При упоминании о придирках короля Генриха насчет приданого Артур поморщился.

— Нет-нет, ты меня не поняла. Речь отнюдь не о том, чтобы пристроить кого-то в штат, — торопливо сказал он. — Речь о леди Маргарет Пол, которой не терпится с тобой познакомиться. Она наконец-то дома.


Святая Мария, Матерь Божья! Это даже хуже, чем если бы речь шла о его любовнице! Леди Маргарет Пол! Я знала, что мне придется столкнуться с ней когда-нибудь. Ведь это ее дом, и я втайне надеялась, что она не вернется, пока мы здесь. Я думала, она избегает меня из ненависти, как я ее — от стыда. Леди Маргарет Пол — сестра того бедного мальчика, графа Уорика, обезглавленного, чтобы очистить мне путь к престолу. Мне и моему потомству. Я с ужасом думала о том, как посмотрю ей в глаза. И всем святым молилась, чтобы этого не произошло…


Он заметил гримаску ужаса на ее лице.

— Прошу тебя! Она была в отъезде, потому что ее детям требовался уход. В противном случае она непременно была бы здесь, чтобы приветствовать нас, когда мы сюда прибыли. Я же говорил, что она вернется, вот она и вернулась и хочет поскорей выразить тебе свое почтение. Сэр Ричард — добрый друг нашего короля, мой советник и смотритель этого замка. Нам нельзя не ладить.

Она протянула к нему дрожащую руку, и он тут же подошел ближе, не обращая внимания на заинтересованные взгляды придворных.

— Я не могу! — прошептала она. — Истинный крест, не могу. Ее брата казнили из-за меня. Я знаю, что на этом настояли мои родители. Я знаю, что он был невинен, невинен, как дитя, а его держали в Тауэре, чтобы он не мог заявить о своих правах на престол. Он мог бы спокойно жить, но мои родители потребовали его смерти. Она должна меня ненавидеть.

— Да не ненавидит она тебя! — со всей искренностью сказал он. — Поверь мне, Каталина, ни за что на свете я не допущу, чтобы тебя обижали. Она не ненавидит ни тебя, ни меня, ни даже моего отца, а ведь Уорика казнили именно по его приказу. Она принцесса и не хуже тебя знает, что такое политика. Это был не твой выбор и не мой. Ей известно: твои родители хотели, чтобы путь к трону для тебя был свободен, так же как мой отец готов любой ценой устранить всех моих соперников. Она давно смирилась.

— Смирилась? — недоверчиво переспросила она. — Как может она смириться с убийством брата, к тому же наследника престола? Как может приветствовать меня с открытым сердцем, зная, что он умер ради моего удобства? Когда мы потеряли нашего брата Хуана, для нас померк весь мир, все наши надежды рухнули. Матушка до сих пор убивается. Как может леди Маргарет, потеряв брата по моей вине, смириться с этим? Как может не ненавидеть меня?

— Она мудрая женщина и с покорностью принимает свою судьбу, — объяснил Артур. — А радость и счастье находит в своем супруге, сэре Ричарде Поле, доверенном друге моего отца, и в том, что живет здесь, пользуясь всеобщим уважением и тем, что я у нее в друзьях и ты, я надеюсь, будешь тоже. — Он взял ее за руку. — Ну же, Каталина! Будь смелой, любовь моя. Она тебя ни в чем не винит.

— Как может она меня не винить! Кровь Эдуарда Плантагенета на моих руках! На нашем браке печать его проклятья…

Артур даже отшатнулся. Он еще не видел ее такой расстроенной.

— Господи, Каталина, неужели ты считаешь нас проклятыми? Ты никогда об этом не говорила!

— Разве легко произнести такие слова?

— Но ты думала об этом?

— С того момента, как мне сказали, что его казнили из-за меня.

— Любовь моя, так ты и впрямь считаешь, что мы прокляты?

— Этот грех — на нас.

Он постарался перевести разговор в шутку:

— Ну уж нет! Ты не можешь не знать, что мы счастливчики! — Он склонился к ней и сказал так тихо, чтобы слышала только она: — Разве утром, просыпаясь в моих объятиях, ты чувствуешь себя несчастной?

— Нет, конечно же нет… — неохотно призналась она.

— Разве ночью, когда я вхожу к тебе, на твоей коже пылает печать греха?

— Н-нет, — вздохнула она.

— Вот видишь! Мы не прокляты, — уверенно заключил он. — Напротив, на нас благословение Божье. Каталина, душа моя, верь мне. Леди Маргарет простила моего отца, и уж конечно ей и в голову не приходит винить тебя. Клянусь тебе, у нее золотое сердце. Пойдем же, я представлю ее тебе.

— Только чтобы больше никого не было, — поставила она последнее условие.

— Хорошо. Она сейчас в комнатах смотрителя замка. Мы тихонько пойдем вдвоем.

Она поднялась с кресла, оперлась на его руку.

— Мы пройдемся с принцессой, — обратился он к свите, — а вы оставайтесь здесь.

И они вышли, провожаемые недоуменными, а отчасти и недовольными взглядами, и скоро оказались на узкой винтовой лестнице. Артур шел впереди, Каталина следовала за ним, медля у каждой амбразуры в толще стены, глядя на долину, где река Тим, выйдя из берегов, серебряным озером затопила луга. Было холодно даже для марта в Уэльсе. Каталина поежилась, словно от дурного предчувствия.

— Мужайся, любовь моя, — сказал Артур, глядя на жену. — Твоя матушка держала бы голову высоко.

— Она-то это все и затеяла, — сердито отозвалась Каталина. — Думала, мне во благо. Однако из-за этого погиб человек!

— Она сделала это из любви к тебе, — не поленился он сказать ей еще раз. — И никто тебя не винит.

Теперь они оказались как раз под покоями Каталины. Недолго думая, Артур постучал в толстую деревянную дверь и, услышав отклик, вошел.

Квадратная комната окнами на долину, с деревянными панелями и гобеленами по стенам, в точности повторяла гостиную Каталины этажом выше. У огня сидела дама, которая при их появлении встала. На ней было светло-серое платье, голова прикрыта серым покрывалом. Лет ей было около тридцати, и, глянув на Каталину с дружеским интересом и мягкой, усталой улыбкой на устах, она сделала глубокий реверанс.

Несмотря на то что пальчики Каталины судорожно вцепились в руку мужа, Артур отстранился и отступил к самому порогу. Каталина, поглядев на супруга с упреком, сделала ответный реверанс, не такой, впрочем, глубокий. Из поклона обе дамы встали одновременно.

— Я так рада нашей встрече, — любезно начала леди Пол. — Примите мои извинения, ваше высочество, что я не поприветствовала вас по приезде. Увы, захворал один из моих сыновей, и я не могла отойти от его постели.

— Ваш супруг проявил все возможное гостеприимство, — ответствовала Каталина, едва шевеля языком.

— Надеюсь, что это так, поскольку я оставила ему длинный список поручений. Мне так хотелось, чтобы в комнатах ваших высочеств было тепло и уютно. Прошу вас, скажите мне, если в чем-то возникнет нужда, хоть малейшая. В Испании мне бывать не привелось, так что я плохо представляю себе, что именно могло бы доставить вам удовольствие.

— Не беспокойтесь, прошу вас… все в совершенном порядке…

Леди Пол внимательно посмотрела на принцессу:

— В таком случае надеюсь, вы будете счастливы с нами.

— Я тоже… — выдохнула Каталина. — Однако…

— Да, ваше высочество?

— Известие о кончине вашего брата доставило мне огромное огорчение, леди Пол, — словно бросаясь в воду, выпалила Каталина. Лицо ее, до того белое от волнения, запылало румянцем. Уши горели, голос дрожал. — Огромное…

— Это была большая потеря — и для меня, и для всей семьи, — спокойно ответила леди Пол. — Но что поделаешь! Такова жизнь!

— Я боялась, что мой приезд сюда напомнит вам об этой потере…

— У меня и в мыслях не было, ваше высочество, полагать, что вы к этому причастны. Когда нашего дорогого принца Артура обручили, король Генрих должен был позаботиться о том, чтобы обезопасить свое наследие от возможных посягательств. Я, конечно, знала, что мой дорогой брат никогда бы не стал нарушать спокойствие Тюдоров, однако они-то этого не знали. А потом, ему попался на пути этот злосчастный и злонамеренный молодой человек, который сбил его с толку, и они затеяли глупый заговор… — Голос леди Пол дрогнул. Она помолчала, собираясь с силами. — Прошу меня простить, ваше высочество, мне все еще нелегко говорить об этом. Он был словно невинное дитя, мой братец. Этот нелепый заговор — как раз свидетельство его невиновности, а не злой воли. У меня нет сомнений, что он сейчас с Господом, с такими же невинными душами, как он сам… — Она мягко улыбнулась. — В этом мире мы, женщины, часто оказываемся бессильны перед властью мужчин. Уверена, вы не желали зла моему брату, так же как уверена в том, что он не держал бы зла ни против вас, принцесса, ни против нашего дорогого принца Артура… Что поделаешь, моему отцу также приходилось предпринимать жестокие меры, и видит Бог, он сполна заплатил за это. Его сын, хотя невиновный, пошел путем своего отца. Упади монета другой стороной, все могло быть иначе!

Каталина слушала приоткрыв рот.

— Я знаю, что мои отец и мать хотели удостовериться в том, что у Тюдоров нет соперников. Я знаю, что они сообщили об этом королю Генриху, — выговорила она так, словно делом ее жизни и смерти было убедить леди Пол в своей невиновности.

— И я бы сделала так, будь я на их месте, и отвечала только бы перед Богом, — ответила та. — Дорогая моя, поверьте, я не виню ни вас, ни ваших родителей. Не виню и нашего короля.

— Мне всегда казалось, что гибель вашего брата на моей совести.

Леди Пол покачала головой.

— Это не так, — твердо сказала она. — Грешно винить себя за деяния других. Вашему исповеднику следовало бы сказать вам: такие мысли суть проявления гордыни. Не стоит брать на себя чужие грехи.

Тут Каталина решилась поднять глаза и встретилась взглядом с леди Пол, увидела ее улыбку и неуверенно улыбнулась в ответ. На это леди Пол протянула ей руку, как сделал бы мужчина, желающий скрепить дело рукопожатием.

— Видите ли, ваше высочество, — сказала она, — я и сама была принцессой королевской крови, последней из рода Плантагенетов. С младенчества росла под покровительством короля Ричарда вместе с его сыном. Кому, как не мне, известно, что в мире происходит много такого, что нам, женщинам, неподвластно. Тут и воля твоего мужа, и твоих родителей, и твоего короля, и твоего Бога. Никто не вправе корить принцессу за деяния короля. Разве мы можем этому противостоять? Или хотя бы изменить что-то? Нет, мы можем лишь подчиняться.

Каталина, ладонь которой сжимала теплая сильная рука, окончательно успокоилась.

— Боюсь, я не всегда послушна, — призналась она.

Леди Пол рассмеялась:

— О да, надо быть дурочкой, чтобы совсем не думать о себе! Подлинное послушание мужу возможно только тогда, когда ты втайне думаешь, что на самом-то деле знаешь все лучше его, но осознанно склоняешь голову. Если же это не так, то тогда это просто податливость, которая есть свойство любой придворной пустышки. Как вы полагаете?

И Каталина — впервые за все пребывание в Англии! — рассмеялась на слова англичанки:

— Ну, я никогда не метила в придворные пустышки!

— Я тоже, — улыбнулась Маргарет Пол, урожденная Плантагенет и принцесса королевской крови, а теперь смиренная жена, прозябающая в глуши тюдоровского Уэльса. — Я всегда знала, глубоко в сердце, что я — это я, какой бы титул мне ни присвоили.


Поразительное дело! Женщина, оказаться лицом к лицу с которой я так боялась, сделала замок Ладлоу для меня настоящим домом. Теперь леди Маргарет Пол мне друг и компаньонка, замена матушке и сестрам. Сейчас я понимаю, что всегда жила в мире, в котором преобладали женщины: королева-матушка, мои сестры, наши придворные дамы, даже служанки нашего сераля. В Альгамбре мы жили почти в изоляции от мужчин, в комнатах, выстроенных так, чтобы женщинам было удобно и приятно, чтобы они могли бегать по дворикам и стоять на балконах в полной уверенности, что за ними никто не подсматривает. Конечно, мы посещали двор нашего отца и совсем не прятались от чужих взглядов, и потому знали: самые красивые комнаты и лучшие сады в Альгамбре предназначались для женщин.

Странно было, приехав в Англию, оказаться в мире, где преобладают мужчины. Конечно, мне выделены апартаменты и штат придворных, однако всякий может явиться ко мне, когда ему вздумается, и испросить аудиенции. К примеру, сэр Ричард Пол или любой из придворных Артура приходят, не предупредив заранее, и думают при этом, что оказывают мне любезность! Кажется, англичане считают это нормальным, когда женщины и мужчины перемешаны. Я еще не видела здесь дома, где имелась бы женская половина, и женщины не прячутся под покрывалом, как делали мы в Испании. Даже путешествуя, не прячут лиц, даже среди незнакомцев! Королевская семья открыта всем взорам. Никому не известные мужчины могут разгуливать по королевскому дворцу, если им, конечно, хватило соображения уговорить стражу впустить их. Могут толпиться вблизи приемной королевы и в любое время застать ее проходящей мимо, пялиться на нее, словно они приближенные или члены семьи. Большой зал, комнаты королевы, часовня — все открыто любому, у кого есть приличная шляпа и плащ и кто может сойти за джентльмена. Дамы вольны ходить куда вздумается, лица их открыты каждому взору. Поначалу я думала, что это признак свободы, и очень этому радовалась, но потом поняла, что, хотя англичанки не прячут лиц, таких вольностей, что позволяются мужчинам, они разрешить себе не могут, им положено хранить молчание и подчиняться.