— Если ты не возражаешь, я бы хотела забыть об этом.

— Разумеется, я возражаю, — не унималась Аврора. — У вас с Си-Си был секс в машине — или я ошибаюсь?

— О нет, ты видела! Я знала, что ты увидишь! — расстроилась Рози. Она выронила булочку — та упала и откатилась на метр от стола по полу. Рози спрятала лицо в ладони. Ее разоблачили.

— Ну, ну, я ничего не видела, — сказала Аврора, пожалев, что это была правда. — Я просто подумала, что это могло произойти. Но это не значит, что я подглядываю за тобой, когда у тебя происходит что-то интимное.

— Убеждена, что подглядываешь! И будешь. А кто не будет? Я говорила ему, что ты будешь подглядывать, а теперь мне просто хочется наложить на себя руки!

— Рози, не драматизируй, пожалуйста. Это мне следовало бы драматизировать. Мы можем больше не вспоминать об этом.

Рози все еще закрывала лицо руками. Она знала, что Аврора увидит! Она говорила Си-Си, что Аврора обязательно увидит! Но он так просил, так просил, и она уступила. Аврора и в самом деле видела, и ей теперь всю жизнь не стереть этого из ее памяти.

— Если уж во мне что-нибудь есть, то никак не стыдливость, — заверила ее Аврора, пока Рози молча сидела, закрыв лицо руками. — Люди, которым настолько повезло, что у них есть еще активные любовники, могут заниматься сексом где угодно, и тут жаловаться не на что, — прибавила она. — Когда я была моложе и более удачлива, я занималась этим в самых разных местах. Я даже сообщила об этом на днях Паскалю, причем довольно недвусмысленно. Уж наверняка ты не станешь думать, что я злюсь на тебя за то, что тебе повезло в этом больше?

Рози мало доверяла Авроре в подобных вопросах. И у нее не было намерения сидеть и выслушивать, как ей повезло. На ее взгляд, то, что происходило утром между ней и Си-Си, нельзя было назвать удачей.

— Кому повезло? — спросила она, на миг приподнимая лицо. — То, что в голову Си-Си пришла чудовищная мысль заняться этим в машине — это проклятье всей моей жизни. Ничего хорошего в этом нет, и если ты думаешь, что мне особенно повезло, попробуй сама как-нибудь.

— Странно, но я никогда бы не подумала, что ты до сих пор страдаешь. Я даже не знала, что Си-Си такой необычный. Мне казалось, он так же ленив, как Гектор и Паскаль.

Рози посмотрела на нее с отвращением, но ничего не сказала.

— Почему ему нравится заниматься этим именно в машине? — спросила Аврора, выдержав паузу, которой требовали приличия.

— Именно потому, что этим он занимался со своей первой девушкой, — ответила Рози. — Когда они поженились, Си-Си был такой петух. Им приходилось много разъезжать, так что они занимались этим в машине. У Си-Си появилась такая привычка, и он до сих пор не может от нее избавиться. Тебе бы еще неплохо знать, что Си-Си считает себя юношей, хотя ему уже шестьдесят восемь.

— Ну, это ни в коем случае не самый старый юноша в мире, — рассмеялась Аврора. — Тот, что запустил в меня костылем сегодня утром, еще старше.

— Я не знаю, — сказала Рози.

— Что не знаешь? — спросила Аврора.

Рози вздохнула:

— Возможно, все это из-за того, что Си-Си воспитывали в машинах. Когда находишься с ним в помещении, от него никакого толку.

— Гектор тоже почти бесполезен, — сказала Аврора. — Правда, его воспитывали не в машинах. — Она решила, что пора переводить разговор на свои собственные неприятности.

— В машине я всегда нервничаю, — призналась Рози, не обращая внимания на планы Авроры. — То есть, может быть, и без причины, ведь какая разница, где все это происходит — в машине или не в машине? Но я начинаю нервничать и спешу, а ты же знаешь, что бывает, когда спешишь.

— Мужчины спешат еще больше нас с тобой, вот и все, — сказала Аврора, припоминая, что Рози не показалась ей такой уж растрепанной в тот момент, когда она вышла из машины Си-Си. — Можешь мне не верить, но я сегодня столкнулась с таким же феноменом, — добавила она.

Рози посмотрела в щелку сквозь пальцы на пол, который так часто мыла. К счастью, ее булочка лежала кверху джемом. Она подняла ее и надкусила.

— Мне кажется, ты не собираешься говорить ни о чем, кроме секса, и в этом случае я хотела бы задать тебе один вопрос, — продолжила Аврора. — Если исходить из десятибалльной системы, какую оценку за эту маленькую шалость в фургоне ты могла бы поставить Си-Си?

