– Ты хочешь сказать, парень, что мы с Максуинами находимся в состоянии войны? – недоверчиво спросил Оуэн.

– Из-за этой хорошенькой ведьмы? – добавил Лахлан, с возмущением глядя на Гвендолин.

Алекс кивнул.

Старики потрясенно замолчали.

– Ну, я сказал бы, что это просто замечательно, – внезапно заявил Оуэн. Лицо его сияло. – Прошло много лет с тех пор, как Макданы серьезно воевали с другим кланом.

– Не вижу здесь ничего замечательного, – мрачно проворчал Лахлан. – Похоже, мы и глазом не успеем моргнуть, как нам выпустят кишки.

– Мне нужно найти свой меч и щит, – сказал Реджинальд. – Эти коварные дьяволы Максуины могут появиться в любую минуту.

– Не думаю, что стоит ожидать нападения сегодня, – возразил Алекс. – По пути домой мы вступили в бой с несколькими Максуинами и уничтожили их. Пройдет некоторое время, прежде чем сюда доберется новый отряд – если только лэрд Максуин не откажется от своего намерения.

– О, он ни за что не откажется, парень, – заверил его Оуэн. – Это дело чести. Кроме всего прочего, ты украл его ведьму.

– Ты уверена, что она ведьма, Мораг? – спросил Лахлан, недоверчиво разглядывая Гвендолин. – Кажется, на нее совсем не подействовал этот дым.

– Камерон, Бродик и Нед могут подтвердить ее могущество, – ответила Мораг. – Правда?

– Угу, – кивнул Камерон. – Однажды ночью на обратном пути она привела духов в настоящее неистовство, клянусь Богом.

– Я никогда не видел ничего подобного, – поддержал его Бродик. – Представьте: только что бушевала буря, а через минуту ночь стала такой тихой, какую только можно себе представить.

– Правда? – На Оуэна их слова явно произвели впечатление. – А ты можешь, девушка, сделать это здесь прямо сейчас?

– Не вижу, какая нам всем от этого будет польза, – заметил Лахлан, нахмурившись. – Зачем вызывать бурю в ясный день.

– Но это будет так забавно, – прозвучал вкрадчивый голос.

Вошедшая в зал женщина улыбалась, но как только ее взгляд упал на Гвендолин, губы ее скривились, как будто в рот ей попало что-то горькое. Однако она быстро взяла себя в руки и продолжила путь. Женщина была необыкновенно привлекательна, с густыми волосами цвета меда, которые потоком струились по ее роскошному, с пышными формами телу. Ее движения создавали впечатление неторопливой грации, но Гвендолин почувствовала, что такая походка вызвана скорее тем, что все глаза обращены на нее и что женщина получает удовольствие от всеобщего внимания.

– С возвращением, Алекс, – промурлыкала она, останавливаясь напротив него. – Мы скучали по тебе.

Она нахмурилась, заметив изорванную повязку на его обнаженной груди.

– Ты серьезно ранен?

– Нет, Ровена, – заверил он ее. – Это всего лишь царапина.

Гвендолин отметила, что платье женщины было коротким и так плотно облегало ее фигуру, что ткань, казалось, трещит под напором пышной белой груди. Поскольку одежда не была ни грязной, ни поношенной, можно было предположить, что это сделано специально. По непонятной причине Гвендолин почувствовала раздражение. Она боролась с непреодолимым желанием схватить плед и прикрыть женщину.

– Значит, это и есть ведьма, – сказала Ровена, поворачиваясь к Гвендолин.

Она улыбалась, но только губами, а не глазами. Взглянув на обнаженные руки Гвендолин, она поняла, что повязка Макдана сделана из ткани разорванного платья девушки. Теперь, когда женщина подошла ближе, Гвендолин заметила у нее вокруг глаз тонкую сеть морщинок, свидетельствовавших о том, что ей больше лет, чем Гвендолин показалось вначале.

– Бедняжечка, – проворковала Ровена, осматривая взъерошенную девушку. – Ты выглядишь полуголодной. Алекс, разве на обратном пути ты не кормил этого ребенка?

Тон Ровены был игриво-строгим, но Гвендолин почувствовала, что ее присутствие чем-то не нравится женщине.

– Теперь она будет питаться как следует, – ответил Алекс. – Как мой сын?

Атмосфера в комнате стала напряженной. Все члены клана в нерешительности переглядывались, не зная, как ответить на его вопрос. Только лицо Мораг сохраняло безмятежное выражение.

– Его состояние не изменилось, Алекс, – наконец набралась храбрости Ровена. Ее тихий голос был полон сочувствия. – Вчера вечером я попыталась немного покормить его, но его организм отверг пищу. Элспет сказала, что это результат скопившихся в его теле ядов, и пустила ему кровь сначала вечером, а затем сегодня утром. Теперь он отдыхает в своей комнате.

Алекс молча выслушал сообщение. Что-то подобное он и ожидал услышать. Именно поэтому он привез сюда ведьму. Новости могли быть куда хуже. Ему могли сказать, что его сын мертв.

– Я навещу его сейчас, – заявил он, направляясь к лестнице в дальнем конце зала. – Остальные пусть позаботятся о том, чтобы как-нибудь убрать все это безобразие. Мне не нравится, когда в моем замке пахнет, как в выгребной яме.

Ровена, подхватив юбки, бросилась вслед за ним. Внезапно Алекс остановился и выжидательно посмотрел на Гвендолин.

– Ты идешь? – нетерпеливо спросил он.

Все трое поднялись по ступенькам и двинулись вдоль мрачного, освещенного факелами коридора. Чем дальше, тем более тяжелым и спертым становился воздух, и к тому времени, когда они остановились перед дубовой дверью, Гвендолин почувствовала, что едва может дышать. Даже Ровена вытащила из рукава изящный льняной платок и поднесла к носу, чтобы меньше чувствовать удушливый дым. Алекс на мгновение застыл в нерешительности, положив могучую руку на железную задвижку, как будто ему нужно было время приготовиться к тому, что ждет его за дверью. Наконец он отодвинул засов, распахнул дверь и вошел внутрь.

Комната оказалась темной, жаркой и душной, поскольку окна были плотно закрыты, а в камине, несмотря на то что на улице стоял теплый погожий день, пылал огонь. Едкий туман, поднимавшийся от бесчисленного количества горшочков с травами, был таким густым, что по сравнению с этой комнатой воздух в зале внизу казался почти свежим. Но в помещении присутствовал еще один запах: густой, кислый запах болезни. Две оплывшие свечи, отбрасывающие тусклый мерцающий свет, позволили Гвендолин разглядеть кровать с грудой одеял и звериных шкур. Над кроватью наклонилась худая тонкорукая женщина, проворно пристраивая еще одно одеяло. Увидев Алекса, женщина выпрямилась и почтительно присела.

– С возвращением, Макдан, – сказала она, а затем бросила на Гвендолин недоуменный взгляд. – Это и есть ведьма? – Алекс кивнул. Лицо женщины помрачнело. – Прошу прощения, милорд, – начала она тоном гораздо более покорным, чем можно было предположить по напряженному выражению ее сурового лица, – но ваш сын сейчас очень слаб, и я действительно считаю, что…

– Она посмотрит его сейчас, Элспет, – твердым голосом перебил ее Алекс.

Элспет поджала губы, пытаясь сдержать готовые вырваться возражения. Осознав, что у нее нет выбора, она молча отошла от кровати.

Алекс шагнул вперед с таким видом, как будто приближался к гробу. Собрав все свое мужество, он взглянул в худое, пепельно-бледное лицо сына. Если бы не уверения Элспет, что мальчик спит, можно было подумать, что он мертв. Кожа Дэвида был белой и бескровной, щеки ввалились, тонкие полупрозрачные веки напоминали бумагу. Алекс с усилием сглотнул, борясь с охватившим его отчаянием. Сначала горячо любимая Флора, а теперь единственный сын. За какие грехи Господь проклял его? Потрясенный видом сына, который лежал неподвижно, как труп, он поднял глаза на Гвендолин, без слов моля о помощи.

Гвендолин смотрела на Макдана, как будто видела его впервые. Вместо властного бесстрашного лэрда, который сам ничего не боялся и испытывал удовольствие оттого, что внушал страх окружающим, она внезапно увидела глубоко страдающего человека.

Она перевела взгляд на бледное, покрытое потом лицо, неподвижно застывшее на влажной подушке. Ей показалось, что сыну Макдана не больше девяти лет, хотя болезнь могла замедлить рост мальчика. У него были нежные черты лица, и Гвендолин внезапно подумала о тонкой, белой и гладкой яичной скорлупе. Она боялась, что, если положит руку на этот хрупкий лоб, он может расколоться под ее ладонью. Его дыхание было слабым, почти неслышным. «И неудивительно!» – внезапно рассердившись, подумала она. Ужасная жара и вонь не могли пойти на пользу больному.

– Он с трудом может дышать – разве нельзя открыть окно? – предложила она, с надеждой глядя на Макдана.

– Нет, – вмешалась Ровена. – Мальчик слаб и боится сквозняков.

– Его следует держать в тепле, – твердо добавила Элспет. – Резкое охлаждение может убить его.

Гвендолин с трудом сдержалась, чтобы не возразить, что рядом с жарким пламенем очага и под грудой одеял и меховых шкур мальчик никак не может замерзнуть. Вместо этого она приложила ладонь к его горячей щеке, а затем ко лбу, пытаясь определить, вызван ли его жар лихорадкой или немилосердной жарой в комнате. Веки мальчика затрепетали, и глаза медленно открылись. Несколько мгновений он удивленно смотрел на девушку, как будто знал, кто она такая, но никак не мог вспомнить ее. Затем его глаза широко раскрылись, и он задрожал, но не от холода, как поняла Гвендолин, а от страха.

– Ты ведьма? – послышался его слабый испуганный голос.

– Меня зовут Гвендолин, – ласково ответила она.

Он воспринял ее слова как подтверждение.

– Элспет говорит, что ты злая.

– Элспет никогда раньше меня не видела, – ответила Гвендолин. – Поэтому я не понимаю, откуда она это взяла.

Мальчик на мгновение задумался, а затем посмотрел на Алекса и всхлипнул:

– Я не хочу, чтобы рядом со мной была ведьма.

– Тебе придется потерпеть, – приказал Алекс.

Глаза мальчика закрылись, как будто усилие, которое требовалось на этот короткий разговор, полностью истощило его силы.

Гвендолин бросила на Алекса осуждающий взгляд. Совершенно очевидно, что мальчик был очень болен и ужасно напуган. Она могла прекрасно себе представить, какие жуткие истории рассказывали Элспет и другие женщины о ведьмах и о том, что они делают с маленькими детьми. Совершенно ненужная грубость Макдана только еще больше испугала его сына. Когда она, нахмурившись, смотрела на Алекса, то вдруг заметила необыкновенное сходство между Макданом и Дэвидом. Скулы и подбородок мальчика были очерчены мягче, чем у отца, даже красивее, цвет лица был совсем другим, влажные волосы разметались по подушке. Однако нос мальчика был точной копией отцовского, естественно, меньшим по размеру, но таким же тонким и прямым, а на подбородке просматривалась характерная ямочка.

– Ты вылечишь его, – приказал Алекс.

Его голос был ровным и бесстрастным, как будто он приказывал ей сделать что-то очень простое и незначительное. Но его хладнокровный вид не обманул Гвендолин. Страдание, мелькнувшее в его глазах секундой раньше, уже открыло ей, как глубоко он переживает за сына. Она поняла: именно поэтому Макдан привез ее сюда, а вовсе не потому, что хотел получить от нее богатство и могущество или чтобы она сделала его невидимым и уничтожила другие кланы, как ей казалось раньше. Макдан отправился на ее поиски, а затем вырвал из рук палачей потому, что верил в ее способность совершить чудо и спасти его умирающего сына.

Подыгрывая ему и изображая из себя ведьму, она еще больше укрепила его веру в то, что ей по силам такая задача.

Она опустила глаза.

– Ты ведь можешь вылечить его, – настаивал Алекс, обеспокоенный молчанием девушки. – Правда?

– Она погубит его, – предупредила Элспет, бросая на Гвендолин полный ненависти взгляд. – Она воплощение зла и может выполнять лишь волю дьявола. Душа Дэвида юна и чиста, и она заберет ее себе, как, несомненно, забрала несметное число других невинных…

– Прекрати, Элспет, – приказал Алекс.

Элспет поджала губы, они превратились в тонкую линию, а затем подошла к очагу и принялась подкладывать туда еще поленья.

Пот струился по лицу Гвендолин, заставляя еще острее чувствовать невыносимую жару в комнате. Голова ее стала кружиться, а дыхание участилось – ей явно не хватало свежего воздуха. Оставалось только догадываться, как эта невыносимая обстановка действовала на сына Макдана.

– Мы обсудим это в другое время и в другом месте, – резко бросил Алекс. Он пересек комнату, распахнул дверь и вышел в коридор.

Поток чуть более прохладного воздуха ворвался в помещение.

– Помни о сквозняках, – сказала Ровена, хмуро посмотрев на Гвендолин.

Обрадованная, что может покинуть душную комнату, Гвендолин торопливо последовала за Макданом, ощущая при этом странное чувство вины за то, что оставляет Дэвида на попечение этих двух женщин.


– Ты можешь его вылечить?

Задавая вопрос, он держался абсолютно спокойно. Если бы несколько минут назад Гвендолин не видела, с какой болью он смотрел на мальчика, то подумала бы, что его почти не интересует ее ответ.