– А как же тогда? – не поняла Каркуша. – О чем же мне тогда рассказывать?

– Пусть каждая из вас расскажет то, что еще никогда никому не рассказывала, как это сделала я. – Тополян внимательно всматривалась в лица подруг. – У каждого человека есть какая-нибудь тайна. Я это точно знаю. Помните, в американских фильмах показывают, когда одного героя что-то мучает, другой у него спрашивает: «Хочешь об этом поговорить?» Так вот давайте поговорим об этом.

– Ну давайте, – неуверенно протянула Каркуша. – Только так сразу и не сообразишь… Хотя… Знаете, девочки, у меня есть один такой случай… Вы, наверное, станете надо мной смеяться…

– Не станем, – заверила ее Галя Снегирева. – Выкладывай.

– В общем, давно… в третьем, кажется, классе я украла одну вещь. – Катя густо покраснела и опустила глаза.

– У кого украла? – принялась задавать наводящие вопросы Тополян. – Что за вещь?

– Ужас как стыдно! – Каркуша приложила к горящим щекам ладони. – До сих пор, представляете? Я правда-правда об этом никому не говорила, даже маме… Ой! Нет, не могу… – Она сделала глубокий вдох, затем резко выдохнула воздух и зажмурилась.

– Говори, – подбодрила Катю Тополян. – Мы ведь для того и собрались здесь.

– Дело в том, – Каркуша открыла глаза и уставилась на едва колышущееся пламя свечи, – что человек, у которого я эту вещь украла, сейчас находится здесь… Это…

– Кто? – наступала Тополян.

– Это… – Каркуша подняла взгляд и увидела, что все так и впились в нее глазами. – Это Луиза Геранмае.

– Я? – Лу даже подскочила.

– Да. – Каркуша снова опустила веки и заговорила тихо, почти шепотом: – Помнишь, у тебя была ручка? Такая вся переливающаяся, как радуга, с часиками и золотым ободком? Ты еще говорила, что тебе ее папа в подарок прислал из Эмиратов?

– Это которая на веревочке? – В глазах Лу что-то забрезжило. – Помню, Катька… – возбужденно затараторила она. – Я тогда ужасно переживала, когда эта ручка пропала. Такой ни у кого не было… Блин! Так это что ж, это, значит, ты ее у меня… того, что ли? – Теперь Лу смотрела на Каркушу широко распахнутыми глазами. Она даже рот от изумления прикрыла рукой. – Вот блин… Правда, что ли?

– Правда, – еле слышно произнесла Каркуша и заплакала. – Самое ужасное, Лу, – всхлипнула Катя, – что я ее, эту ручку, на следующий же день потеряла… Вернее, не то чтобы потеряла… Помните, у нас в школе на первом этаже стояла огромная ваза, синяя такая, в ней еще камыши искусственные были. Ну, помните?

– Помним, – ответила за всех Наумлинская.

– Так вот, я ручку Лу в эту вазу спрятала, потому что боялась домой нести. Родители бы увидели, начали бы спрашивать: откуда, где взяла… Ну вот, а на другой день прихожу в школу, в вазу эту первым делом шнырь, а ручки-то и нет. Забрал, наверное, кто-то. Может, уборщица. Я потом целых три дня плакала. Не знаю даже, отчего больше: оттого, что ручка пропала, или оттого, что воровкой себя чувствовала. Мне казалось, что, если бы ручка не пропала, я бы обязательно ее вернула. Ну, не знаю, подбросила бы к тебе в портфель, Лу… Так я думала тогда. То есть я была в этом уверена. Тем более что ты так расстроилась, спрашивала у всех про эту ручку. Ты, наверное, не поверила бы, если б узнала…

– А больше ты ни у кого ничего не тырила? – перебила Тополян. – Помните, месяц назад у Фишкина полтинник пропал?

– Да ты что! – одними губами прошептала Каркуша. – Как ты можешь? Я же… Да я после этого случая никогда в жизни…

– Уж и пошутить нельзя, – засмеялась Тополян, правда никто ее не поддержал.

А Каркуша вытерла слезы тыльной стороной ладони, окинула всех беспокойным, бегающим взглядом и заговорила вдруг горячо и быстро:

– Честное слово… Клянусь вам, девочки! Это был первый и последний раз в моей жизни! Да я и ручку-то эту… Не знаю даже, как это получилось. Просто мне до ужаса захотелось, чтобы она была у меня. Я, конечно, понимала, что не смогу открыто ею пользоваться, но тогда мне было все равно. Пусть бы даже она век в вазе или еще где-нибудь, в другом тайнике, лежала, только бы знать, что она – моя. И поверите, никогда больше мне так не хотелось ничего иметь, как ту переливающуюся ручку с маленькими часиками и золотым ободком. Мне и теперь она кажется самой красивой вещью на свете. – Каркуша замолчала, опустила голову, потом резко вскинула ее и, устремив на Луизу горящий взгляд, воскликнула: – Лу! Прости меня, пожалуйста… Хочешь, я тебе свой CD-плеер вместо той ручки отдам? Или мобильник? У меня хороший… «Моторола», предпоследняя модель…

– Катька! – Лу вскочила, подбежала к Каркуше, обняла ее за плечи.

