Юлия Резник - Вдребезги

— Это вряд ли, — выливаю остатки горького кофе в рот.

— Почему ты не хочешь меня выслушать? Разве я много прошу? Поверь, нам всем станет легче, если…

— Не станет! Поняла?! Мне никогда не станет легче! Ты обманула меня, обокрала и лишила самого ценного… Кто мне вернет упущенное? Не подскажешь? Кто мне, сука, это вернет?!

— Я знаю, что это было аморально.

— Аморально?! Аморально, мать его?! Я думал, между нами что-то проскочило, я впервые… — Вскакиваю и начинаю расхаживать по комнате туда-сюда, как запертый в клетке зверь. Меня раздирают самые противоречивые эмоции. И самое удивительное, что я себе их позволяю! Вот так, в открытую… не загоняя вглубь себя, как давно привык. Мне хочется знать, какого хрена тогда случилось! И не хочется, потому что, как бы там ни было — этому нет оправдания.

— Ты впервые…

— Ничего… Не бери в голову. И даже не думай, что я прощу тебя. Этого не случится.

— Понятно… — она нервно передергивает плечами и, будто застыдившись своей реакции, обхватывает их ладонями. — Но… как в таком случае ты представляешь нашу жизнь?

Останавливаюсь посреди комнаты, поворачиваю голову в профиль. Как раз, чтобы найти ответ на этот вопрос, я и свернул с маршрута. Мне нужно решить для себя, как жить дальше, прежде чем вернуться домой, к семье.

— Думаю забрать у тебя Дамира.

— Ты не посмеешь, — ахает Олеся и, подбежав ко мне, резко дергает меня на себя за руку. — Я тебе не позволю, слышишь?! Будь ты хоть трижды такой весь из себя крутой. Я найду на тебя управу! Я… я убью тебя! Сброшу со скалы… Подсыплю яд в твой проклятый кофе! — по ее щекам начинают течь слезы. Обычно такая сдержанная, она вмиг утрачивает над собой весь контроль, хотя и дураку понятно, что я просто ее запугиваю.

— Прекрати! — велю я, одной рукой перехватывая обе ее ладони. Но эта зараза не собирается сдаваться так просто и лягает меня ногой что есть сил. Я ухаю. Толкаю ее к стене и блокирую любое ее движение собственным телом. Я нависаю над ней, как скала, подавляя своим размером и массой.

— Ты не сделаешь этого! — горько всхлипывает Олеся.

— Этого? Нет, — сипло соглашаюсь я и, не совладав с собой, накрываю ее соленые губы своими. Олеся тоненько стонет. Я поднимаю её руки над головой и фиксирую их. А второй ладонью соскальзываю вниз к полной груди и легонько её сжимаю. Губы опускаются вниз по шее и замирают на яремной впадине, разгоняя ее пульс до запредельных отметок. Заставляя потерять контроль над собой. Мне хочется вгрызться ей в глотку. Мне хочется ее целовать… Отскакиваю в сторону и брезгливо вытираю рот ладонью. — Но я найду способ заставить тебя пожалеть о том, что сделала.

Олеся с шумом выдыхает. Сползает по стенке вниз и упирается ладонями в колени, будто бегун по окончании дистанции. Она дерьмово выглядит. Под глазами мешки, щеки горят нездоровым лихорадочным румянцем, а я все равно ее хочу до безумия.

Ненавижу! Ее… И себя. Просто, мать его все, ненавижу…

— Я жалею о том, что сделала, каждую минуту своей жизни. И не жалею…

— О, брось, я сейчас расплачусь!

— Ты не знаешь, как я жила… Почему решилась на такой шаг. Ты ни черта не знаешь.

— Значит, это я во всем виноват?

— Нет. Если честно… ты единственный мужчина в этой жизни, который отнесся ко мне по-человечески.

— И как ты меня за это отблагодарила!

— Когда все началось…

— Когда ты решила меня поиметь! Прошу, не стесняйся! Называй вещи своими именами…

— Да! В это самое время… я ведь даже не знала, кто ты. Ничего о тебе не знала. Ты был… — она замолкает, будто подбирая слова, трет лицо, — ты был для меня просто… абстрактной фигурой.

— В первый раз я воспользовался презервативом.

— Моим. Он был испорчен.

— Ну, ты и… — Глотаю готовое сорваться с губ ругательство и пячусь к выходу, не совсем уверенный, что смогу сдержаться. Кто ж знал, что я окажусь совершенно не готовым ко всем этим дерьмо-подробностям.

— Когда мы сблизились…

— Заткнись. Вот лучше помолчи сейчас, правда!

