пегги хищно сжались, скрывая вожделенную бумагу от посторонних глаз. На ухо она ему едва слышно шепнула:

— Три?

Подставляя ей для поцелуя щеку, Джереми так же тихо ответил:

— Три.

Только тогда Пегги представила прибывших ошарашенному Бен Слиману, который изо всех сил старался казаться невозмутимым.

— Что происходит? — Пегги и сама была удивлена. — Ничего не понимаю, — тихо прошептала она ему.

На лице Слимана Бен Слимана застыла дежурная улыбка, а Белиджан, бросив пару ничего не значащих фраз, поднялся, увлекая репортеров в другой конец зала и на ходу отвечая на вопросы, которые сыпались со всех сторон. Джереми, продолжая игру, наполнил бокалы шампанским и провозгласил тост:

— За вас… За арабский мир!

Но Бен Слиман не сделал и движения.

— Я не употребляю спиртного, — холодно отказался он.

Гирлянды, стоики с закусками, цветы, оркестранты и певцы, сменяющие друг друга, нацеленные на огромное электронное табло телевизионные камеры — так выглядел в ночь с 1 на 2 ноября громадный бальный зал отеля «Уолдорф», где собрались не менее двух тысяч приглашенных, чтобы напрямую принять участие в выборах нового президента. Сюда поступали данные из всех штатов, и комментаторы, поднимаясь на подиум, здесь же давали оценку результатам голосования. Демократы не набрали и половины необходимых для победы голосов.

Имя человека, которого консерваторы назвали единственным кандидатом, стало известно 18 августа. А в сентябре он и лидер демократов Джонни О'Брейн начали изнурительное предвыборное турне по стране. Марширующие в военной форме девицы, сотни встреч, тысячи рукопожатий не оставили бы, наверное, никаких воспоминаний, если бы не вкус пыли, не покрасневшие от недосыпания глаза.

— Кто хочет обнять будущего президента? — Крупный подвыпивший мужчина лет пятидесяти в куртке цвета зеленого яблока схватил высокого молодого человека за руку и поднял ее. А тот, смущенно улыбаясь, пытался освободиться.

— Майкл Балтимор! — орал толстяк.

Большинству поддерживающих демократов избирателей странная кандидатура Джонни О'Брейна казалась всего-навсего недоразумением, свои надежды они связывали с кланом Балтиморов, с именами двух молодых отпрысков этого рода — Майклом и Кристофером, которым с рождения было уготовано судьбой вести дела государства.

Майкл пробрался к брату, окруженному толпой почитателей, наперебой втолковывающих ему, какой линии поведения держаться, как только он окажется в Белом доме.

— Крис!

Высокие, голубоглазые, стройные, братья были поразительно похожи друг на друга. Утонченность их внешнего облика, безукоризненность манер, уверенность в себе — все это они получили в наследство от трех поколений клана. К этому следовало добавить и балтиморовские миллиарды. Валяйся они в лохмотьях на свалке мертвецки пьяными, любой таксист обошелся бы с ними в высшей степени предупредительно и отвез бы прямиком в «Риц», не спрашивая адреса. Такие парни могли жить только в таком месте.

— Где мама?

— Не знаю. Потерялась.

— А Чарлен?

— Не видел.

— Посмотри, кто идет!

Худой и угрюмый мужчина горящими глазами окинул юношей.

— Джованни! Как дела?

— Плохо. Ваша мама меня покидает.

Иронически-сочувственная усмешка тронула губы Майкла.

— А что это меняет? Она, похоже, не так уж часто появлялась у вас.

Джованни Аттилио подавил улыбку.

— Честно говоря, всего трижды за десять месяцев.

Он меланхолически кивнул братьям и удалился вышагивая, как аист. Но тут перед ним вырос взволнованный Аморе Додино.

— Ты уже знаешь?

— Что?

— Ну, о Пегги.

— Что с ней?

Додино, как обычно, лишь только становился хранителем какой-нибудь тайны, смаковал эту новость на губах.

— Она выходит замуж!

— Вот как?

— Да! А знаешь за кого? — он наклонился к Аттилио и возбужденно прошептал ему на ухо имя очередного претендента на руку Вдовы. Модельер дернулся так, словно его укусил скорпион.

— Не может быть!

— Вот. Даже ты потрясен. А представляешь, какой шум поднимет пресса! Хм… галстучек у тебя очень даже неплох. Твоя модель?

Но тут Аморе увидел, что Аттилио больше его не слушает. Его неподвижный, горящий взгляд был устремлен на нечто находившееся за спиной Додино. Тот резко обернулся и протестующе воскликнул:

— Нет, нет! Я первым его увидел! Это нечестно с твоей стороны.

Предметом, так заинтересовавшим обоих приятелей, оказался парень с потрясающей мускулатурой, который изображал статую атлета на фоне темно-красного полотнища. С минуту Аттилио молчал, стараясь унять биение сердца, потом сказал примирительно:

— Хорошо. Но после… после приведи его ко мне. Обещаешь? Я хотел бы его одеть!

— Одеть?! — В тоне Аморе прозвучала едва уловимая ирония.

Он кивнул, соглашаясь на просьбу Джованни, и торопливо зашагал по направлению к «статуе». Покинутый всеми, Аттилио стал угрюмо проталкиваться к подиуму, рассекая толпу. В проходе, образованном охраной, появилась старая дама в длинном белом платье. Она держалась очень прямо, гордо подняв голову. Публика, расступившаяся перед ней, стала скандировать:

— Вирджиния, фото! Вирджиния, фото!

В одно мгновение Пегги оказалась рядом с Вирджинией Балтимор, к ней пристроился Джереми, обнимая за плечи Майкла и Кристофера. Пегги, продолжая улыбаться, еле слышно скомандовала Майклу:

— Найди сестру! Быстро!

Тот растворился в бурлящей толпе, направляясь туда, где видел Чарлен час назад. Он нашел сестру на том же месте. Возле нее вертелся какой-то репортер в очках, а она со скучающим видом отвечала на его вопросы.

— Лон! Торопись! Фото для потомков!

Он взял ее за руку. Лон не хотелось идти, но она позволила себя увести.

— Улыбнись! — приказала Пегги, чьи губы не переставали улыбаться.

Лон послушно приподняла уголки рта.

— Потрясающе! — выкрикивали со всех сторон суетящиеся фоторепортеры. Эта непринужденно расположившаяся группа казалась идеальным воплощением успеха, солидарности, радости жизни. Одной рукой Джереми нежно прижимал к себе мать, другая с такой же любовью обнимала плечи Пегги. А сияющая Вдова в свою очередь приобняла сыновей. Чарлен, которая не знала, куда ей пристроиться, стала позади матери, и на фотографиях, появившихся в газетах на следующий день, были видны лишь кончик ее носа, прямая линия бровей и каштановая шевелюра.

— Балтимор! Балтимор! — скандировала толпа.

На подиуме ведущей вдруг закричал:

— Дамы! Господа! Прошу вас! Мы только что получили последний голос! Голос Вирджинии!

В зале воцарилось молчание.

— Я уполномочен объявить вам имя нового президента Соединенных Штатов!..

Соцветие Балтиморов неподвижно застыло, но их руки непроизвольно разомкнулись.

Вирджиния, стоя с непроницаемым видом, неслышно пробормотала самой себе:

— В любом случае, тот или другой — все равно дурак!