— Открой немедленно. Ты что за цирк устроила?!


Тимур! Судорожно выдыхаю. А Дамиру, кажется, и дела нет до того, что происходит, катаясь по полу, он стаскивает с себя комбинезон. Трясущимися пальцами нажимаю на ручку, и замки открываются сами собой.


— Не смей без меня никуда уходить!


— Уходить? Но ведь ты сам куда-то подевался. Что мне нужно было делать?


— Ждать! Я был в двух шагах. Заказывал нам обед в ресторане.


— Ну, извини. Твои мысли я читать не умею.


Меня накрывает откатом. Телом проносится дрожь. И я натягиваю посильней рукава толстовки, пряча в них озябшие руки. Тимур внимательно за мной наблюдает.


— Обед подадут минут через пятнадцать. Переодевайтесь. — говорит он и, оттолкнувшись от стены, уходит прочь. Перевожу дух, собираю разбросанные Дамиром вещи, вешаю их в шкаф и заставляю сына вымыть руки после прогулки. Сама бы я с радостью искупалась, но времени на это, похоже, нет. Может быть, после. Когда покормлю Дамира и уложу его спать.


Обед проходит в гробовом молчании. Точнее, молчим мы с Тимуром, а вот Дамир заливается соловьем. Определенно ему пошла на пользу верховая езда, вот если бы еще Тимур не гнал лошадь так сильно. Я готова думать о чем угодно, только не о своих страхах. Но они все чаще захватывают меня в свой плен. И такое лезет в голову… от чего остатки моих нервов натягиваются до предела и лопаются… лопаются… лопаются…


— Я пойду, уложу Дамира спать.


— Еще ведь рано?


— Ему всего три. Он спит днем.


— Тогда я уложу его сам. Ты не против, сынок?


— А ты прочитаешь мне сказку?


Тимур снова переводит взгляд на меня. Выражение его лица абсолютно непроницаемо, и на всякий случай я поясняю:


— Ему по-прежнему три.


— Я в курсе, — цедит Тимур и, опалив меня напоследок презрением, берет нашего сына за руку и выводит из комнаты прочь. С трудом гашу в себе желание побежать за ним следом. В конце концов, он сам этого захотел, вот пусть теперь и выкручивается. Чтобы скоротать время — начинаю убирать со стола. Складываю грязные тарелки и чашки, а когда работы больше не остается, иду к себе. Снимаю осточертевшие джинсы, толстовку, чтобы переодеться во что-то более удобное, да так и застываю с открытым ртом.


— Ты изменилась, — резюмирует Тимур, неторопливо ко мне приближаясь.


— Я родила ребенка, — шепчу я севшим голосом и поднимаю руки, чтобы прикрыть наготу. Если снизу на мне остались хотя бы трусики, то вверху я полностью обнажена. Скрещиваю руки на груди, но практически тут же Тимур разводит их в стороны и прижимает к бокам, не сводя горящего взгляда с тугих вершинок, которые по мере того, как он на них пялится, становятся все больше и ярче.


Тимур облизывает губы, неторопливо поднимает ладонь и задумчиво касается костяшками пальцев сначала одного соска, потом другого. Я закашливаюсь, втянув в легкие больше кислорода, чем они могли бы вместить.


— Ты кормила Дамира грудью?


Во рту пересыхает. Нет. У меня и с этим ничего не вышло. Казалось бы, что сложного в том, что делают сотни миллионов женщин по всему миру? Но я не смогла наладить даже грудное вскармливание.


— Нет.


— Фигура оказалась важнее здоровья ребенка?


Слова ударяют точно в цель. По самому больному месту… Не думаю, что он мог это предугадать, но если хотел причинить мне боль — у него получилось.


— Моя фигура здесь была ни при чем.


— Почему кесарево? — пальцы с груди переместились вниз. На аккуратный, почти незаметный шрамик чуть выше линии роста волос.


— Потому что не получилось иначе.


— А ты пробовала?


О да, милый. Знал бы ты, чего мне это стоило. Впрочем, я не в обиде. В этой жизни мне ничего не давалось легко.


— Я пыталась.


— Но тоже не справилась, так? Удивительно, такая с виду цветущая, но ни на что не годная… Знаешь, у жены моего брата — врожденный порок сердца. Беременность ей была категорически противопоказана. Но она так горела этим… что, рискуя жизнью, родила чудесную девочку. И, что характерно, выкормила ее… Хотя сама — такая хрупкая, что кажется, дунь — рассыплется.


