Он щелкает языком по кольцу в губе, стараясь отвлечь меня и играть грязно. — И кто придумал эти правила?

— Я, — я кручу пальцем над головой. — Видишь здесь невидимую корону. Это значит, что я Королева Покера и могу создать любое правило, которое хочу.

Фальшивый смех срывается с его губ. — Это движение, которое ты сделала рукой, это ореол, а не корона, и ты точно не ангел.

Моя челюсть падает, и я бросаю в него чипсы, попадая в грудь. — Я очень даже ангел.

— Оу, — он потирает сосок в том месте, где чипсы задели его. — Это было грязно.

Я захватываю зубами воздух и затем смеюсь, делая глоток пива. — Возвращаемся к игре. Что у тебя есть?

Он постукивает пальцами по столу, просматривая свои карты, а затем переводит на меня «расплавляющий внутренности» взгляд. — Я хочу предложить сделку, — говорит он, и когда я начинаю сжиматься, он добавляет, — Если ты выиграешь, я отдам тебе свою футболку, подписанную Silverstein[21], но если выиграю я, ты должна будешь раздеться.

Мое сердце оглушительно колотится в груди. — Я думала, ты говорил, что никогда не отдашь мне эту футболку, она была твоей гордостью и радостью, когда ее подписали.

Он пожимает плечами. — Прямо сейчас я делаю исключение.

Я оцениваю пару королей в своей руке, одна лежит на столе, там же и пара тузов. Черт. — Я не знаю...

— Давай же, Элла Мэй, — говорит она, шевеля бровями вверх и вниз. — Расслабься.

За своими картами я смотрю на него. — Знаешь что. Если проиграешь, ты отдашь мне футболку, но если проиграю я, сниму лифчик и джинсы, но трусики остаются.

Миша хихикает и делает глоток. — Это не очень весело.

Я закатываю глаза. — Я видела, как ты играл с девчонками в такой покер раньше, и ты никогда не предлагал ничего стоящего, пока у тебя не было хорошей руки[22], и ты знал, что выиграешь.

— И я довольно часто видел, как ты играешь, так что знаю, ты не отступишь от хорошего вызова, — отвечает он тем же самым, хлопая бутылкой по столу. — Так что давай, милая девчонка, ты «за» или «против»?

Я обдумываю это, но ненадолго, и кладу свои карты на стол. — Я «за». Итак, что у тебя?

Как только его губы приподнялись вверх, я знала, это конец. Он бросает карты на стол. — Раздевайся, Элла Мэй.

— У тебя гребаный туз. — Я бросаю карты на стол, и они падают на пол. — Я знала, что он у тебя.

Он продолжает ухмыляться. — И ты все же продолжала играть. Теперь раздевайся.

Я бессмысленно смотрю на него. — Это нечестно. Ты обманул меня.

Его глаза долго удерживают мои, когда он хлопает руками по столу. — Это было справедливо, и ты знаешь это, так что перестань быть ребенком и смирись со своим проигрышем.

Осматривая его, я прихожу к выводу, что нет смысла спорить. Продолжая смотреть на него, я встаю на ноги и высоко поднимаю подбородок.

Он поднимает палец, отталкивая стул от стола. — Секундочку. — Он переходит в гостиную и исчезает из моего поля зрения.

В замешательстве, я направляюсь к двери, чтобы узнать, что он делает, но как только я продвигаюсь вперед, включается стерео, и я останавливаюсь, когда начинает играть «Closer» Nine Inch Nails.

— Ты должно быть издеваешься? — бормочу я, когда Миша заходит на кухню с довольной улыбкой на лице, потирая руки. — Ни в коем случае. Музыка не была частью сделки.

Он облокачивается на дверной косяк. Свет подчеркивает мышцы на его груди, и бесстыдное пламя играет в его голубых глазах. — Сейчас большинство парней предложили бы для танца какую-то сексуальную песню, но я лиричный парень, и думаю, эта песня подходит идеально.

Слова заставляют мои щеки гореть. — Ни в коем случае, я не буду танцевать стриптиз.

Его язык медленно скользит из его рта и обратно, он обводит им кольцо в губе, когда его пальцы проходятся по растрепанным волосам, оставляя пряди торчать. — Плати, милая девочка.

Твердо сжав губы вместе, чтобы спрятать нервы, я тянусь к застежке лифчика и расстегиваю его. Немного колеблясь, я неуверенно выдыхаю, отпускаю ткань из своих пальцев, и позволяю ему упасть на пол.

Его глаза, такие бесстыдные, опускаются к моей груди, когда он делает глоток пива. Убрав бутылку от губ, он делает движение пальцами. — Продолжай.

Я хочу ударить его по голове, но расстегиваю джинсы. Мои колени трясутся, я выхожу из штанов и стою уязвимо в центре внимания, то есть делаю именно то, что так презираю. К счастью, я ношу боксеры, так что, по крайней мере, моя задница прикрыта. Его глаза лениво скользят по моим длинным ногам, обнаженному животу, и наконец, останавливаются на моих глазах.

— Теперь ты можешь сесть, — говорит Миша так, словно он босс.

Доказывая свою точку зрения, я иду по кухне и краду пиво из холодильника. — Я не собираюсь садиться лишь потому, что мы сказал мне…

Теплые пальцы касаются моего бока и разворачивают меня, выхватывают пиво из моей руки, когда моя спина прижимается к двери холодильника. Миша стоит рядом со мной, глаза ожесточенны, губы дразнят, а его глаза выражают нужду.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но моя рука упирается в его грудь, отталкивая. Его голая кожа такая теплая. — Ни в коем случае. Ты ничего кроме шоу не выиграл.

Опуская голову, я пролезаю под его рукой, но он цепляется за мое запястье и поднимает его над моей головой немного грубовато. Мы пьяны, никто из нас не думает рационально, но мой интерес к тому, что произойдет, заставляет меня стоять неподвижно.

Его зрачки такие большие, осталось лишь кольцо голубого. Щекой я ощущаю его горячее дыхание, когда он берет вторую мою руку и поднимает ее над головой, отчего мое тело прижимается к его. Кажется, я должна нервничать, но волнение пузыриться сквозь мое жаждущее тело.

Он наклоняется ко мне, и его грудь потирает мои возбужденные соски. — Ты хочешь, чтобы я остановился? — Его голос хриплый.

Я честно качаю головой. — Нет.

Большой палец его свободной руки путешествует по моему боку и вдоль каждого ребра, прежде чем остановиться на моей тазовой кости. Облизнув губы языком, он передвигает рот к моей груди, и мои глаза закрываются, когда он берет в рот мой сосок.

— О Боже, — стону я, когда экстаз выстреливает между моих ног, и образуется в моем животе, когда моя спина изгибается. — Миша...

Он освобождает мои руки, и прежде чем возражение покидает мои губы, он поднимает меня и обрушивает свои губы на мои. Я сцепляю ноги вокруг его бедер, мои губы охотно раскрываются, разрешая его языку скользнуть в мой рот для останавливающего сердце поцелуя. Слепо двигаясь к дивану, его руки чувствуются по всей моей коже, оставляя повсюду за собой горячий след.

— Не на диване, — бормочу я. — Лила и Итан могут вернуться в любой момент.

Он бросает глаз на входную дверь, а затем поворачивается в направлении коридора. Его пальцы подбираются к низу моих трусиков и поддерживают мой зад, когда он сильно толкает дверь спальни ногой, и ручка двери ударяется о стену. Не разделяя наши губы, мы падаем на матрац и отскакиваем. Хихикая, мои пальцы скользят вниз по его твердой груди и к пуговице на его джинсах, но он останавливает мою руку своей.

— Элла, может, мы не должны…. — говорит он, изумленно моргая сквозь алкоголь.

Мне удается скользнуть другой рукой вниз по переду его джинсов, и его дыхание колеблется. — Ты не хочешь меня? — спрашиваю я.

Резко вдыхая через нос, его голова падает вперед, когда я потираю его, сводя Мишу с ума. — Поверь мне, это не так. Я думаю, мы...

Я нахожу правильное место, и все его мысли уплывают. Его губы снова стремятся к моим, и он свободно целует меня, пока его рука скользит вниз по моему животу, а затем к краю моих трусиков. Зацепившись пальцем за край, он дергает их вниз по ногам, и когда они достигают моих ног, я отталкиваю их.

Вместо того чтобы вернуть свои губы к моему рту, они стремятся к моему животу, чуть выше моего пупка. Успокаивая поцелуями мою кожу, его теплый язык облизывает весь свой путь вниз, и мои ноги открываются, так что его язык может скользнуть в меня, и мой разум становится еще туманнее.

Когда мои глаза открываются, солнце заливает комнату, и в голове гудит. Одеяло на мне скомкалось, но через отверстия, слава Богу, проникает прохлада. Вытерев пот со щеки, я сажусь и рассматриваю футболку, подписанную «Silverstein», прикрывающую мое тело.

Появляется улыбка, когда я замечаю сложенный кусочек бумаги на подушке рядом со мной и поднимаю его. Почерк Миши. Записка написана небрежно красными чернилами.


Привет красавица,

Это была довольно пьяная ночь... каких у нас с тобой раньше не было. Думаю, я должен добавить новую песню в наш плэйлист.

Во всяком случае, не заводись. Я остановился раньше, чем все зашло слишком далеко, в том случае, если ты не помнишь. Я не хочу, чтобы ты страдала от пьяной ошибки. Поверь мне, я в них эксперт, и они не очень веселые.

Ненавижу бросать тебя, но я должен был идти на работу. Позже я заеду к тебе. И ты можешь оставить футболку. В любом случае, на тебе она смотрится лучше.

Люблю тебя больше жизни, больше чем солнце и воздух.

Ты владеешь моей душой, Элла Мэй.

Миша


Все еще улыбаясь, я встаю с кровати и влезаю в свои джинсы. Это по части Миши писать такие письма. У него всегда была страсть к словам, к поэзии, и его красота сияет с каждой буквой.

Хватая свою футболку с пола, подхожу к входной двери, аккуратно складывая записку и бережно убирая в задний карман джинсов. Я чувствую легкость, даже не смотря на то, что я с похмелья. Я не жалею о том, что произошло, хотя, было бы хорошо, если бы мы были трезвыми. Это странное чувство, но может оно обозначает, что я лучше стала справляться с жизнью.

Гостиная захламлена, пивные бутылки валяются по всему полу и на кофейном столике, на столе пустая бутылка «Бакарди», наряду с разбросанными картами для покера. Хватая мешок для мусора с кухонного стола, я напрягаю свой мозг, вспоминая, где оставила свой телефон и кошелек. Помню, что была в клубе, Миша играл на сцене, затем мы пришли сюда и его руки оказались на мне. Мои веки закрываются, когда я вспоминаю каждый момент.

«Only One» группы «Yellowcard» начала играть где-то в комнате, и мои глаза распахиваются. Навострив уши, я следую за звуком, который приводит меня к дивану. Под старой потрепанной подушкой лежит мой телефон. Мои брови поднимаются, когда я вытаскиваю его, не узнавая мелодию. Когда я посмотрела на экран, в происходящем появился смысл.

Я отвечаю. — Ты изменил мой рингтон на свою мелодию?

Его смех звучит по другую линию телефона. — Она показалась подходящей для этого утра.

— Кажется, будто ты пытаешься отправить мне послание своей запиской и выбором песни. — Я поднимаю бутылку с телевизора и бросаю ее в пакет. — Ты же знаешь, что я не злюсь из-за прошлой ночи, правда? Я была достаточно трезвой, так что помню, что происходило... Ты не должен чувствовать себя виноватым.

— Я не чувствую себя виноватым, — заверяет он меня через стук на заднем фоне. — Я рад, что прошлая ночь произошла. Записка и песня были моим способом отправить тебе послание.

Наклонившись, я поднимаю пустую картонную коробку из-под пива и отправляю ее в пакет, затем затягиваю его и ставлю снаружи входной двери, оставляя дверь открытой, чтобы схватить свою сумочку, которая лежит рядом с телевизором. — Какое послание?

— Это ты должна выяснить.

— А если я не смогу?

— Ты сможешь, — отвечает он. — Но скажешь ли ты это вслух или нет, это целая история.

Он прав. Я уже все поняла, но произнести вслух это то, чего я не могу сделать.

— Ты ведешь себя очень загадочно. — Выходя на теплый свет, я закрываю входную дверь и волочу мешок с мусором вниз по лестнице, в результате чего бутылки звенят. Внизу мои глаза сканируют парковку. — И как я доберусь до дома?

— Ты можешь остаться там, пока я не вернусь, — предлагает Миша. — Или даже лучше, ты можешь переехать.

Мои легкие сжимаются, уменьшая приток кислорода, когда его серьезные слова разрушают мое настроение. — Мне надо домой. У меня вечером занятия.

— С каких пор у тебя занятия по вечерам? — спрашивает он. — Ты сказала это из-за моего маленького замечания о переезде?

Не поднимая пакет, я тащу его к мусорному контейнеру и бросаю внутрь. — Нет, у меня, правда, занятия, — лгу я. — Я позвоню тебе позже, хорошо? Мне нужно придумать, как доехать до дома.