— Мы сейчас полетим. Хочешь полететь? — улыбаюсь я, торопливо шагая вверх по невысокому трапу. Дамир качает головой. Голубая шапка с помпоном съезжает ему ну лоб. Тайком озираюсь по сторонам. С ужасом понимаю, что бежать мне некуда, а медлить больше нельзя. Высокая фигура Алана скрывается в салоне самолета, и я шагаю следом за ним, опасаясь, что нас с сыном вновь разлучат в наказание за мою строптивость. Брат Гурама располагается в ближайшем к выходу кресле, в окружении охраны. Я же, напротив, прохожу в хвост. Признаться, мне уже все равно, куда мы летим. Я истощена, а боль в голове становится такой сильной, что я начинаю опасаться, как бы у меня не было сотрясения. Пристегиваю себя и Дамира, который, конечно же, пожелал сесть у окна, и, закрыв глаза, откидываю голову на подголовник. Я держусь только из-за сына. Он все, что у меня осталось. И единственное, что имеет смысл. Снова сжимаю в ладони его маленькую, но такую, знаете, по-мужски скроенную руку и повторяю, как мантру: Все будет хорошо. Тимур спасет нас. Иначе просто не может быть.


Тимур…


Самолет выезжает на взлетную полосу и, разогнавшись, взмывает ввысь, а я снова мысленно возвращаюсь в прошлое.


Вода бьет по плечам и стекает вниз по груди, которая стала непривычно чувствительной. Каждый вдох дается с трудом. Я зажата между стеной и телом вздрагивающего на мне мужчины. Но даже если я задохнусь — ни за что не отстранюсь от него первой. Пока он изливается глубоко-глубоко во мне. Сжимаю его сильней. Плывите-плывите, сперматозоиды… Если бы это было возможно, я бы и в позу березки встала, говорят, так шансы забеременеть увеличиваются. Только вряд ли мои упражнения остались бы незамеченными Белым, так что… Я просто замерла мышкой и не шевелюсь.


Тимур выскальзывает из меня спустя несколько долгих минут. Но отстраняться полностью не спешит. Ведет губами по подрагивающему плечу. Прихватывает кожу и, с силой сжав ладонью мою ягодицу, пальцами второй руки опять толкается внутрь. А вот это точно лишнее… Отстраняюсь.


— Что такое?


— Мне нужно идти, — выхожу из душа, хватаю полотенце и заворачиваюсь в него, забыв промокнуть волосы.


— Да брось. Давай сходим куда-нибудь поужинать.


— Кажется, я говорила, что не заинтересована в отношениях. Ужин… это что-то из этой области, нет? — торопливо натягиваю спортивный лифчик, тянусь за трусиками. Тимур наблюдает за мной, прищурившись.


— Я предлагаю просто поесть.


— Я не могу, — оглядываюсь по сторонам — ничего ли не забыла, накидываю мастерку и подхватываю сумку, в которую небрежно смахнула все свое барахло.


— Хочешь просто трахаться?


Замираю. Поднимаю взгляд. Я не могу отрицать того, что с Тимуром это все намного приятнее, чем я того бы хотела. И потому меня охватывает чувство вины. Вины перед мужем. А еще… разочарования. В голове звучит немного задушенный голос тренера: «Ты жене хочешь пропустить чемпионат, м-м-м, Олеся?». Каждый раз, когда я испытываю к мужчине что-то большее, чем ничего, этот голос из прошлого, будь он проклят, гасит зарождающийся огонек желания, не давая ему перерасти в пожар.


— Разве это я пришла к тебе?


— Нет. Я пришел сам. Но и ты была совершенно не против.


Не была. А должна была. Я ведь уже решила, что Тимур Белый — не тот человек, которого можно использовать. Так какого хрена я позволила ему… себе… то, что случилось?


Желание стать матерью делает меня безумной. Других объяснений этому я не нахожу.


— На этом и остановимся, — веду плечами и выхожу прочь из душевой.


В тот день я возвращаюсь домой в растрепанных чувствах. Гурам весь вечер ходит недовольный тем, что мне пришлось задержаться, а у меня нет сил на извинения. Я ложусь в кровать и, поджав к груди ноги, тихонько плачу. Плачу по той девочке, что во мне умерла… Обычно я стараюсь об этом не думать. Не трогать то, что, если не тревожить, и не болит.


Я лишилась невинности со старшим тренером юниорской сборной по биатлону. Технически происходящее не было изнасилованием. Кирилл Викторович Плетнев сделал все, чтобы я пришла к нему сама и по доброй воле. Он внушил мне, что это правильно. И ничего такого в том нет. Я ведь не хочу вылететь из сборной, правда? Я не хотела… И он использовал мой страх по полной. Однажды я попыталась поговорить об этом с матерью, но она… она просто не поверила мне. В прошлом спортсменка, она хотела, чтобы я достигла тех высот, что самой ей оказались не по плечу. Мои медали были для нее важнее, кажется, даже меня самой. Мне помог лишь Гурам. Но к моменту нашей встречи с мужем во мне уже что-то безнадежно сломалось.


В следующий раз мы с Тимуром встречаемся на парковке. Я как раз пытаюсь извлечь из багажника такси баулы с выстиранными и отпаренными гамаками, когда он возникает у меня за спиной.


— Нужна помощь?


У него необычайно красивый завораживающий голос. Низкий и глубокий, с иногда пробивающейся хрипотцой. Я стараюсь не думать о нем, и у меня получается. Но когда он так близко, что облачка пара, вырывающиеся у него изо рта, обжигают мое лицо, я… реагирую.


— Нет, я справлюсь.


А ему плевать на то, что я там говорю. Он делает шаг вперед, заставляя меня отступить, и резким сильным движением выуживает из багажника такси сначала один узел, а затем и второй.


— Ну, и как ты собиралась это донести сама?


Мне хочется сказать, что это не его дело. Почему-то после его слов мне опять становится себя жалко. И это не дело! У меня все хорошо… Я справлюсь. Я всегда справлялась.


— Как делала это уже много раз.


— Отойди…


Баулы не такие уж и тяжелые. Просто объемные. И нести их не очень удобно. Нет… он правда решил мне помочь? Сам? В этом… этом костюме и пальто от… я не знаю, от кого, совершенно не разбираюсь в этом. Просто по тому, как на нем сидят эти вещи, нетрудно догадаться об их цене.


Богатый мальчик решил поиграть в джентльмена?


Семеню за ним следом. На парковке еще темно. Я специально приехала пораньше, чтобы подвесить чистые гамаки на крепления к началу первой десятичасовой тренировки. Сейчас шесть утра. Что он здесь делает в такую рань? А главное, как можно в это раннее время выглядеть так… так фантастически?


— Погоди! Куда ты идешь? Лифты там!


— И здесь тоже. Так будет быстрее.


Нам наперерез из сторожки охранника выбегает парень:


— Тимур Булатыч, помочь?


— Справимся, — отмахивается Тимур. Прикладывает что-то вроде ключ-карты к месту, где должна была бы находиться кнопка вызова лифта, и спустя какую-то секунду двери расходятся.


— Зачем тебе отдельный лифт? — прохожу за ним следом в шикарную кабину. Что ни говори, а те деньги, что я плачу за аренду зала именно в этом бизнес-центре, стоят того.


— Из соображений безопасности. У меня охранное предприятие и… Словом, бывают нюансы.


Киваю, будто бы мне все понятно, и перевожу взгляд выше. На экран, ведущий счет остающимся позади этажам. Я стараюсь не дышать, потому что в кабине лифта аромат парфюма и тестостерона, исходящий от Белого, становится таким плотным, что от него ведет, как от забористой дури. Не то, чтобы он переборщил с духами, нет… Я не знаю, как это объяснить. Еще немного, и я не выдержу. Просто не выдержу… Лифт дзынькает и плавно останавливается. Я первая выскакиваю в коридор и глубоко-глубоко вдыхаю, неживой, отфильтрованный новенькой системой вентиляции воздух офисного помещения. Так лучше.


— Сейчас налево и прямо.


— Я сама…


— Олесь, успокойся. Я просто помогу тебе с этими гребаными баулами. Это так много?!


Замираю посреди коридора, безвольно опустив руки. Много ли это? Наверное, да. Если, как я, привык рассчитывать лишь на себя. Это так много, что еще чуть-чуть, и я заплачу. От такой, казалось бы, мелочи.


В какой-то момент самолет начинает трясти, и я выныриваю из пучины воспоминаний. Дамир спит, утомленный событиями этого дня, и ему не приходится волноваться, что этот чертов кукурузник рухнет прямо посреди гор, над которыми мы летим. К счастью, все обходится без приключений. Мы начинаем снижаться и на этот раз довольно мягко садимся в самом настоящем аэропорту. Провинциальном, но для нас это ничего не меняет. Это — территория Алана Авдалова. И я не хочу думать, как надолго я здесь застряла.