Катя уткнулась носом в густые черные волосы Лу. Несколько секунд девушки стояли обнявшись. Трогательную сцену прервали аплодисменты Тополян.

– Принимается, – сказала она, когда девушки, смутившись, отстранились друг от друга.

– Что ты имеешь в виду? – подняла на нее все еще влажные от слез глаза Каркуша.

– То, что история твоя принимается. Вполне достойная тайна. Как вы считаете, девочки?

Ответа не последовало. Девушки, как по команде, опустили глаза. Шутить в такую минуту никому не хотелось.

– Ладно, – хмыкнула Светлана. – Кто следующий?

– Кажется, я, – сказала Лу и взяла в руки свечу, которую Каркуша поставила на стол. – Кать… Я даже не знаю, что тебе сказать… Наверное, когда ты услышишь мою историю, поймешь, что твой поступок по сравнению с тем, что учудила я, так… невинная детская шалость. В общем, тот Алеша, о котором упоминала Светка, ну, сын участкового милиционера, Пал Палыча… Так вот он встречался с Черепашкой… Ну об этом вы, наверное, знаете… Нет. – Лу тряхнула своими густыми, блестящими волосами. – Не с того я начала. Алеша, в общем-то, тут ни при чем, все дело во мне. Не знаю, когда это у меня началось, когда это чувство зародилось во мне… Думаю, что все происходило постепенно. Изо дня в день это гадкое чувство потихоньку, как кислота, разъедало мою душу, пока наконец… Я имею в виду зависть. Черную, отвратительную, как слизь… Это страшное чувство, поверьте мне… И завидовала я не кому-нибудь, а своей лучшей подруге.

– Черепашке? – выпучила глаза Наумлинская.

Лу кивнула.

– Я завидовала всему, ее славе… Думала: а я-то чем хуже? Почему Люська работает на телевидении, ее узнают на улице, просят автограф, а меня, такую раскрасавицу, никто не знает? Неужели, появись у меня такой шанс, я бы не справилась? Но больше всего меня выводило из себя даже не то, что эта слава, успех у Люськи есть, а то, с какой легкостью она ко всему этому относится, словно бы и не замечает вовсе… Она вообще такой человек, легкий… Вот это-то, наверное, меня и бесило. Я из кожи вон лезу, чтобы кому-нибудь понравиться, хотя и не считаю себя уродиной, кучу денег на шмотье и косметику извожу, а Черепашка – маленькая, щупленькая, в очках, на одежду никакого внимания не обращает, не красится совершенно… Да и кокеткой ее не назовешь, сами знаете. Она вообще на ребят не смотрит… Во всяком случае, никаких усилий к тому, чтобы нравиться им, не прилагает, а парни к ней так и липнут. А тут еще Костик, парень, с которым я целых два года встречалась… Короче, мы с ним расстались. – Лу немного помолчала, перевела дыхание и продолжила: – Не скажу, чтобы этот Алеша мне понравился. Нет, он, конечно, симпатичный, а если честно, даже красивый. Скажи, Светка!

Тополян кивнула в знак согласия.

– Да, с такой внешностью в кино можно сниматься, – вздохнула она. – Плечи и все такое… Классный парень, что и говорить.

– Классный-то он классный, – повела плечом Лу. – Да только мне он был совершенно безразличен. Я вообще никогда на красавчиков не западала. Но это я сейчас понимаю, что он мне ни капельки не нравился. А тогда я пыталась себя убедить, что влюбилась в него. Нужно же было найти хоть какое-то оправдание собственной подлости. В общем, я решила отбить Алешу у Черепашки. Врала напропалую – ему, Люське, себе самой, но своего добилась: он назначил мне свидание. Не стану рассказывать, на какие ухищрения мне для этого пришлось пойти. Короче, после кино я напросилась к нему в гости и… Ну, как бы это поделикатнее выразиться…

– Ты с ним переспала? – попыталась помочь Тополян.