— … я решила, что не могу так с тобой поступить, клянусь! Но было уже поздно.

— Ты могла во всем мне признаться! Еще тогда… Гори оно все в аду, ты должна была мне признаться!

— Я не смогла. Мне… не хватило духу. Прости меня. Пожалуйста, прости… — Олеся нерешительно шагает ко мне. Я отступаю в сторону. Она без сил опускает вдоль тела руки и устремляет взгляд в пол. — Что ж… пожалуй, это действительно бесполезно. Умолять.

— Будь уверена.

— Тогда мы снова возвращаемся к вопросу о том, что будет дальше?

— Сегодня я планировал погонять с Дамиром на квадроциклах.

— Ты спятил?

— С чего вдруг?

— Нас ищут люди Авдалова! Мы и так потеряли целую кучу времени…

— Забудь о нем. Он больше тебя не тронет.

— Почему ты в этом так уверен?

— Потому что.

— У него наши документы.

— Плевать. Они один черт не действительны.

— То есть как это?

— А вот так. Никакой Олеси Авдаловой в принципе не существует. Как и Дамира Гурамовича Авдалова.

— Ч-что ты хочешь этим сказать? — Олеся ежится, настороженно на меня глядя. — Ч-что ты… что ты наделал?

— Восстановил справедливость, — горько усмехаюсь я, а потом, чтобы уже закрыть этот вопрос навсегда, достаю и бросаю ей под ноги документы. Новый паспорт, свидетельство о рождении сына и о нашем браке. Олеся торопливо опускается на колени, хватает паспорт и подносит к лицу. Ее руки дрожат, когда она, пролистнув страницы, откладывает его в сторону. И берется за следующий документ…

— Они настоящие? — интересуется она, спустя несколько рваных вдохов.

— Более чем. Еще вопросы?

— Да… Пожалуй, есть один.

— Валяй, — пожимаю плечами.

— Кто ты, мать его, такой?

Глава 17

Тимур

— Кто я такой?

— Да! — Олеся собирает разбросанные по полу бумажки и встает, помогая себе рукой.

— Тебе не кажется, что этот вопрос ты должна была выяснить немного раньше?

В ее глазах мелькают растерянность и боль. Она выглядит как никогда ранимой. И я кайфую от этого, как дорвавшийся до дури наркоман. На долю секунды мне становится так сладко, что от удовольствия подкатываются глаза. А потом все без следа исчезает, уступая место долбанному стыду. И я становлюсь сам себе противен.

— Когда все началось, я думала, что ты обычный парень.

— Я тебе хотя бы нравился?

О, да господи! Какого хрена? Что это вообще за вопрос? Ты давай еще расплачься, Белый!

— Тимур, о таком мужчине, как ты, любая женщина может только мечтать. И ты это прекрасно знаешь, — устало вздыхает Олеся.

— В данный момент меня не интересуют другие женщины. Я задал вопрос тебе. И хочу услышать правду.

Правду! И пожалуйста, только не отводи взгляд, потому что иначе… О, нет! Нет… Господи, я ведь реально её даже не привлекал. Это же… Это же… твою мать!

— Я об этом не задумывалась тогда. Поначалу это был просто порыв. У нас с мужем много лет подряд ничего не получалось, а я будто свихнулась на этой идее…

— Но ты была здорова?

— Да. Думаю, это Гурам…

— Не произноси при мне его имя! — снова повышаю я голос, и из-за этого Дамир отвлекается от своих мультиков и настороженно вытягивает шею, чтобы посмотреть, что у нас стряслось. Олеся ободряюще улыбается сыну и переводит на меня взгляд усталых, цвета потускневшего золота, глаз.

— Тогда просто скажи мне, кто ты…

— Тот, кто выбьет из тебя все дерьмо! — цежу я. Понимая, что ни черта не справляюсь, вылетаю из комнаты, хватаю с вешалки куртку и выхожу из дома. Все намного хуже, чем я полагал! Намного-намного хуже. Испытывала ли она хоть что-нибудь? Нет… Я судорожно прокручиваю в голове воспоминания о том, как у нас все начиналось. И понимаю, что все было обманом. От начала и до конца. Все было гребаным… сводящим с ума обманом.

В кармане джинсов звонит телефон. Я вынимаю трубку и нерешительно застываю с занесенным над кнопкой пальцем.

— Только не начинай… — прошу брата, отходя к самым перилам.

— Даже не думал. Но с веранды ты все же свали.