Молчу. Что тут скажешь? Моя тяжелая грудь взволнованно вздымается. Мне так хочется это все прекратить, но что, если этим еще сильнее его разозлю? Зубы начинают выбивать дробь. И к моменту, когда его твердые пальцы проскальзывают под резинку простых трикотажных трусиков, меня уже конкретно подкидывает.


— Ч-что ты делаешь?


— Пользуюсь одним из немногих преимуществ супружества?


Длинный палец проникает внутрь, темная голова склоняется к груди, опаляя жаром дыхания.


— Ты ч-что… правда планируешь спать со мной?


— А с кем же мне спать, как не с собственной женой? Помнится, раньше ты ничего не имела против…


— Не думаю, что это хорошая идея. — Мой голос дрожит, я обхватываю пальцами его руку, но с таким же успехом я могла приказать урагану остановиться. Он так силен, что я не смогу ему помешать, что бы он ни захотел со мной сделать. — Я вообще не понимаю, зачем ты устроил нашу женитьбу. В этом не было никакой необходимости. Я бы не стала препятствовать вашим встречам с сыном и так…


— А ты бы и не смогла мне препятствовать.


— Тогда тем более не понятно, зачем это все! — шиплю я на грани истерики.


— Не знаю… Вдруг ты сможешь убедить меня над тобой сжалиться? — к первому пальцу добавился второй. — Попробуй меня убедить…


Глава 19

Тимур


Она такая тугая, что у меня сносит крышу. В одно мгновение. Напрочь. Или это случилось гораздо раньше, когда я увидел ее голой? Или я всегда хотел лишь её одну, но сам себе в этом не признавался… И даже думать о том не позволял?


Развожу пальцы, тяну ее, изучаю… Не может женщина ее возраста быть такой узкой. Ее гребаный муж погиб не так давно. И тогда получается, что они либо вообще не спали вместе, либо у него большие проблемы с оснащением.


Господи, зачем я об этом думаю? Зачем накручиваю себя сверх меры? Ведь мне не нужно большего, чтобы ее ненавидеть. Больше просто некуда!


Опускаю расфокусированный взгляд. Ловлю ее… панический. Зрачки расширены, как у наркоманки после прихода, длинные ресницы трепещут. Я ей верил, мать его все дери! Я ей действительно верил… Как я мог не заметить, сколько в ней дерьма? Как… я… мог?


Поднимаю руку вверх, зарываюсь пальцами в волосы и осторожно тяну, запрокидывая её голову выше. Мышцы на шее натягиваются, пульс частит. А я вдруг понимаю, что просто не могу на нее смотреть, иначе… Просто убью. Резким движением вытаскиваю руку из трусиков и рывком поворачиваю Олесю лицом к стене. Она приглушенно всхлипывает. Но послушно прогибается, выпячивая вперед свою шикарную задницу. У нее идеально женственная фигура. Упругие ягодицы, крутые бедра. Может быть, продолжает заниматься дома, ведь, как мне известно, с тех пор, как я вытурил ее из своей студии, новой она не открыла.


Со шлепком опускаю руку на попку. Сжимаю пальцы. Выпороть бы ее по самое не хочу, может быть, полегчало бы? Но я лишь сильнее впиваюсь пальцами в кожу и подхожу к ней вплотную. Прикусываю зубами трапецию и свободной рукой освобождаю член.


Надежды на то, что меня попустит, когда я выпущу пар, практически нет. Но я не теряю этой самой надежды…


И все же… Каким непроходимым идиотом я был! Как легко она меня одурачила… В памяти всплывает картинка нашей последней встречи.


Как обычно, у меня полным полно дел, но, как ни стараюсь, я просто не могу на них сосредоточиться. Впервые. И виной тому… женщина. Это так странно, но в то же время ожидаемо. Я знал, что рано или поздно встречу своего человека. Как однажды мой отец встретил мать. Поэтому, когда это, наконец, случается, я принимаю происходящее, как должное. Меня даже минует этап отрицания, обязательный для каждого сильного мужика. Свои чувства я принимаю смиренно. Я готов к ним. Хотя осознание собственной уязвимости переживается довольно странно. Судьба не готовила меня лишь к одному. К тому, что женщина, которую я без колебаний впустил в свою душу, окажется лгуньей…


Я стою в дверях студии и жду, когда Олеся, наконец, закончит, как вдруг за моей спиной возникает мужчина. Ниже меня. Коренастый. Примерно одного со мной возраста, но кажется старше. Переломанные уши и нос выдают в нем борца гораздо больше, чем даже спортивный костюм с логотипом федерации, в который он вырядился. Незнакомец рассматривает меня с нескрываемым интересом, а после переводит взгляд на Олесю, которая занята тем, что собирает коврики для йоги в стопку. Обычно я помогаю ей в этом занятии. Но в этот раз она сказала, что осталось совсем чуть-чуть, и взмахом руки велела мне оставаться на месте.