– Нет, ты что! – возмутилась Лу. – Еще чего! Только целовались. Я и Костику-то ничего такого не позволяла. А мы с ним, как-никак, два года встречались, а тут какой-то Алеша. Но дело-то не в этом. Совращение Алеши составляло только первую часть моего плана. Вторая же заключалась в том, чтобы сообщить об этом Черепашке и посмотреть на ее реакцию. Я прибежала к ней и разыграла целый спектакль со слезами, покаянными речами и все такое… И тут выясняется, что Алеша ей и не нужен вовсе, что она, оказывается, только и искала предлог, чтобы ему в этом признаться, но боялась обидеть, травмировать. Понимаете? Оказалось, что Люська встретила своего Влади, парня, с которым она полгода назад рассталась, но все это время продолжала любить, а потом совершенно случайно в метро встретила. И именно в тот день, когда я увела в кино Алешу! Просто мистика какая-то! Вот уж точно, бодливой корове бог не дал рогов… Это я про себя. Получается, что своим поступком я, сама того не желая, лишь помогла Черепашке избавиться от надоевшего кавалера, и теперь уже ничто не мешало их отношениям с Влади. Услышав об этом – у меня окончательно съехала крыша, – я, представляете, натравила на Влади Алешу. Я сказала Алеше, что Влади – конченый наркоман и что нужно срочно спасать Люську от его пагубного влияния, иначе он и ее на иглу посадит.

– А что, Влади правда наркоман? – округлила глаза Снегирева Галя.

– Нет, конечно, – махнула рукой Лу. – Говорю же: крыша у меня съехала. В буквальном смысле. Понимаете? В итоге Влади оказался на больничной койке с сотрясением мозга, а у меня случился нервный срыв. Помните, я в школу три недели не ходила?

– Это когда ты сказала, что лежала в больнице с воспалением легких? – уточнила Каркуша.

Лу кивнула.

– А лежала-то я на самом деле в загородной клинике для душевнобольных… Вернее, как это… – Лу наморщила лоб. – Вспомнила! Клиника неврозов. Вот так-то, девочки. Такая вот невеселая история.

– А Черепашка знает? – спросила Тополян, участливо заглядывая в глаза Лу.

В ответ та снова лишь коротко кивнула, а потом помолчала немного и сказала, угрюмо глядя на свои руки:

– Знает, но только не все. Например, про Алешу, ну, что он мне как таковой и на фиг не нужен был, она до сих пор не знает. Но это уже детали. Главное, что сейчас я полностью освободилась от этой мерзкой зависти. Черепашка давно простила меня. Но я все равно рада, что рассказала вам эту историю. Хорошо, что Люська не смогла сегодня прийти. При ней я бы, наверное, не решилась…

– А с этим Алешей… – все никак не могла успокоиться Тополян, – ты с ним порвала или до сих пор встречаешься?

– Порвала, конечно. На следующий же день после их разборки с Влади, – улыбнулась Лу, вздохнула и передала горящую свечу сидящей рядом Снегиревой. – Все, больше я на эту тему говорить не хочу.

7

– Я вот сидела сейчас, – робко, будто с опаской начала Галина, – и все решала, рассказывать об этом или нет. С одной стороны, это настолько личное… А с другой – вы-то все не побоялись о себе такое рассказать. Вот и я не побоюсь, – решительно заявила она. – Только давайте так: я скажу – и все. Никаких вопросов вы мне задавать не станете. Хорошо? Мы же так и договаривались, верно?

– Ну это мы еще посмотрим, – лукаво прищурилась Тополян. – Ты говори, говори.

– Весь настрой сбила. – Снегирева бросила на Тополян укоризненный взгляд, но, тут же вспомнив историю, рассказанную Светланой, спохватилась: – То есть я хотела сказать, что мне и так трудно было решиться…

– А кому легко? – многозначительно протянула Тополян, и Снегирева не поняла, шутит та или говорит серьезно. – Ладно, извини, – улыбнулась Светлана. – Это я так, к слову.

– Вы, конечно, все знаете о моем романе с Игорем. – Галина скользнула взглядом по лицам одноклассниц.

Все смотрели на нее с искренним интересом. Девушки явно ожидали услышать что-то необыкновенное.

– Так ведь вы с ним вроде бы расстались, – снова влезла Тополян. – Я видела, как тебя встречал возле школы один паренек, невысокий такой.

– Да, – не стала отпираться Снегирева. – Это Валентин. Он в другой школе учится. Так вот, Игорь предал меня в самую трудную минуту моей жизни, а Валентин… он оказался очень хорошим человеком.

Наступила пауза. Девушки недоуменно переглядывались. Снегирева смотрела на огонек свечи. Сейчас он затрепетал, послышалось слабое потрескивание плавящегося воска. Галина слегка наклонила свечу, капля горячего воска упала ей на ладонь. Лицо девушки выражало сосредоточенность, но продолжать она, похоже, не собиралась.

– И это все, что ты хотела нам рассказать? – возмутилась Тополян. – Я же знаю, что это не так!

Галина ногтем отковырнула с ладони воск, свечу она при этом держала в другой руке. Тополян была права. Совсем не это собиралась рассказать подругам Снегирева. Но решиться на такое признание оказалось труднее, чем она ожидала. Неожиданно фитиль задымился и огонек погас.