Я уже говорил, что он похож на меня?


Мой сын.


Повторяю его имя про себя снова и снова. Перекатываю на языке, как дорогое вино, в попытке распробовать весь его букет, каждую тонкую нотку…


Запрокидываю голову к потолку, с шумом выдыхаю. И, как последний мазохист, снова открываю альбом. Вот Дамир еще даже не держит головку. А вот — уже лежит на животе и широко улыбается в камеру. Тянется за погремушкой, сидит на горшке… Делает первый неуверенный шаг, нахмурив темные брови и неуклюже балансируя в воздухе руками.


Она отняла у меня все это.


И я не знаю, как… Но она за это заплатит.


Перед глазами темнеет. Я захлопываю альбом и, накренившись набок, скрючиваюсь на детской кровати. Мне кажется, на простынях еще сохранился запах ребенка, и я не могу им надышаться. Как зверь, который по аромату способен отличить своего детеныша от чужого.


Хотя я знаю… Я знаю, что это мой сын. Результаты ДНК-текста хранятся в плотном белом конверте у меня на столе. Я сделал этот тест для себя. Чтобы окончательно прояснить ситуацию и исключить тот вариант, что соседка Олеси ошиблась. Они не имеют какой-либо юридической силы, в суд с ними не пойдешь. Да я и не собираюсь.


Мой суд уже состоялся. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.


Виновна.


Я никогда не знал, что если сердце бьется, то сразу вдребезги. В мелкое кровавое крошево, хрустящее под ногами.


А теперь знаю. Она объяснила на пальцах.


Зажмуриваюсь, чтобы отогнать опять нахлынувшие воспоминания, но ничего не получается. Я снова там… В прошлом. Том прошлом, которое, сколько ни пытайся — забыть теперь не получится. У моего прошлого есть продолжение. И у меня есть продолжение тоже…


После завтрака в кофейне я опять пропадаю. Усилием воли заставляю себя отстраниться и не донимать Олесю дня три или четыре… Мне нужно это время, чтобы понять, что происходит. Определенно это все выходит за рамки моего прежнего опыта. То, как меня к ней тянет. То, насколько сильно мне хочется ее разгадать. Мне достаточно просто дать команду, нажать пару кнопок в компьютере — и я узнаю все ее тайны. Но впервые… впервые за всю свою жизнь я не тороплюсь это делать. Так не интересно. Я так не хочу. Мне нужно чтобы она сама мне обо всем рассказала. Хочу проникнуть к ней в голову, в мысли… хочу стать их главной частью. Потому что мне мало обладания телом. Впервые я хочу большего. Это невозможно объяснить. Это абсолютно иррационально. На уровне интуиции, чувств, химии и биологи… И, конечно, я понимаю, к чему идет дело. И мало того, смиренно принимаю то, что однажды должно было случиться. Но торопить события не спешу.


Торопись медленно… Вот, чему меня учил отец всю мою жизнь.


В следующий раз я иду к Олесе в четверг. Занятие у нее в студии только закончилось, и мне приходится даже немного подождать, пока все уйдут. Нам ни к чему свидетели, хотя я ничего такого и не планирую. Просто не хочу, чтобы она на кого-нибудь отвлекалась. Как оказалось, я — очень жадный парень.


Когда за мной закрывается дверь, Олеся резко оборачивается. Малярная кисточка я ее руке безвольно повисает вдоль тела, пачкая ее старые джинсы.


— Что ты здесь делаешь? — нервничает она. Снова нервничает, а ведь я думал, что это все в прошлом. С ответом не тороплюсь. Окидываю взглядом стены, внешний вид которых претерпел немалых изменений с тех пор, как я здесь был в последний раз.


— Это ты рисовала? — интересуюсь вместо того, чтобы ответить на ее вопрос.


— Да, но…


— Ты нарушила третий пункт девятого раздела договора.


— Ч-что? — Олеся облизывает губы и опускает кисточку на специальный поддон для краски.


— Девятый пункт нашего договора гласит, что без согласования с арендодателем арендатор не вправе вносить изменения в дизайн помещения.


— Серьезно?


— Угу. Там даже штраф за это предусмотрен, — улыбаюсь я. — А это что?


— Это табличка… Я планировала присверлить ее на дверь. Это… можно сделать без согласия с арендодателем? — выпускает коготки Олеся.


— Тебе вообще многое можно. Просто попроси…


Подхожу вплотную. Беру ее руку, испачканную краской, веду пальцем вверх, а сам наклоняюсь еще ниже и вдыхаю полными легкими пряный аромат ее тела, разгоряченного тренировкой.