— Что-что? — спросила Рози. — Поставить оценку?

— Ну да, оценку в баллах, а почему бы и нет?

Рози стала подозревать, что Аврора готовит для нее какой-то подвох. Если бы ей пришлось выставить оценку, как в школе, за свои утренние занятия сексом, она безусловно поставила бы единицу, но единица напоминала кое-что, без чего вообще говорить о минувшем утре и не стоило. Что, Аврора пыталась сбить ее на разговор об этом? И если да, то зачем?

Потом, припоминая, как она нервничала и насколько была разочарована, она перестала беспокоиться.

— При десятибалльной шкале я бы поставила ему «ноль», — сказала она с горечью. — Все, что мне при этом досталось, была колючая подстилка в машине, и потом я напоролась на отвертку, которую он забыл убрать с сиденья. Даже «ноль» — слишком много. Больше всего подходит минус два.

— Тогда неудивительно, что ты плакала. Наверное, у меня получилось немного лучше, хотя и ненамного.

Рози подумала, что Аврора несколько приободрилась.

— Это что, означает, что генерал наконец вскочил на шесток? — спросила она.

— Чуть-чуть, — сказала Аврора.

Рози решила, что это еще один пример того, что Аврора получает от жизни незаслуженные удовольствия, которых сама была лишена. За те сорок лет, что она провела у Авроры, были уже тысячи подобных случаев, но это не означало, что она не обижается на Аврору за это. То, что у Авроры с генералом, таким стариком, все получилось лучше, чем у нее с Си-Си, не могло вызвать ее радости, и кроме того, если Аврора видела, как фургон ходит ходуном, все соседи тоже могли это видеть.

— Семьдесят лет иметь репутацию приличной женщины и лишиться ее теперь, — вздохнула она. — Жаль, что я не могу уволиться и уехать куда-нибудь, где все не начинают глазеть из окон, пока еще не рассвело.

— Тише, тише, — успокоила ее Аврора. — Ничегошеньки я не видела, да и вообще никто ничего не видел. Я просто неплохо отгадываю. Гектор хотел посмотреть, но не смог вовремя найти свои костыли, так что ты в безопасности. А вообще, если бы ты хоть несколько минут посвятила изучению истории, ты знала бы, что даже наиболее уважаемые всеми люди совершали ужасно смешные поступки. Я и сама совершила несколько смешных поступков, а ты знаешь, никого здесь не уважают больше, чем меня.

Рози доела свою булочку — жизнь продолжалась или, по крайней мере, пока не прекращалась. Однажды она, конечно, остановится, и это будет все. Она надеялась, что когда она умрет, то будет полностью одета. Порой, когда у нее бывало плохое настроение, она беспокоилась, что может умереть обнаженной — в ванной или еще где-нибудь. Это было бы слишком. От этой мысли ее просто передергивало. Но пока этого не случилось и, возможно, никогда не случится. Но вот сейчас единственное, о чем можно было говорить с Авророй, — это о сексе. За все эти годы, что она работала у Авроры, они редко упоминали о сексе, но в последнее время едва ли хоть одна их беседа касалась чего-либо иного.

— Я слышала, что пожилые женщины становятся противными злюками, — сказала она, пожалев, что булочек по-английски больше нет. — Я, уж конечно, никогда не думала, что такое может произойти со мной.

— Я тоже, — призналась Аврора. Она взяла расческу и поправила себе прическу.

— С другой стороны, я уверена, что ни тебе, ни мне не приходилось думать о том, что мы станем довольствоваться тем, чем довольствуемся, — продолжила она.

— Это точно, один — нудист, другой — маньяк, и оба могут потерпеть, пока не окажутся на заднем сиденье машины, — сказала Рози. — Мы заслуживаем лучшего. Уж что может быть противней, чем начинать день с минус двух!

Она заметила, что, в сущности, Аврора не то чтобы сильно приободрилась.

— А как у тебя с десятибалльной шкалой? — поинтересовалась Рози. Никогда прежде она не задавала подобных вопросов своей хозяйке, но поскольку они, кажется, не могли разговаривать ни о чем, кроме секса, она решила, что теперь можно.

— Даже не знаю, может быть, единица с плюсом. Уж точно не выше двух.

Зазвонил телефон. Аврора не обратила на него никакого внимания.

— Хочешь, я сниму трубку? — спросила Рози. — Может быть, это Мелли, у них могла произойти авария.

— Да нет, я уверена, что это Гектор. Не хочу с ним разговаривать. Поговори, если хочешь.