Глава 11

Олеся


Мы прилетаем из зимы в весну. В самое ее начало. В момент, когда она только-только вступила в права и еще не успела укрыть своим пестрым ковром, оголенную землю. Еще некрасиво… Еще не цветут сады и травы, да и в воздухе пахнет отнюдь не весной, а стылой сырой землей. Солнце уже припекает, но ветер такой промозглый, что я невольно ежусь и торопливо натягиваю на голову капюшон.


— Куда мы сейчас?


Алан игнорирует мой вопрос и взмахом руки велит мне отдать ему спящего сына. Отчаянно трясу головой. Его лицо становится жестче.


— Ты поедешь с Мирзой за нами.


— Послушай, я хочу быть с моим сыном…


— Ты либо отдашь мне Дамира по доброй воле, либо я его заберу, и не факт, что твоя истерика его не испугает.


— Он просто ребенок, которому нужна мама! Он совсем малыш… — мои скрюченные пальцы цепляются за голубую куртку спящего сына, но когда Алан забирает того из моих рук, я послушно их разжимаю. Этот ублюдок прав. Не хочу, чтобы Дамир испугался. Закусываю до крови губу, чтобы не закричать, и провожаю взглядом удаляющуюся фигуру мужчины… Это самое ужасное, что со мной когда-либо происходило. А сколько таких моментов у меня впереди? Я не могу об этом думать — иначе просто сойду с ума. И я не буду об этом думать! Злым резким движением вытираю набежавшие на глаза слезы. Меня так просто не сломить. Я так просто не сдамся…


— Садись в машину!


Сажусь. Может быть, у меня начинается стокгольмский синдром, но из всех мужчин, которых я видела рядом с Аланом, Мирза кажется мне наиболее адекватным. И… человечным, что ли?


— В этом же нет никакой необходимости, так? Он просто меня наказывает?


Мирза не подтверждает мои слова. Но и не опровергает их. Просто закрывает за мной дверь и взглядом велит заткнуться. Не повиноваться я не могу. Потому что машина, в которой находится мой сын, трогается. Нашариваю ремень безопасности и без напоминания пристегиваюсь.


— Так бы и сразу, — довольно кивает Мирза и протягивает мне огромные солнцезащитные очки.


— Зачем?


Он стучит пальцем по зеркалу. Я приподнимаюсь и замираю, вглядываясь в свое отражение. Красотка. Разбитый нос опух, а под глазами образовалось два симметричных наливающихся багрянцем фингала. Послушно натягиваю на нос очки и отворачиваюсь к дороге. Я так пристально слежу за огнями мчащейся впереди машины, словно от этого зависит вся моя жизнь, но, признаться, с каждым километром пути оставлять глаза открытыми мне дается все тяжелее. Пульсирующая боль в голове изматывает.


— Долго нам ехать?


К удивлению, Мирза отвечает:


— Нет. Еще с полчаса.


— А там что? Мне вернут сына?


— Ты будешь жить на женской половине. Дамир — на мужской. Но вы сможете встречаться, если…


— Если я буду хорошо себя вести.


— Вот именно.


Киваю. И все же закрываю глаза. Мне не нужно… действительно не нужно об этом думать. Я пытаюсь сосредоточиться на чем-то хорошем, и предательница-память вновь возвращает меня к Тимуру…


Я открываю дверь в студию своим ключом и нашариваю ладонью выключатель на стене. Пальцы дрожат, и тот находится не сразу. Я не успела здесь ничего толком поменять, украсить помещение, как планировала, поэтому оно выглядит по-прежнему неуютно. Тимур сгружает тюки у стены, проходит в центр зала и внимательно осматривается, будто видит здесь все в первый раз.


— Спасибо за помощь, — бормочу я и с намеком кошусь на брошенные им баулы. — Боюсь, мне нужно работать…


Тимур несколько секунд просто, не мигая, на меня смотрит. А потом небрежным движением плеч снимает с себя свое шикарное пальто, за ним следует пиджак, а когда черед доходит до запонок с ониксами, я не выдерживаю:


— Ты меня слышишь?! Мне нужно работать! Мне сейчас не до… не до…


— Не до чего? — вздергивает он черную бровь. И да. Я большая девочка. Но что-то не дает мне произнести то самое слово. Словно оно добавит ненужной пошлости всему тому, что происходит между нами.


— Ты знаешь, — шепчу я и отвожу взгляд.


— А ты вообще можешь думать о чем-нибудь, кроме секса? Эта стремянка надежная?


Какая стремянка? Чего он хочет? Что вообще происходит?


— Олесь! — одергивает меня Тимур, подворачивая уже второй рукав рубашки. Залипаю на его сильных смуглых предплечьях, перевитых жгутами вен.