Окидываю взглядом высокие горы. Где-то там, в гораздо худших условиях, чем я сейчас, затаился мой брат. Прикрывая мою задницу, как и велел отец. А ведь мог бы быть сейчас дома с семьей. Малышкой-дочкой и обожаемой женой. Даже представлять не хочу, как тяжело ему дается эта разлука.

— Помаши ручкой, Рэмбо… — улыбаюсь я.

Практически тут же небольшой солнечный зайчик замирает на перилах и исчезает так же быстро, как и появился.

— А теперь вали к жене. Потому что мне ничего не угрожает.

— Какого черта ты вообще решил зависнуть именно здесь?

— У меня отпуск. Я могу отдохнуть?

— Можешь… — после секундной заминки соглашается Руслан.

— Это означает, что, проверив здесь все и вся, ты решил, что твоему маленькому братику ничего не угрожает?

— Ты и сам прижал Авдалова по самое не балуйся. Я даже заскучал…

Хмыкаю:

— Бедненький.

— Но меня другое волнует…

— А вот в это лучше не лезь.

— Окей. Только, пожалуйста, не наломай дров, Красавчик.

И хоть голос старшего брата звучит удивительно мягко, я вспыхиваю только так.

— Ты ни черта не знаешь!

— Так расскажи. Я вроде не дурак.

Не могу! Я просто не представляю, как это сделать. Как объяснить родителям появление у меня сына, я не знаю тоже. Рассказать все, как есть, означает навсегда испортить отношение стариков к Олесе, а, несмотря ни на что, я не уверен, что хочу этого. Из-за сына… — убеждаю себя.

— Потом, Рус. Когда сам разберусь со всем этим дерьмом.

— Значит, я сваливаю?

— Вали с чистой совестью. Авдалов связан по рукам и ногам. Мы в безопасности.

— Тогда до связи и…

— Да?

— Она красотка, Тимур, серьезно… Тебе под стать.

— Угу. Красотка… будь проклята ее черная душа.

Сбрасываю вызов, возвращаю телефон обратно в карман и таки отхожу от перил. Прав Руслан — береженого бог бережет. Нечего изображать из себя живую мишень, даже тогда, когда тебе ничего не угрожает. Поворачиваюсь к дому и натыкаюсь на горящий огнем взгляд Олеси. Вздергиваю бровь.

— Что значит: «Авдалов связан по рукам и ногам»?

— Тебе не говорили, что подслушивать некрасиво?

Она стискивает повисшие вдоль тела руки в кулаки, будто с трудом гася желание впиться мне в лицо ногтями, и с силой, так что выступают желваки, сжимает челюсти.

— Тимур! Объяснись. Пожалуйста. Может быть, я и не заслуживаю хорошего к себе отношения, но вон там, — Олеся указывает в сторону дома большим пальцем, — находится наш сын. И чтобы не сойти с ума, мне важно понимать, что происходит на самом деле. Кто ты? — в который раз спрашивает она. — Почему мы застряли здесь?

— Потому что у меня отпуск. И я решил, что было бы неплохо отдохнуть в этих горах.

— Под самым носом у Авдалова?

— Плевать мне на него, поняла?

— Потому что он связан по рукам и ногам?

— Именно. Он вас не тронет. Довольна?

Устремляюсь к дому, удивляясь сам себе. И тому, с какой легкостью эта женщина выводит меня из равновесия. А ведь о моем владении собой в любых ситуациях, без ложной скромности, ходят легенды.

— Нет! — догоняет меня Олеся и хватает за локоть. — Не довольна! Я хочу знать, была ли в этом всем маскараде с похищением хоть какая-то необходимость…

— Ты же умная девочка. Подумай, — бросаю я, прежде чем зайти в дом. Дамир сидит у телевизора, так, как мы его и оставили. Для меня это странно. Не то, чтобы я уж слишком разбирался в детях…

— Эй, приятель, привет… — усаживаюсь рядом с ним на диван. Дамир отрывается от экрана, бросает на меня недовольный взгляд и, нахмурив темные бровки, вновь возвращается к своему занятию. — Не надоело тебе сидеть в четырех стенах? — молчание. — Хочешь, погуляем на улице? Или прокатимся на квадроциклах. Знаешь, что это такое?

Качает головой из стороны в сторону, даже не соизволив на меня посмотреть. И вот хрен его знает, что делать дальше. Никогда не думал, что у меня могут возникнуть какие-то проблемы с воспитанием сына. У меня перед глазами был самый лучший пример из всех возможных. Я полагал, что, следуя ему, все будет так, как надо. И, может быть, так бы и было, не лиши она меня этой возможности…