Несколько месяцев назад после ссор, которые длились неделями, она согласилась провести в доме дополнительную телефонную линию. Генерал жаловался, что она слишком подолгу висит на телефоне и что ему едва удается позвонить по делу в те редкие минуты, когда телефон в доме был свободен. Он еще часто напоминал ей, что может настать день, когда он больше не сможет справиться со ступеньками, и хотел, чтобы можно было позвонить вниз, если возникнет такая необходимость. Сейчас у него появилась привычка раз восемь-девять звонить вниз, в основном с тем, чтобы доложить, что ему одиноко.

— Приветствую вас, генерал, — сказала Рози, снимая трубку.

— Меня что, оставили здесь умирать с голоду только за то, что я пожаловался на качество приготовления яиц? — спросил генерал довольно спокойным тоном.

— Он желает знать, не оставили ли его там умирать за то, что у него были жалобы на яйца, — передала Рози Авроре.

— Да нет, но раз уж он набрал чуть больше полутора баллов, ему грех жаловаться, — заметила Аврора. — Вот ведь я не жалуюсь на полтора балла. Кроме того, он еще и костылем в меня запустил. Дай мне трубку.

— Алло, Гектор, — сказала она холодно, взяв трубку.

— Аврора, приношу извинения за то, что пожаловался. Я соскучился по тебе. Так хочется, чтобы ты скорей поднялась ко мне.

— Это зачем же, чтобы ты опять огрел меня костылем? — поинтересовалась Аврора. — А ну как у меня не то настроение, чтобы позволить тебе это?

— У меня и в мыслях не было огреть тебя костылем, я люблю тебя, — произнес генерал.

В прошлом он редко объявлял о своей любви столь прямолинейно, но теперь ему приходилось заявлять об этом напрямую по нескольку раз в день, хотя бы для того, чтобы удержать события в их прежнем русле. Но все равно, не все шло так, как хотелось бы. Было весьма печально, что конец жизненного пути был таким тернистым, совсем не такой, как начало и середина. Генерал всегда придерживался мнения, что в конце концов страсти улягутся, и когда это произойдет, жизнь станет спокойней. Однажды ему довелось грести на ялике по Неаполитанскому заливу. День клонился к закату. Небо и вода были в полной гармонии. Когда он потом припоминал этот эпизод из своей жизни, он понял, что вот такой он и хотел бы видеть свою старость — спокойной, мирной, прекрасной, невозмутимой. А он оказался здесь, руки у него дрожали, он звонил со второго этажа Аврориного дома на первый, умоляя ее прийти к нему наверх проведать его и, если можно, принести объедки ветчины или хоть чего-нибудь съестного. Не слишком-то все это напоминало закат в Неаполитанском заливе при свете вечерней звезды.

— Может быть, и любишь, и, может быть, я и приду через пару минут, — сказала Аврора. — Тебе уже пора одеваться. Нам нужно ехать на прием к психиатру через час.

— О, черт, я совсем забыл об этом. Но ведь я ничего не ел, ты же знаешь. Ты швырнула мне на голову яйцо и унесла мой завтрак.

— А ты вымыл голову?

— Разумеется, вымыл. А что мне еще оставалось делать? Ты что, хотела, чтобы я остаток жизни провел, перепачканный яйцом?

— Гектор, я всего-навсего подумала о нашем несчастном психиатре. Если бы я привезла к нему тебя с яйцом в волосах, несчастный молодой психиатр мог бы отказаться принимать нас, даже не начав сеансов. Мы же не хотим, чтобы такое случилось, не так ли?

— Нет, но я все же хотел бы довести до твоего сведения, что я голоден, — не отступал генерал. — Как ты думаешь, не могла бы Рози сварить мне хотя бы овсянку?

— Не знаю, у нее неудачно начался день. Я отказываюсь быть твоим адвокатом, поговори с ней сам.

Она опять передала трубку Рози, которая внимательно выслушала просьбу генерала.

— Порядок, но темного сахара у нас нет, я забыла купить, — сказала Рози. — Придется вам есть ее с обычным белым, даже если это вам неприятно. Или с медом.

— Немного меду было бы просто здорово, — обрадовался генерал.

18

Шишарику ужасно не нравилось, когда Большие запирали дверь в спальню. Сначала они запирали прозрачную дверь, чтобы он не смог выбраться и спуститься по лестнице во двор. Потом они забрасывали ему в кроватку книжки и игрушки, целовали его и удалялись. Как ни старался он втянуть их в свои игры, как ни ревел и ни орал изо всех сил, Большие не обращали на него внимания и исчезали за дверью.