— Что такое? Тебе плохо?


Сжимаю ладони на плечах сильней, так хоть как-то можно контролировать все усиливающуюся дрожь, от которой даже зубы начинают стучать.


— С моим сыном все будет хорошо?


Я выгляжу жалко, и жалко звучу. Возможно, когда я обниму Дамира, ко мне вернутся храбрость и силы, но пока я полностью опустошена. Меня трясет так, что еще немного, и наш микроавтобус начнет подпрыгивать вместе со мною.


— Эй! Успокойся. Никто пацана не обидит.


Качаю головой. Да… Не обидит! Разве не в этом я пытаюсь себя убедить?


— К-когда й-а й-его увиж-жу?


— Да не знаю я! Когда решится вопрос со взлетом.


— Взлетом? — мои брови взмывают вверх.


Палец похитителя тычет в окно, и, проследив за ним, я, наконец, понимаю, куда мы на самом деле приехали. Это похоже на небольшой аэродром. Ангар, выкрашенный кирпичного цвета краской, а в стороне — на очищенной от снега площадке рядом стоят два маленьких самолета и ярко-красный, похожий на огромную стрекозу, вертолет. А еще я замечаю несколько припаркованных у барака машин. Неужели в одной из них мой сын? Прилипаю носом к окну и совершенно некстати, может быть, чтобы не сойти с ума от от собственного бессилия и страха, мысленно возвращаюсь в прошлое.


Белый Тимур Булатович. Так вот ты какой… Выхожу из его кабинета на негнущихся ногах и иду мимо появившейся-таки секретарши. Окружающая роскошь давит. Теперь я смотрю на неё совсем другими глазами. И мне становится страшно. Очень страшно. Ведь абстрактная фигура донора спермы, коей для меня был этот мужчина, на глазах обретает вполне реальные очертания очень непростого и наверняка влиятельного человека. Меня бросает в озноб. Я ругаю себя на чем свет стоит за то, что не положила конец этой истории. Ведь если все у меня получится, заключенный договор утратит всякий смысл. Я не смогу показаться ему на глаза беременной. Но, с гораздо большей вероятностью, ничего у меня не выйдет. И тогда работа станет для меня, пожалуй, единственной возможностью отвлечься. А значит, я просто не могу позволить себе ей пренебречь. Захожу в лифт и запрокидываю гудящую от мыслей голову к зеркальному потолку. Все в одночасье так сильно запуталось! Зато как день ясно, что от Тимура мне следует держаться подальше. Видит бог, он не из тех мужчин, кого можно использовать в своих целях. Его вообще очень сложно представить использованным…


В сумочке разрывается телефон. Я вздрагиваю и нашариваю мобильник.


— Привет! Ну, что там твоя встреча? Если закончилась — могу тебя подхватить.


Затравленно озираюсь по сторонам, будто кто-то мог услышать наш разговор с мужем, ну, не глупо ли? Заставляю себя расслабиться и голосом, в котором намного больше радости, чем есть на самом деле, отвечаю:


— Я подписала договор. У меня есть студия. Представляешь?


— Серьезно?


— Угу. Ты не рад?


— Дома поговорим. Я подъеду к тебе минут через двадцать…


— Не надо! — резко обрываю мужа. — То есть… не к офису, ладно?


— Это еще почему?


— Потому что Катерина мне порекомендовала отличную овощную палатку неподалеку. Я хотела туда заскочить, кое-что купить к ужину. Подхватишь меня возле остановки?


Таким своим ответом я убиваю сразу двух зайцев. Во-первых, даю понять мужу, что не собираюсь забрасывать свои обязанности по дому из-за работы, а во-вторых, исключаю возможность их случайной встречи с Тимуром. Торопливо прощаюсь с Гурамом и резвым козликом скачу по подтаявшей снежной каше мимо здания бизнес-центра, во дворы, к той самой палатке, разрекламированной Катериной. Никакой очереди нет, с покупками я справляюсь быстро, и к приезду мужа даже успеваю изрядно замерзнуть, стоя без перчаток на пробирающем до костей ветру. Пакет с овощами закидываю в багажник и, бегом оббежав машину, ныряю в тепло салона. Подставляю покрасневшие от холода руки под струи горячего воздуха из обдува. Сил посмотреть на Гурама прямо не находится.


— Как тренировка?


— Никак.


— Опять колено?


Гурам кривится, и я понимаю, что эту тему мы обсуждать не будем. Он — спортсмен. Борец. Борец, который с каждым годом не молодеет и обрастает новыми и новыми травмами. Вполне возможно, что совсем скоро ему придется уйти из спорта, в котором он так и не добился каких-то серьезных результатов. На одной из Олимпиад он занял четвертое место — пока это самое большое его достижение.


— А я все же получила тот зал. Даже не верится.


— Стоимость аренды просто баснословная.


Мы это сто раз обсуждали. Какой смысл продолжать муссировать эту тему, тем более что все уже решено? Успокаивающе поглаживаю мужа по руке и достаю телефон, чтобы сообщить своим девочкам о возобновлении тренировок. Встреча с Тимуром так сильно выбила меня из колеи, что я забыла, поднялась в зал, чтобы еще раз осмотреть помещение. Но, думаю, раз крепления установлены — с остальным я справлюсь довольно быстро. Подвесить гамаки не такая уж и проблема. А все остальное можно сделать и по ходу дела.


Стоит мне написать о том, что у нас, наконец, появилось новое помещение, как до этого молчавший несколько дней кряду чат начинает гудеть с прежней силой. Конечно, как я и думала, девчонки сокрушаются по поводу повышения стоимости абонемента, но все не так критично, как я боялась.


— Кстати, девочки нормально отреагировали на повышение стоимости, — сообщаю мужу на всякий случай.


— Посмотрим, когда придет время оплаты, — говняется тот, но это уже не может испортить мне настроения. Даже ужин в тот день я готовлю с улыбкой, то и дело заглядывая в чат, в котором девчонки уже просто болтали на темы, мало связанные со спортом.



— Олесь, мне надо форму постирать.


— Угу, сейчас!


Ставлю мясо в духовку, вытираю грязные руки и иду в ванную. Катерина утверждает, что Гурам меня эксплуатирует, а я вот привыкла за столько лет, что вся работа по дому — женская.


Расстегиваю спортивную сумку, с которой Гурам ходит на тренировку, достаю его барахло. Сую в машинку. На полу в ванной — его грязные трусы и носки. Подбираю их тоже и замираю, впившись взглядом в красные разводы на голубом трикотаже. Уже не больно. Лет восемь назад еще было, теперь — уже нет. Лишь горечь во рту, а в ушах слова мужа о том, что я сама в этом виновата, потому что недостаточно страстная.


— Ну, мы скоро будем есть, а?


Сглатываю. Брезгливо заталкиваю находку в стиралку и только после этого оборачиваюсь к мужу:


— Еще минут тридцать. Подождешь?


— Ага…


Гурам уходит. Я выдыхаю. Мою несколько раз с мылом руки и возвращаюсь в кухню. Скандалить — нет смысла. Ведь это ничего ровным счетом не даст. Гурам не изменится, а я один черт не смогу его бросить. Потому что в самый тяжелый, самый мучительный период моей жизни он не бросил меня. И он… он хороший муж, несмотря на все нюансы. И будет хорошим отцом. Я уверена.


К счастью, всю неделю потом у меня банально нет времени, чтобы загоняться по поводу очередных похождений мужа. Сначала я весь день провожу, подвешивая гамаки к креплениям. Потихоньку возобновляю тренировки и параллельно с ними перетаскиваю остальное, необходимое для них снаряжение — коврики для йоги, валики и утяжелители, которые все это время дожидались своего часа у нас на балконе. И это не так уж просто, учитывая то, что своих колес у меня нет, а привлечь к этому делу мужа, по понятным причинам, нельзя. К концу недели я устаю так сильно, что после последнего назначенного на вечер занятия забираюсь в гамак и долго-долго лежу там, раскачиваясь, не в силах заставить себя подняться хотя бы для того, чтобы просто сходить в душ. В голову лезут всякие глупости. Например, я не могу не думать о том, что зря волновалась по поводу Белого. Трахнув, он потерял ко мне всякий интерес, а я накрутила себя, как последняя дура. Придумала что-то… Тяжело вздыхаю, выбираюсь из гамака и, подхватив собственную сумку со сменной одеждой, плетусь через коридор к душевым. Стараясь не намочить голову, делаю воду погорячей и долго-долго стою под обжигающими струями, уже ни о чем не думая. Просто наслаждаясь происходящим. А потом мне на талию ложатся мужские руки… Меня накрывает паника, и я дергаюсь, сбивая на пол пузырек геля для душа.


— Тише, тише… Это же я, — сжимая между пальцев мои соски, змеем искусителем шепчет мне на ухо тот, о ком я буквально минуту назад вспоминала.


— Не надо! — пищу я, кажется, каждой клеточкой ощущая горячее мужское тело и особенно — отдельную его часть, прижимающуюся чуть повыше моей попки.


— Чего не надо? Не надо так? — пальцы сжимаются сильнее. — Или так? — опускаются ниже и замирают у кромки волос, легонько поглаживая.


— Эй! Эй, ты! Слышишь?


Всем телом вздрагиваю. Отворачиваюсь от окна и встречаюсь взглядом с темными глазами своего похитителя.


— Полет согласован. Сейчас мы подъедем к взлетке. Там будут Алан и твой ребенок. Не делай глупостей, и все будет хорошо. Поняла?


Судорожно киваю и первой тянусь к ручке.


— Подожди! Я тебе русским языком говорю, мы подъедем. Там будут посторонние. Никаких фокусов.


Глава 9

Тимур


— На самом деле Дамир — ваш сын…


Эти слова взрываются в моем мозгу подобно мощной свето-шумовой гранате. Они оглушают, слепят, лишают ориентиров, закручивая картинку перед глазами волчком…


— Что?


— Гурам, так звали Олеськиного мужа, не мог иметь детей. Я всегда об этом догадывалась. Ведь сколько лет они пытались — и ничего не получалось. И тут — беременность. Я-то, глупая, думала, мало ли… Ошиблась, поспешила с выводами. И Леська ж еще — хитрая лиса, даже мне не призналась! Только сегодня, когда припекло… — громко сморкается Катерина. — Она на вас очень рассчитывала… Я понимаю, это все очень неожиданно, но вы ведь ей поможете? Скажите, что поможете!


Катерина впивается ногтями в мою ладонь, но я не чувствую боли. Освобождаю руку из ее захвата и киваю, потому что слов нет. Силюсь осознать произошедшее, но это все настолько чудовищно, что просто не укладывается в моей голове, как я ни стараюсь. Это то, чего в моей жизни просто не может быть.


— Почему Олеся ничего мне не сказала? — я догадываюсь, но просто не хочу… не могу в это поверить.


— Она хотела! Сегодня… Но не успела.


— Нет. Я сейчас не об этом, — спешно уточняю я, видя, что моя собеседница вот-вот снова заплачет, и тогда я вообще вряд ли добьюсь хоть каких-то ответов. А может, оно и к лучшему? Гашу в себе эту нелепую трусливую мысль и все же спрашиваю: — Почему она мне не сказала, когда забеременела?


Катерина открывает рот, но, так и не найдясь с ответом, смущенно отводит красные, заплывшие от слез глаза. Лишая меня всякого повода и дальше отрицать очевидное. Я понимаю… Я, мать его все дери, понимаю. И каким дураком был я сам. И какой сукой оказалась Олеся… В моем сердце зарождается черная жгучая… нет, это даже не ярость. Это ненависть чистой воды. Растираю лицо ладонями. По крупицам перебираю вчерашний день, а в груди горит… тлеет что-то страшное. Делаю рваный вдох. Кислород врывается в легкие, раздувая огонь. Он как лава течет по венам, выжигая до пепла нутро. Я ведь даже не рассмотрел его… Помимо всего того, что уже и так пропустил… Я ведь даже не запомнил, как он выглядит.


Мой сын.


Отступаю на шаг. Закрываю глаза. Мне нужно пару секунд на то, чтобы вернуть себе самообладание.


— Тимур Булатыч…


— Да?


— Здесь все отработали. Пленки есть. Доступ к городским камерам — тоже. Мы можем продолжить работу в офисе?


— Да, конечно. Отчитываетесь лично передо мной.


Моим людям требуется два часа, чтобы собрать полную информацию на Олесю и Дамира Авдаловых, и немного больше — чтобы узнать хоть что-то об их похитителях. Я перебираю эти долбаные бумажки снова и снова, и каждый раз возвращаюсь к маленькой черно-белой фотографии, сделанной на загранпаспорт.


Он похож на меня. Мой сын…


Дверь в кабинет открывается. Высокая фигура отца на миг застывает в дверях и плавно, подобно тени, перетекает в комнату.


— Что тут у нас за кипиш? — интересуется он, усаживаясь в кресло напротив


Растираю виски. Я думал о том, как ему это все объяснить, но так ничего и не придумал.


— Одна женщина попросила меня о защите. Но её похитили прежде, чем наши парни успели приступить к работе.


— Что за женщина?


— Ты ее не знаешь, па. Она… не из наших обычных клиентов.


Если отец и удивлен, а он удивлен, я знаю, то никак этого не показывает. Ведет широкими плечами, ударяет ладонями по столу: