— То лекарство… Для экстренной контрацепции… Его еще можно принять?


— Зачем? Ты… больше не хочешь, чтобы я забеременела?


— Конечно, нет! Ты же чуть не умерла в родах!!


Почему я на нее ору? Я ведь сам затеял это дерьмо! Наплевав на ее мнение по этому поводу. Потому, что хотел ее сломить, наказать… И указать на место. Но в то же время еще и потому, что мысль о ней, носящей моего ребенка, была настолько заманчивой, что я просто сошел с ума. Окончательно спятил…


И кто я теперь? Зная, что она мне уступила из страха… Кто я теперь? Кем меня делает ее молчаливая покорность? Как насчет насильника?


Закрываю глаза. Не могу на нее смотреть — и все тут. Опускаю голову.


— Так что с лекарством? — повторяю. — Оно будет эффективно, если принять его сейчас? — выхожу в коридор, Олеся идет вслед за мной. Наверное, я выгляжу диковато, потому что она вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, вдруг спрашивает:


— Тимур…


— Да?


— Ты как вообще себя чувствуешь? Все… в порядке?


Нет. Не очень. Потому что, вполне возможно, сегодня ночью я заложил ей в утробу бомбу с часовым механизмом. Срок отсчета — девять месяцев. А потом…


— В полном. Так ты мне скажешь, что это за препарат? Или мне звонить матери?


— Постинор. И знаешь, я не думаю, что тебе стоит идти в аптеку…


— Почему это?


— У меня нерегулярный цикл. Вряд ли я забеременею с первой попытки.


— А Дамир? Он… с какой получился попытки?


Олеся обнимает себя ладонями и вновь отводит глаза. Хватаю брошенную на комоде куртку, сую ноги в кроссовки и выхожу из дома. На улице слякотно, но довольно тепло. Детвора из соседних домов дурачится на детской площадке. Притормаживаю, наблюдая за их весельем. Я никогда не мечтал о семье. Но всегда знал, что она у меня будет. Я вообще не думал о детях, но никогда не сомневался, что их будет, по меньшей мере, двое. Потому что сам я не представлял своей жизни без брата и всегда хотел, чтобы и у моих детей был тот, кто подстрахует, если понадобится, или прикроет спину. Теперь же мне придется свыкнуться с мыслью об одном сыне. Сыне, первые годы жизни которого я пропустил…


Покупаю проклятый Постинор и, повертев в руках пачку Дюрекса, заказываю все имеющиеся препараты для местной женской контрацепции. После того, как я был с ней без резинки, возвращаться к ним не хочется категорически. Иду домой. Выкладываю на стол упаковку Постинора и вытаскиваю инструкцию. У препарата довольно внушительный перечень побочных эффектов. Меня охватывает сомнение.


— Ты когда-нибудь принимала его?


— Нет…


— Ах, да. Забыл, что твой бывший — бесплодный. А кроме? — интересуюсь вдруг, нервно постукивая коробочкой по столу.


— Что кроме?


— Кроме мужа. Я же не единственное твое приключение?


— Единственное. Но ты же все равно мне не поверишь?


Ну, почему же? Если ей от мужика в постели никакого удовольствия, то… Все может быть. Веду плечами.


— Должен быть кто-то еще.


— Почему?


— Потому что обычно женщины говорят, что ты у нее третий.


— Наверное, у тебя в этом большой опыт.


— Что есть — то есть. Ну, так что? Я угадал?


— Хочешь знать, сколько в моей жизни было мужчин?


Не очень-то. Зачем я только завел этот глупый разговор?


— Нет.


— Чего же ты хочешь?


— Хочу, чтобы у моего сына был брат. Или сестра. Но этому не бывать… Так что иди уже выпей эти долбаные таблетки.


Глава 24

Олеся


Определенно, мой муж — самый непостижимый мужчина из всех, что я когда-либо знала. Я до сих пор не могу поверить в то, что он извинился передо мной. Это было так неожиданно! Это было больше, чем я заслуживала, после того, что сделала с ним. И со всеми нами… Мне все трудней отделаться от мысли, что я глобально ошиблась. И все мои неудачи до встречи с Тимуром — ничто. А вот то, что я его потеряла… Моя самая большая ошибка. Да… Теперь я понимаю, что все могло бы быть по-другому. Если бы во мне нашлось достаточно смелости расстаться с Гурамом… Все могло бы сложиться иначе. Почему-то мне кажется, Тимур смог бы меня простить.


Меня охватывает странное волнение. Я выдавливаю на ладонь таблетку, наливаю в стакан из-под зубных щеток воды и замираю, пристально вглядываясь в отражение своих возбужденных глаз в зеркале.


Я больше не могу. Не хочу его разочаровывать. Мне кажется, дальше просто некуда. И хуже не может быть. Стараясь не анализировать то, что делаю, выбрасываю таблетку в унитаз. Надавливаю на кнопку слива и, вцепившись в край раковины побелевшими пальцами, свешиваю на грудь отяжелевшую голову.


Мне так страшно, что трясутся колени. И даже зубы стучат… Но сейчас, как никогда, мне нужно быть сильной. Потому что, ко всему прочему, я, наконец, понимаю — он блефовал. Когда угрожал мне, когда давил, когда хотел казаться безжалостным… и у него получалось. На самом деле — он играл роль, которая ему была чужда. Роль, которая давалась ему нелегко. Тимур и не думал воплощать в жизнь свои угрозы. Не знаю, как мне искупить вину за то, что я подвергла его еще и этому испытанию. Я виновата во всем. Только я. С какой стороны ни посмотри. Но самое худшее, что я ничего не могу исправить. И даже пожалеть его не получится… Такие мужчины не терпят жалости.


Но я могу… Быть может, мне все же по силам… сделать его счастливым. Тимур сказал, что хочет брата или сестру для нашего сына. Что, если…


Обхватываю ладонью низ живота. Шансы на то, что я забеременела, конечно, ничтожны. И, если я не ошиблась в муже, это вообще мой последний шанс. А потому я готова за него побороться, несмотря ни на что.


Как же быстро все меняется в зависимости от нюансов. Еще ночью от самой только мысли о возможной беременности у меня живот сводило от страха, а сейчас… я подписываюсь на это сама. Добровольно. Без всякого принуждения. Потому что понимаю Тимура намного лучше. Потому что восхищаюсь им… и, наверное, даже люблю. За человечность. За внимание ко мне. За готовность пожертвовать собственной мечтой в угоду обстоятельствам.


Я буквально слышу звук, с которым ломаются, крошатся льды, сковавшие мое сердце. Это странный треск — шур-шур-шур… От которого мне все сильней хочется плакать. Впервые за долгое-долгое время я чувствую, что, может быть… только может!.. для меня еще не все потеряно. И я хоть на что-то сгожусь. Если сумею сделать его счастливым так, как того заслуживает этот невероятный мужчина.


— Олесь, ты в порядке?


Отпускаю край раковины, мну затекшие, потерявшие чувствительность пальцы.


— Да… Да, я сейчас.


— Открой!


Шагаю к двери, проворачиваю замок, но и он не сразу поддается моим неловким рукам. Тимур шагает внутрь, оттесняя меня в глубину ванной. Сканирует взглядом пространство. Распотрошённую коробочку, неполный стакан воды. Еще немного — и его взгляд сосредоточится на мне. Испытывая. И предупреждая это, я сама шагаю к нему. Обнимаю, не глядя, прячу лицо на широкой груди… Тимур, кажется, совсем не ожидал от меня такого. Он теряется… Этот сильный большой мужчина теряется. Застывает в моих руках ледышкой, но, когда я уже начинаю жалеть о своем порыве, неожиданно поднимает руку и накрывает мой затылок поверх волос.


— Все хорошо?


— Да.


— Тогда… что случилось?


Веду ладонью вниз по его бедру, пока моя ладонь не касается его ладони. Нерешительно закусываю губу и переплетаю наши пальцы.


— Как думаешь…


— Ну, говори!


Судорожно выдыхаю:


— Если я буду очень стараться… может так получиться, что тебе меня будет достаточно? Ты… мог бы… мог бы стать счастливым?


Нет. Конечно, нет. Я знаю! Тимур достоин самого лучшего… Но ведь у нас с ним — без вариантов. Мы в одной связке. Он сам так решил. В страхе зажмуриваюсь. Сердце колотится, едва не выпрыгивая из груди.


— А ты? Ты… могла бы?


Недоверчиво откидываюсь в его руках. Мне все еще ужасно неловко, но его вопрос… его чертов вопрос добавляет мне смелости, и я поднимаю взгляд.


— Да, — облизываю пересохшие губы. — Ты мне нравишься. Очень… Думаю, если мы перестанем друг друга донимать, я вполне могу стать счастливой.


— Ты не донимала меня.