— Помощь нужна?


Олеся вздрагивает. Ее плечи каменеют. А я, хоть и не могу понять такой реакции, все равно остаюсь расслабленным и спокойным.


— Гурам?! Ты… как… Еще ведь… — она не может закончить ни один свой вопрос. А этот… он на моих глазах преодолевает зал и подхватывает ее на руки.


— Не ждала так рано? А я, вот, вырвался. Ну, так что? Тебе помочь? Или уже домой поедем?


Глаза Олеси бегают. От меня… к нему… От меня… к нему! Я вскидываю бровь. Внутри меня начинает закручиваться что-то невыносимое. Но пока это все еще можно контролировать. «Объяснись! — велю ей настойчивым взглядом. — Немедленно…»


А она так смотрит… Умоляюще и… виновато.


«Нет! — я отступаю на шаг. — Нет. Только не говори мне, что…»


— Д-да… Да, я уже закончила.


— Супер. Я тогда вызову такси. Дома есть что-нибудь пожрать, или ты голодала, пока меня не было?


Этот… Гурам, он давно уже ее отпустил и воткнул в приложение такси на телефоне. А у меня все равно перед глазами — его руки. На её заднице…


Ну, нет! Я не мог так ошибиться! Стою дурак дураком. Хотя все предельно ясно. Но почему-то я не могу это все прекратить.


— А вы… — оборачивается ко мне.


— А это Тимур Булатович Белый. Мой арендодатель. Мы кое-что обсудили… по перепланировке, — быстро-быстро тараторит эта… эта… я не знаю, как ее назвать. Картинка перед глазами заливается алым, как в так любимых мною фильмах Тарантино. — А это мой… муж. Гурам Авдалов.


— Приятно познакомиться, — протягивает широкую ладонь.


Ну, нет. Это выше меня. Я игнорирую его руку и смотрю только на неё. Фактически глаза Олеси — единственное, что я могу различить.


— Ну, вот и все. Я закончила, — Олеся проводит языком по сухим губам. — М-мы можем ехать?


Она утверждает? Или спрашивает? Су-у-ука!


— Если есть такое желание.


Что? Что?! Будь оно трижды проклято? Я что? Я даю ей шанс? Остаться со мной? После того, как она меня обманула? Я все еще даю ей гребаный шанс? Выбрать меня? Положить конец браку?


Олеся раздвигает губы в улыбке и снова задерживает на мне этот умоляющий взгляд. О чем она просит? К чему взывает? Простить? Или не выдать мужу её маленький грязный секрет? Скорее последнее. С моих глаз будто пелена спадает. Все еще не веря, что так сплоховал — разворачиваюсь на девяносто градусов и неторопливо, будто меня прямо сейчас не подгоняют все демоны ада, шагаю за порог.


Ничего. Я справлюсь. Я, как никто другой, умею вычеркивать из жизни ненужное. Вот только не сейчас. Сейчас мне следует опуститься на самое дно… Иначе я вряд ли усвою урок. Развязываю узел галстука, который душит. Засовываю его в карман и иду к лифтам. Спиной чувствую чей-то взгляд. Её? Или его? Плевать… Поднимаюсь в офис. Сбрасываю осточертевший пиджак. Спортзал или бутылка? Что-то из этого точно поможет.


Зачем-то стягиваю с ног туфли. Меня как магнитом тянет к окну, хотя я прекрасно понимаю, что не увижу её, даже если очень захочу это сделать. Останавливаюсь у бара. Наливаю полный стакан виски и осушаю его до дна, даже не поморщившись. Я так радовался тому, что постепенно… Шаг за шагом она ко мне привыкает… Тому, как прячутся ее колючки, и она становится податливой, как изголодавшийся по ласке котенок… Все оказалось ложью. Все. От начала и до конца.


В действительность меня возвращает Олесин вскрик. Я слишком увлекся своими воспоминаниями и, наверное, переусердствовал…


— Хватит! Пожалуйста… Если хочешь — бери свое, только… прекрати эти игры.


Упираюсь лбом ей между лопаток. Я хочу… очень хочу взять свое. Вот только мое ли это? И надо ли оно мне? Насколько сильно я хочу повторения?


Обхватываю ладонью член, чуть сильней прогибаю ее, сам сгибаю ноги в коленях. Она абсолютно сухая. Касаюсь ее губ пальцами: