По утрам ее будили — она жаловалась на усталость. Ее одевали, как тряпичную куклу, — она вяло, недвижно сидела в кресле. Как только ей дозволяли, снова ложилась в постель и лежала на спине, глядя на ярко вышитый балдахин, который когда-то видела глазами, полуприкрытыми в неге любви, и думала о том, что никогда больше Артур не уложит ее голову себе на плечо, никогда не услышит она биение его сердца.

Привели лекаря, доктора Бирворта, но при виде его у принцессы задрожали губы, заволоклись слезами глаза. Она отвернулась от него, быстрым шагом ушла в опочивальню и закрыла за собой дверь. Невыносимо было видеть этого, с позволения сказать, врача, который позволил Артуру умереть, да и тех друзей, что бессильно наблюдали, как это случилось. Лучше бы они все умерли, а Артур остался бы с ней!

— Боюсь, ее высочество не в себе, — доверительно сказала доктору леди Маргарет, услышав, как щелкнула дверная задвижка. — Не разговаривает и даже совсем не плачет.

— А пищу принимает?

— Только если поставить перед ней и напомнить, что нужно есть.

— Пригласите кого-нибудь, хорошо ей знакомого, духовника например, пусть он ей почитает. Что-нибудь обнадеживающее.

— Она никого не хочет видеть.

— А не беременна ли она? — шепотом осмелился он задать тот вопрос, который неизменно волновал всех.

— Понятия не имею, доктор, — ответила леди Пол. — Ни слова не говорит.

— Ее высочество горюет по принцу, как горюет всякая молодая женщина по безвременно погибшему мужу. Что ж делать, пусть горюет, ваша светлость. Время лечит. Поедет ли она ко двору?

— Король приказал ехать, — вздохнула леди Маргарет. — И королева прислала письмо.

— Вот приедет туда, там суета, то, се, волей-неволей оправится, — философски сказал доктор. — Молодая еще совсем. Смирится. Молодые крепки сердцем. Да и на пользу ей пойдет уехать отсюда, где столько грустных воспоминаний. Если понадобится совет, зовите меня, ваша светлость, но навязывать принцессе свое присутствие я не стану. Бедное дитя!

Однако Каталина совсем не выглядит как дитя, подумала леди Маргарет. Скорее, похожа на статую, каменную аллегорию скорби. Донья Эльвира одевает ее в новые траурные платья и убеждает садиться к окну, откуда видны зеленые кроны деревьев, кусты, покрытые майским цветением, залитые солнцем поля и поющие птицы. Лето пришло, как обещал Артур, теплое, но она не прогуливается вдоль реки с ним под руку, не приветствует стрижей, примчавшихся из Испании, не высаживает салатную зелень, не уговаривает его попробовать первые всходы. Лето пришло, солнце светит, Каталина дышит, только вот Артур бездыханный лежит в темном склепе Ворчестерского собора.

Она сидела тихонько, сложив руки на коленях, покрытых черным траурным шелком, невидяще смотрела в окно, так плотно сжав губы, словно пыталась удержать рвущийся наружу поток слов.

— Ваше высочество, — осторожно начала леди Пол.

Медленно, неохотно повернулась к ней головка, укрытая тяжелым черным чепцом, раздался тусклый, безжизненный голосок:

— Слушаю вас, леди Маргарет.

— Мне нужно с вами поговорить.

Каталина наклонила голову.

Донья Эльвира неслышно отступила назад и покинула комнату.

— Дело касается вашего отъезда в Лондон. Его величество пишет, вас ждут при дворе.

В синих глазах Каталины ничто не дрогнуло, словно речь шла о доставке какого-нибудь пакета.

— Я не уверена, что вы в силах перенести это путешествие.

— Разве нельзя мне остаться здесь?

— Насколько я поняла, вы нужны королю. Мне грустно говорить вам об этом. В письме сказано, что вы можете оставаться здесь, пока не окрепнете достаточно, чтобы пуститься в дорогу.

— Что со мной будет? — с полным равнодушием осведомилась Каталина. — Я имею в виду, когда я приеду в Лондон?

— Не могу вам этого сказать, ваше высочество. — Урожденная принцесса не притворялась даже перед собой, что девушка королевской крови может распоряжаться своей судьбой. — Мне очень жаль. Мой муж получил приказ готовиться к вашему переезду.

— А как вы думаете, что может произойти? — чуть оживившись, спросила Каталина. — Когда умер португальский принц, супруг моей сестры, ее прислали домой. Она вернулась в Испанию.

— Вполне может статься, что и вас отошлют тоже.

Каталина отвернулась, невидяще посмотрела в окно. Леди Маргарет молча ждала.

— У принцессы Уэльской есть какой-нибудь дом в Лондоне? — спросила наконец Каталина. — Где я буду жить? В Бейнарде?

— Простите, ваше высочество, но вы больше не принцесса Уэльская, — начала леди Маргарет, собираясь продолжить, но тут Каталина метнула в нее потемневший от гнева взор, и она запнулась. — Прошу прощения… Мне кажется, вы недопонимаете…

— Чего я недопонимаю? — наливаясь румянцем, переспросила Каталина.

— Не гневайтесь, принцесса…

— Принцесса? Какая же я теперь принцесса, если не Уэльская? — резко спросила Каталина.

Леди Маргарет сделала низкий реверанс и не поднялась из поклона.

— Какая? — вскрикнула Каталина, да так громко, что дверь приоткрылась и заглянула донья Эльвира, но, заметив, что ее госпожа, кипя от гнева, высится над леди Маргарет, которая склонилась в низком поклоне, снова прикрыла дверь.

— Вы принцесса Испанская, — тихо и внятно произнесла леди Маргарет.

Последовало молчание.

— Я принцесса Уэльская, — веско сказала Каталина. — Я былa принцессой Уэльской всю мою жизнь.

— Теперь вы вдовствующая принцесса Уэльская, — не поднимаясь из поклона, взглянула ей в лицо леди Пол.

Каталина, ахнув, зажала рукой рот, чтобы сдержать крик боли.

— Прошу прощения, ваше высочество.

Каталина, не находя слов, трясла головой, кулачком зажимая стон.

— Вас будут называть вдовствующая принцесса, — с мрачным лицом продолжила леди Маргарет. — Это уважительный титул.

— Встаньте, леди Маргарет, — помолчав, сквозь зубы сказала Каталина. — Нет нужды стоять передо мной на коленях.

Та повиновалась, а затем продолжила:

— Мне написала также королева. Ее величество интересует состояние вашего здоровья. Не только в том смысле, хорошо ли вы себя чувствуете и в силах ли преодолеть путешествие, но и в том, не носите ли вы ребенка.

Каталина стиснула руки и снова отвернулась к окну, чтобы скрыть свое отчаяние.

— Если вы понесли и это мальчик, тогда он будет принцем Уэльским, а затем королем Англии, а вы станете миледи матушкой короля, — напомнила ей леди Маргарет.

— А если я не беременна?

— Тогда ваш титул будет вдовствующая принцесса, а принц Гарри станет принцем Уэльским.

— А что будет, когда король умрет?

— На престол взойдет принц Гарри.

— А я?

Леди Маргарет молча пожала плечами. «А вы будете почти что никем», — означал этот жест. Вслух же она сказала:

— Вы по-прежнему инфанта, — и криво улыбнулась. — И всегда ею останетесь.

— И следующей королевой Англии станет…

— Будущая жена принца Гарри.

Гнев испарился. Каталина подошла к очагу и крепко взялась руками за мраморную каминную доску. На решетке дотлевали поленья; слабое их тепло не проникало сквозь многослойные юбки ее траурного наряда. Она уставилась на голубоватый огонь, словно надеясь найти там объяснение тому, что с ней случилось.

— Я снова стану тем, кем была до трех лет, — медленно произнесла она. — Инфантой Испанской. Младенцем. Особой, не имеющей веса.

Леди Маргарет, чья королевская кровь была разбавлена браком с человеком, происхождение которого не шло ни в какое сравнение с ее собственным, дабы она не представляла угрозы для Тюдоров, кивнула:

— Вы же знаете, ваше высочество, женщина занимает то положение, которое занимает ее супруг. Это общее правило. Если у вас ни мужа, ни сына, у вас нет положения. Отнять нельзя только то, с чем вы рождены.

— Если я отправлюсь в Испанию вдовой и меня выдадут за эрцгерцога, я стану эрцгерцогиня Каталина. И уж конечно, не быть мне королевой…

— Как и мне, — кивнула на это ее собеседница.

— Что значит — вам? — нарушив правила вежливости, удивилась Каталина.

— Осмелюсь напомнить, я принцесса из рода Плантагенетов, правивших в Англии в течение двухсот лет[16], племянница короля Эдуарда и сестра Эдуарда Уорика, наследника престола короля Ричарда. Если б король Генрих проиграл битву на Босуортском поле, на троне сейчас сидел бы король Ричард, мой брат был бы его наследником и принцем Уэльским, а я была бы принцесса Маргарита, кем и была рождена.

