— Ничего себе, — удивился генерал, — ты только что проехала мимо приемной нашего доктора.

Аврора высунулась из окна, но ничего не увидела, кроме уродливых пригородных домишек. Она не ожидала, что их доктор будет заниматься своей практикой в подобном квартале. Она предполагала увидеть выстроенный со вкусом офис из стекла, с красивыми коврами и воспитанными регистраторами. В Хьюстоне были сотни подобных, со вкусом построенных стеклянных офисов, и во многих из них как раз принимали врачи. Разумеется, было бы намного легче разобраться со всеми темными уголками в душе Гектора, если бы это происходило в приличном здании, где, кроме того, находилась бы еще пара банков.

— Я говорю, остановись, ты проехала дом! — повторил генерал.

— Мы не дом ищем, Гектор, мы ищем офис врача, — сказала Аврора.

— Да понятно. Но мы только что проехали мимо. По-моему, я раза три тебе сказал об этом. Теперь тебе придется развернуться.

— И не подумаю, до тех пор пока не встречу здания, в котором, на мой взгляд, должна помещаться приемная доктора. Эта улица похожа на те, где живут люди, которым платят государственную зарплату. Мне кажется, здесь мы не найдем уважающего себя психоаналитика.

— Какая же ты смешная женщина и настоящий сноб, — сказал генерал. — Я тебе еще раз говорю, что мы проехали дом доктора Брукнера. У него на лужайке табличка, на ней написано — «Терапевт», а терапия нам как раз и нужна. С каждой секундой мы удаляемся от нужного нам места все дальше и дальше. Не могла бы ты быть разумной хоть раз в жизни?

— Гектор, мне доводилось бывать у врача. Я знаю, на что может быть похож офис врача, — возразила Аврора. — Психотерапевт — это всего-навсего врач.

Свою позицию Аврора отстаивала, не выключая красного света задних фонарей, и, к несчастью, патрульный транспортной полиции как раз в это время дежурил на ближайшем перекрестке.

— Ну вот ты и добилась, чего хотела, — сказал Гектор, как только патрульная машина начала разворачиваться в их сторону, включив сирену и мигая. Аврора подъехала к тротуару, но патрульный полицейский по мегафону несколько раз пригласил ее подъехать еще поближе.

— Он хочет, чтобы ты подъехала к бордюру, — сказал Гектор, чем и довел ее до высшей степени раздражения. Стоило ей попасть в трудное положение с регулировщиками, Гектор неизменно становился на сторону полиции — из-за этого она несколько раз была готова порвать с ним. Сейчас она почти жалела, что так и не сделала этого, иначе ей не только не пришлось бы наблюдать, как ее возлюбленный подобострастно становится союзником властей, но и наблюдать, как этот невероятно старый человек кутается в свой костюм.

— Гектор, к твоему сведению, я и так у бордюра! Это не галантно с твоей стороны придираться ко мне, когда у меня неприятности.

— Если бы ты сделала, как я сказал, и повернула бы за пять кварталов отсюда, никаких неприятностей и не было бы, — продолжал занудствовать Гектор. — Но если ты не желаешь меня слушать, что я могу сделать?

Всю свою жизнь Аврора страдала от боязни ободрать покрышки о бордюр. Теперь она плавно подъехала к тротуару, вся в напряженном ожидании того, что вот-вот раздастся этот отвратительный скрежет.

— Выйдите, пожалуйста, из машины, — несколько раз повторил в рупор полицейский.

— Как ты думаешь, почему это ему захотелось, чтобы я вышла из машины? — поинтересовалась Аврора. — Они настаивают на этом довольно редко. Неужели он застрелит меня только за то, что я проехала на красный свет?

— По-моему, он решил, что ты — какая-то маньячка, но стрелять в тебя он не собирается, — пошутил генерал.

— Гектор, с чего бы это ему думать, что я — маньячка? — спросила Аврора. К несчастью, она не до конца зажала ручной тормоз, и машина продолжала плавно приближаться к бордюру. Заметив свое упущение, она дернула рычаг коробки скоростей и перевела его на нейтраль. Машина рывком остановилась. Гектор, пристегнутый ремнем, дернулся вперед и чуть не ударился головой.

— Он, может быть, так и не думает, но я точно могу подтвердить, — воскликнул генерал. — Очень кстати, что мы едем именно к психиатру. Похоже, это следовало сделать еще несколько лет назад.

Аврора вышла из машины, стремясь сохранить как можно больше достоинства, хотя перед ней и был-то всего-навсего какой-то мелкий рыжий полицейский, который скептически смотрел на нее. Они все вели себя так. Хотя, присмотревшись к нему, она заметила, что его полный скепсиса взгляд в основном относился к ее машине, которая, к немалому удивлению Авроры, была все еще на приличном расстоянии от бордюра.

— Это не совсем то, что я бы назвал остановкой у тротуара, — сказал патрульный. — В другое время вы мешали бы движению машин. Вы глазами давно не занимались?

До Авроры не сразу дошло, что он имеет в виду. С чего бы это ей заниматься глазами. Она подумала, что, наверное, он неточно выразился — видимо, он хочет спросить, хорошее ли у нее зрение.

— Спасибо, зрение у меня прекрасное, это у меня просто такая фобия — боюсь ободрать шины о тротуар. По правде говоря, именно поэтому я и тороплюсь к своему врачу.

— И едете на красный свет? — спросил патрульный. — У вас что-то неотложное?

— Вы же видите, это достаточно серьезная фобия. Я притормозила не так уж и близко от бордюра, но, уверяю вас, в ушах у меня прозвучал сильный скрежет, который раздается, когда прижмешься к тротуару слишком сильно. Воображаемый скрежет такой интенсивности вполне может сбить с толку, уверяю вас.

Маленький полицейский сурово посмотрел на нее и покачал головой.

— Неплохо придумано, — промолвил он, выписывая квитанцию на штраф за проезд на красный свет.

— Не так уж и неплохо, вы и сами понимаете, — продолжала прикидываться Аврора. — Если вы собираетесь оштрафовать меня, то не могли бы вы заодно помочь мне найти дом моего врача. Его фамилия Брукнер, он психоаналитик. Очень надеюсь, что он вылечит эту мою фобию.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал полицейский. — Иначе в следующий раз, когда вы поедете на красный и захотите остановиться у тротуара, вас наверняка оштрафуют дважды — за проезд на красный свет и за создание помех движению транспорта.

— А вы хотя бы знаете, где принимает больных доктор Брукнер? — повторила свой вопрос Аврора, чувствуя, что закипает.

— Знаю. Вы как раз проехали мимо, — сказал полицейский, вручая ей квитанцию. — Развернитесь, это будет слева, примерно три квартала отсюда. Небольшой зеленый домик, табличка во дворе. Пожалуйста, постарайтесь останавливаться на красный свет, мэм.

Аврора села в машину и с места круто развернулась прямо перед носом у патрульного. Ей показалось, что он опять посмотрел на нее скептически.

Генерал тоже смотрел на нее скептически. Светофор перед ней был красный, и она из вежливости остановилась.

— Не уверен, что в Беллэре правилами разрешен разворот, — опять занудел генерал, но тут в глазах Авроры появилось хорошо знакомое ему выражение, означавшее, что ему было бы лучше не распространяться о правилах дорожного движения в районе Беллэр, по крайней мере, в данную минуту.

— Гектор, нам нужен маленький зеленый домик с табличкой во дворе. — Я полагаю, он появится где-то слева, — как ни в чем не бывало сказала Аврора.

— Прямо в точку, — пробурчал генерал.

— Да не прямо, а слева, — настаивала Аврора.

— Я хотел сказать — прямо — в смысле правильно. У этого слова не единственное значение.

— Гектор, я просто стараюсь ехать так, как сказал полицейский. Мне сейчас не до многозначных слов. Уверена, что наш аналитик мог бы этим заинтересоваться больше, чем я.

— Аврора, это вон где, смотри! — воскликнул генерал в волнении, указывая на дом, к которому они приближались. — Это тот самый дом, у которого я хотел остановить тебя с самого начала.

Аврора взглянула и увидела уродливый зеленый домик, похожий на ранчо. Без особого удовольствия она снова развернулась и подъехала к дому.

— Какое разочарование! С чего бы это заслуженному венскому психоаналитику жить в такой дыре?

— Совершенно нормальный дом, — заметил генерал. — Надо же людям жить где-то. Мы ведь собираемся обратиться к нему за помощью, так не все ли равно, где он живет?

— Мне не все равно, — призналась Аврора. — Может быть, это глупо, но ничего не поделаешь. Я просто совершенно не так себе представляла кабинет, в котором принимает доктор Брукнер.

Она вздохнула.

— Да не начинай ты опять вздыхать, — подбодрил ее генерал. — Мы же решили начать это, так давай смотреть на все положительно.

Аврора снова вздохнула.

— Ты не могла бы не вздыхать? — настаивал Гектор. — Терпеть не могу, когда ты вздыхаешь. Зачем так часто вздыхать?

— Да не тебе критиковать меня за то, что я не смотрю на мир положительно, — перебила его Аврора. — За последние двадцать лет я буквально каждый день начинаю оптимистично и даже весело. Только никакого проку от этого оптимизма.

Генерал почувствовал, что снова попал в капкан, и промолчал.

— Сейчас заплачу, — объявила Аврора к его ужасу.

— Аврора, мы ведь приехали к врачу, — попытался успокоить ее генерал. — Наша машина стоит возле его дома. Может быть, он сейчас смотрит на нас из окна и не может понять, почему мы не входим в дом. Сейчас не плачь.

— А мне хочется, — капризничала Аврора. — Когда подумаешь, как много моего хорошего настроения пропало даром, просто хочется плакать.

— Но оно не пропало даром, — уверил ее генерал. Он почувствовал легкое отчаяние.

— Пропало, пропало, ты никогда не мог избавиться от своей депрессии, — сказала Аврора, начиная плакать. Все мое веселье, весь оптимизм попросту разбивались о твою депрессию. Ты — самый отрицательный человек, которого я знала в своей жизни. Жалко, что я вообще подумала о психоанализе, — я ведь знаю, что это никому не поможет. Ничто не помогало нам, и все потому, что тебе ничего не нравится и ты ничего не хочешь сделать, а если я настаиваю и выступаю с какой-нибудь инициативой, тебе обязательно нужно ее задушить!

Некоторое время Аврора плакала; генерал чувствовал себя настолько разбитым, таким виноватым, что не мог произнести ни слова. Он ломал голову, пытаясь припомнить, на какое предложение Авроры он согласился и у них хоть что-нибудь получилось. Но именно в этот момент голова его была совершенно пуста, и он ничего припомнить не смог.

Всхлипнув раз-другой, Аврора затихла.

— Если уж тебе хочется обвинить меня в чем-то, то уж никак не в том, что мне не хватает положительного отношения к жизни, — сказала она, вытирая глаза. — Это тебе не хватает положительного отношения к жизни — тебе, тебе, тебе!

— Ну, тебе тоже кое-чего не хватает, — парировал генерал. — Мы когда-нибудь войдем и пройдем через сеанс психоанализа или же будем сидеть в машине возле дома этого человека все утро и ссориться, как обычно?

— Я думаю, надо войти, — согласилась Аврора, развернув зеркало заднего обзора, чтобы побыстрее подправить краску на глазах. — Не похоже, что плакала, — я так хорошо выгляжу. Если бы я еще не была так жестоко разочарована домом этого человека! Я настолько им разочарована, что у меня пропало почти всякое желание, чтобы он проводил свой психоанализ со мной.

— Аврора, мы приехали, давай хоть попробуем, — предложил генерал. — Он нас ждет.

— Люди часто ожидают чего-то такого несбыточного, — сказала Аврора. — Посмотри на меня. Всю свою жизнь я ожидала, что у меня будет ежедневное счастье. Но дни проходят, и где оно?

Все же им удалось кое-как собраться с духом, пройти по дорожке к дому и позвонить в дверь. Она немедленно распахнулась. «Я не совсем готова к этому», — подумала она, когда увидела открывающуюся дверь. Многие вещи в жизни происходят прежде, чем успеешь к ним подготовиться. Эмма, например, родилась на две недели раньше срока, прежде чем Аврора была к этому готова. Может быть, эта поспешность была причиной того, что она оказалась такой нервной матерью, по крайней мере, в первые несколько лет. Она предпочла бы быть полностью готовой к тому, что должно было происходить, но что-то все равно происходило, пока она к этому только внутренне готовилась: именно это и произошло сейчас у двери ее психоаналитика. Дверь уже открывали, а она к этому не была готова.

В дверях стоял полный человек лет сорока с небольшим, с седоватой шевелюрой и с самыми большими и самыми грустными глазами, которые только доводилось видеть Авроре. Он был одет в вельветовый пиджак с накладками на локтях и джинсы «Леви», но от шока, вызванного созерцанием врача в джинсах, ее избавил его взгляд. Взгляд этот был гораздо более приветливый, чем у большинства врачей.

Вспоминая потом, уже после смерти Джерри Брукнера, то время, что они провели вместе, Аврора осознала, что все произошло потому, что в тот, самый первый момент он сумел дать ей почувствовать, что ей рады — рады прямо с порога.