— Да. За мной числится гораздо худшее преступление. Но если ты сможешь отсрочить казнь… — неловко растираю руки, потому что даже мне самой собственные слова кажутся ужасно напыщенными. — Я сделаю все, чтобы заслужить прощение. Все, что угодно, Тимур.


— Нет. Так дело не пойдет.


Мое сердце останавливается. Подпрыгивает в груди и, оборвавшись, ухает вниз.


— Правда?


— Ты не должна стараться одна. Я… тоже был не прав. Поддался ярости.


— По крайней мере, тебя можно понять.


— А тебя?


— А тут как посмотреть. Скорее нет, чем да. Теперь я понимаю, что у меня был выход, а тогда казалось, что — нет. Я боялась что-то менять, Тимур. И от этого мы все пострадали. Наверное, это неправильно, что такому смелому человеку, как ты, досталась такая трусиха.


Он молчит. Смотрит на меня, что-то там себе думает… И молчит. А пространство вокруг нас будто потрескивает, а может, это снова те льды, взявшие сердце в плен? Не знаю…


— Мы над этим поработаем.


— Правда?


Наверное, в моем голосе прозвучало слишком много надежды. Слишком много внутренней боли, которую я не хочу на него вываливать, потому что… не желаю, чтобы он знал, какое я на самом деле ничтожество. Я постараюсь стать лучше. Для него — постараюсь. И эта улыбка на его губах… Еще не мягкая. Далеко не нежная… Но уже улыбка. Это ведь добрый знак, так?


Опускаю взгляд, убираю ладони. Вновь касаюсь его ладоней, спокойно повисших вдоль тела. Но этот покой — обман. Его мышцы каменно-твердые от напряжения, которое только это и выдает.


— Как ты думаешь, твои родители… они нескоро вернутся?


— Если Дамир не запросится к тебе, думаю, они проведут с ним весь день. А что?


Я не могу этого объяснить. Мне не хватает смелости. Поэтому я говорю совсем не то, что планировала.


— Он может рассказать им о Гураме.


— Они не станут расспрашивать.


— Я знаю, но он ребенок… И у него не отшибло память.


— Считаешь, я поторопил события, назвав его своим сыном?


— Нет. Он слишком маленький. И ничего не понимает. Лучше так. А потом… все другое забудется.


— Что-то подсказывает мне, что ты не к этому вела наш разговор.


Молчу. Терзаю зубами губы, пока он не прекращает это все одним движением. Просто высвобождает свою ладонь, поднимает ее вверх и мягко касается пальцами рта.


— Можносегоднявсебудетдлятебя? — выдаю я скороговоркой, иначе мне просто не хватит смелости.


— Для меня?


— Да. Я хочу… чтобы тебе было хорошо.


— Мне хорошо с тобой.


— Но будет лучше, если ты не будешь каждый раз думать…


Не договариваю. Но Тимур понимает меня без слов. Ему будет лучше, когда он перестанет думать о моем удовольствии и перестанет себя сдерживать. Знаю, что секс — это не решение наших проблем. Но Тимур был так добр ко мне, так заботлив, что мне хочется отплатить ему хоть чем-то. Нерешительно касаюсь резинки на его штанах-карго и медленно поднимаю взгляд вверх. Я знаю, что ему сложно переступить через себя. Наверняка он из тех любовников, от которых женщины пищат в постели, и, когда этого не происходит, Тимур, невольно начинает думать, что дело в нем. Каким бы он ни был самоуверенным.


— Ты ни в чем не виноват. Я хочу, чтобы ты понимал это. — Он хмурится и смотрит на меня упрямо. Облизываю губы. Веду пальцами вверх по его лицу, разглаживаю тревожные складочки. — Мне будет хорошо, если хорошо будет тебе.


Задираю футболку. Провожу вверх по мышцам пресса. Очерчиваю кубики, выступы и впадинки, и дальше вверх по безволосой груди. Чувствую, как он расслабляется. Медленно, будто заставляя себя сделать это усилием воли. Помогает мне стащить футболку через голову и небрежно отбрасывает ту в сторону. Обхожу Тимура по кругу. Касаюсь, как, наверное, Микеланджело касался своего Давида. Щедро делюсь дрожью, сконцентрированной на кончиках пальцев. Захожу за спину. Касаюсь губами лунки позвоночника, будто пробуя на вкус, веду языком вниз. Он шипит, и я настороженно замираю, прижавшись лбом между его лопаток. Меня слегка потряхивает, потому что никогда раньше я такого не делала. Не ласкала мужчину так. Никому из них это не было нужно, а уж мне — так и подавно.