— А стали взамен леди Маргарет, женой смотрителя маленького замка, даже не его собственного и даже не в Англии…

Леди Маргарет не обиделась на бестактность, простительную, по ее мнению, пережившей страшное потрясение принцессе, а сухим кивком подтвердила, что именно таков ее нынешний скромный статус.

— Но почему же вы не воспротивились? — гнула свое Каталина.

Леди Маргарет оглянулась, закрыта ли дверь, — удостовериться, что ее не услышит никто из придворных.

— Как я могла сопротивляться? — просто ответила она. — Моего брата заточили в Тауэр только за то, что он родился принцем. Откажись я выйти за сэра Ричарда, та же участь постигла бы и меня. Брат сложил свою бедную голову на плахе по той лишь причине, что носил свое родовое имя. Поскольку я женщина, у меня был шанс сменить свое. Так я и поступила.

— У вас был шанс стать королевой Англии! — воскликнула Каталина.

Леди Маргарет слегка нахмурилась — ее покоробил пафос, с каким это прозвучало.

— На все воля Божья, — просто сказала она. — Мой шанс, уж какой он там был, миновал. Ваш — тоже. Вам придется найти способ остаток своих дней прожить, не испытывая сожалений, инфанта.

Каталина слушала эти слова с лицом холодным и замкнутым.

— Я найду способ исполнить свое предназначение, — не сразу сказала она. — Ар… — начала было, но не сумела выговорить дорогое ей имя, — знаете, у нас как-то был разговор… В общем, непременно надо добиваться того, что принадлежит тебе по праву. Теперь я это поняла. Я знаю, в чем мой долг, и, как бы мне ни было тяжко, сумею выполнить Господню волю.

Леди Маргарет кивнула.

— А что, если Его воля в том, чтобы принять свою судьбу? В том, чтобы смириться?

— Нет, это не так, — твердо сказала Каталина.


Этого я никому не скажу. Никому не скажу, что в сердце своем я по-прежнему принцесса Уэльская и всегда ею буду, пока не увижу, как венчается мой сын и как коронуют мою невестку. Никому не скажу, что понимаю теперь слова Артура: что даже урожденной принцессе случается бороться за свой титул.

Я никому не сказала, беременна я или нет. Но сама-то я знаю. Мои дни миновали в апреле. Ребенка нет. Не будет у меня принцессы Марии, не будет принца Артура. Мой любимый умер, и ничего мне от него не осталось, и ребенка тоже.

Я буду молчать, хотя люди постоянно лезут с вопросами. Еще надо подумать, как поступить, как потребовать трон, на котором Артур хотел меня видеть. Подумать, как выполнить обещание, которое я дала ему у его смертного ложа. Как пустить в жизнь ту ложь, которую он надумал. Как сделать эту ложь убедительной, как обмануть самого короля и его хитроумную, зоркую мать.

Я дала обещание. Я его не нарушу. Он требовал, чтобы я дала слово, он сформулировал эту ложь, и я сказала «да». Я не подведу моего Артура. Это последнее, о чем он меня просил, и я выполню, что обещала. Я сделаю это для него. Я сделаю это ради нас.

«Любовь моя, если б ты только знал, как мне тебя не хватает…»


В Лондон Каталина отправилась в паланкине, занавеси которого были оторочены черным и плотно задернуты, — не хотела любоваться красотами вошедшего в полную силу лета. Каталина не видела, как, встречая процессию, мужчины, жители маленьких деревень, сдергивали с головы свои шапки, а женщины приседали. Не слышала сочувственных возгласов, сопровождающих трясущийся по пыльным улочкам паланкин: «Благослови тебя Господь, бедняжка!» Не знала, что все молодые женщины страны молились, чтобы их миновала страшная судьба хорошенькой испанской принцессы, проделавшей такой долгий путь к своей любви и потерявшей мужа всего пять месяцев спустя после свадьбы.

Но все-таки она не могла не заметить зеленый покров лета, набухающие колосья зерновых, отъевшийся на заливных лугах, ухоженный скот. Дорога уходила в лес — и под сенью ветвей трудно было не ощутить душистой прохлады. Стайки оленей только что были здесь — и уже исчезли в пятнистой тени; куковала кукушка, выстукивал свою дробь дятел. Каталина ехала по прекрасной, обильной и плодородной земле и думала о том, как мечтал Артур защитить эту землю от шотландцев и мавров. О том, как хотел править лучше и справедливей, чем правили до него.