— Не надо. Я ужасно грязная… и вообще.


— Грязная, говоришь? — веду носом по нежной коже на шее. Не знаю, в каком месте она грязная, мне все нравится. Очень. Так бы и съел. — Мы можем сходить в душ. Помнится, там было весело.


Олеся ежится, на ее коже появляются мурашки, и я завороженно наблюдаю за ними в режиме онлайн.


— Послушай, может, тебе кажется, что я сплю и вижу, когда ты почтишь меня своим присутствием, но на самом деле мне нужно закончить с этим всем, — все сильнее нервничая, Олеся обводит рукой, банки с краской, таблички и всякое барахло типа кистей и шпателей, разложенное по полу. Я тоже опускаю взгляд. Несколько секунд разглядываю раскинувшееся у ног безобразие и, немного поразмыслив, киваю:


— Без вопросов. Закончим. Но потом ты составишь мне компанию в бассейне. Ты хорошо плаваешь?


— Неплохо. Но в этой дисциплине вряд ли составлю тебе достойную конкуренцию. Ты же этого хочешь? Опять с кем-то посоревноваться?


— А ты хороший спортсмен?


— Некоторые считали, что да.


— Так почему же ты ушла из профессионального спорта?


Я почти уверен, что она промолчит. Но Олеся меня удивляет. Она пожимает плечами и замечает негромко, вновь наклоняясь за кисточкой:


— Не выдержала гонки. Сломалась. На самом деле было озвучено довольно много версий.


— А как все было на самом деле?


Олеся окунает кисточку в краску и широкими мазками начинает прорисовывать перья на крыльях, эскиз которых набросан на стене зала карандашом:


— Да так и было в принципе.


— Ты жалеешь?


— О том, что ушла? Нет. Скорее о том, что вообще этим всем занималась. У меня и детства-то не было нормального. Юности… С мальчиками, и теми не встречалась, — улыбается грустно она.


— Так ты теперь вроде как наверстываешь?


— Думай, как хочешь. Я не стану тебя переубеждать.


Кто ж знал, что все намного… Намного хуже? Уж точно не я. Иначе после, повесив эту гребаную табличку и не закончив с рисованием крыльев, ни за что бы не разложил ее прямо там. На сложенных в стопку ковриках для йоги. И не оттрахал бы до звезд перед глазами.


Я что-то себе придумал. Что-то, намного большее того, чем это было на самом деле. И я ошибся. Глобально ошибся. В ней. В себе. В мотивах происходящего.


Встаю с кровати-болида. Забираю альбомы. Уже завтра я увижу своего сына живьем. Загляну ему в глаза, так похожие на мои собственные, и, как взрослому, пожму ему руку. Но кроме этого я увижу и его мать. Именно поэтому я здесь. Чтобы лишний раз напомнить себе о том, что она со мной сделала. И не забыть. Хотя такое, наверное, забыть вряд ли получится. Потому что уже завтра я вместе с сыном получу и её. Ту, которую ненавижу.


Выскальзываю из квартиры так же незаметно, как в нее и вошел. Сажусь в машину, еду по никогда не спящему городу. Руслан звонит в момент, когда я притормаживаю на светофоре.


— Когда выдвигаемся? — напряженно интересуется он.


— Ты — никогда, Рус. План поменялся.


— Какого хрена? — интересуется старший.


— Я просто заберу ее, как ты и сказал.


— А потом?!


— А потом и созвонимся.


Глава 13

Олеся


Не знаю, с чего я взяла, что Тимур нас спасет. Хотя нет, тут как раз все понятно… Я была уверена, что он ни за что не бросит в беде своего ребенка. И наверняка бы так все и было. Если бы я нашла в себе смелость во всем ему признаться до того, как потеряла эту возможность. А теперь поздно… И только я одна в том виновата! Осознавать это мучительно больно. И страшно. Ведь чем дольше мы остаемся здесь, среди высоких бескрайних гор, тем меньше я верю, что нам хоть кто-то поможет. Наверное, так только в дурацких фильмах бывает. А в жизни… В жизни приходится рассчитывать лишь на себя.


В приоткрытую форточку с улицы доносятся голоса. У моей комнаты не слишком удачное расположение, и двор просматривается лишь под углом. Чтобы разглядеть, по какому поводу шум, мне приходится прижаться носом к стеклу, но и в таком положении видно не слишком много.


— Что тебя там так заинтересовало?


Вздрагиваю. Оборачиваюсь к Зарине.


— Алан куда-то уезжает?


— У него возникли дела… Но не переживай, к вашей свадьбе он точно вернется.


Вернется… А лучше бы не возвращался! Лучше бы его водитель не справился с управлением на скользкой горной дороге, и они упалив ущелье…


— И долго его не будет?


— День. Или два. Алан — очень занятой мужчина. Большой, уважаемый в этих краях человек. Ты должна ценить то, что тебе достался такой завидный жених.


Молчу, потому что спорить с Зариной бесполезно. Это я уже поняла. Она целиком и полностью на стороне сына. И глупо ожидать чего-то другого от женщины, воспитанной в этих традициях. Хорошо уже то, что она добра ко мне, чего не скажешь об остальных обитателях дома.


— Да… Наверное.


— Он будет отличным отцом Дамиру.


А вот в этом у меня тоже большие сомнения. Алан вообще не имеет представления о воспитании детей. Все, что он может — так это сломать ему психику. Чтобы не допустить этого, мне нужно придумать хоть какое-нибудь подобие плана и без оглядки бежать. Но, сколько я ни стараюсь, ничего толкового на ум не приходит. Мы же посреди чертовых гор! У меня нет машины, нет документов и нет абсолютно никаких навыков выживания в экстремальных условиях на случай, если нам придется скрываться.


Паника захлестывает, и с каждой минутой мне все тяжелее с нею бороться.


— Эй! Ты куда?


— К Дамиру. Он скоро проснется, и мы планировали погулять с ним у реки, пока не стемнело.


— Мирза приглянет за вами.


Вымучено улыбаюсь и выхожу из комнаты. Мне так хочется побыть в тишине, наедине с собственными мыслями, но с тех пор, как нас с сыном похитили, я каждый раз ощущаю чье-то присутствие рядом.


Когда я захожу к Дамиру, он уже не спит. Болтает о чем-то с Мирзой и весело подхихикивает.


— Мама, мама, а у Мирзы есть лошадка!


Обычно Дамир ведет себя очень сдержано. Его неприкрытый детский восторг заставляет меня улыбнуться. Кошусь на Мирзу.


— Фантастика! Может быть, он тебя на ней когда-нибудь прокатит.


— Правда? — маленький ротик недоверчиво округляется. Мирза пожимает плечами, не спуская с меня внимательных умных глаз. Наверное, он понимает, что я что-то затеяла, но никак не может определить, что именно.


- С этим какие-то проблемы? — вскидываю бровь. Мирза усмехается в бороду и качает головой:


— Да нет. Никаких проблем. Если мальчишке понравится — я оседлаю коня.


Поверить не могу! Неужели мы останемся в доме одни? Похоже на то. Остальная охрана уехала вместе с Аланом… Меня охватывает волнение, которое я не знаю, как обуздать. И будто почувствовав его, мой надзиратель останавливается уже у самого выхода из комнаты и бросает на меня еще один пристальный взгляд через плечо.


— Выходите во двор минут через пятнадцать.


Улыбаюсь онемевшими губами и качаю головой, но как только Мирза выходит за дверь, улыбка вмиг слетает с моего лица, словно ее и не было. Я выжидаю несколько секунд и осторожно выглядываю в коридор. В противоположном крыле дома находится кабинет Алана. В котором, возможно, хранятся наши с Дамиром документы. Если мне удастся их выкрасть… То что? Понятия не имею! Один черт, нам отсюда не выбраться… Но я должна предпринять хоть что-то, чтобы не сойти с ума. Растираю лицо. Подхватываю сына на руки и, торопливо миновав коридор, замираю у двери. Сердце колотится так, что, кажется, еще немного, и выпрыгнет из груди.


- Мама!


— Тш-ш-ш!


Осторожно нажимаю ручку двери и, к удивлению, та поддается. Кабинет Алана, как и все в доме, поражает показной роскошью. Но пришла я сюда не за тем, чтобы полюбоваться интерьерами. Спускаю Дамира на пол, и пока тот заинтересованно осматривается по сторонам, я быстро подхожу к столу и начинаю перебирать лежащие на нем документы. Ничего! Открываю ящик, и еще… и еще! Руки дрожат, жжет за грудиной.


— Ты что-нибудь потеряла?


Резко оборачиваюсь и замираю, глядя в карие глаза Мирзы. Слезы бессилия закипают, жгут веки, из горла рвется крик. И чтобы не закричать на весь дом, как безумная, я впиваюсь в губу зубами.