Теперь Дженнет была няней Коннелла: я доверяла ей больше, чем всем остальным, и я знала, что она любит детей. Конечно, она могла избаловать мальчика, но, думаю, мы все могли это сделать.

Однажды она, как всегда, хлопотала над ним и среди прочей болтовни сказала:

— Я думаю, ты — весь мир для своего отца, малыш! О да, конечно, он так считает, это же видно! И ты знаешь, да, знаешь!

Я улыбалась, глядя на них, и думала о том, как Дженнет была молода, когда родила Жако, и как она, должно быть, любила его.

Потом она сказала:

— Мальчики! Отцы всегда хотят мальчиков! Капитан такой же: все для своих мальчиков! То же самое и с хозяином: для него должно быть ужасным разочарованием…

— Что, Дженнет?

— Ну, когда он не мог получить сына от первой жены. Недостатка в попытках не было, но его все время ждало разочарование.

— Кажется, ты много знаешь о любовных делах хозяина? — заметила я.

— Об этом говорят на кухне, госпожа: что она была больна, бедняжка, и хозяин не был с ней столько времени, как с вами.

— Дерзкие слуги! — сказала я, но не смогла подавить торжества.

Я подумала, что через Дженнет и слуг смогу узнать больше, чем от Колума. Меня одолевало любопытство но отношению к моей предшественнице, и я не видела ничего плохого в невинных расспросах. Видя мой интерес, Дженнет рада была поделиться: ничего она так не любила, как сплетни.

— О да! — говорила Дженнет. — Она была робкой, бедняжка, боялась собственной тени! Хозяин, говорят, хотел такую жену, которая не пасовала бы перед ним, вот как вы, госпожа. Они говорят, что вы — как раз для него, а эта бедная леди боялась всего: замка, призраков, всяких вещей и больше всего самого хозяина.

— Бедное дитя! — сказала я.

— О да, госпожа! Хозяин хотел сына, а она не могла ему родить вообще! Было много попыток, если можно так выразиться. Она беременела и выкидывала, беременела опять. Только однажды она доносила до конца… И это был последний раз!

— Должно быть, ей было нелегко!

— А хозяин был как сумасшедший! Кричал, называл ее «бесполезной породой». Все слышали, как он кричал, и гнев его был ужасен. Горе тому, кто проходил мимо, когда он был в такой ярости. Слуги боялись, что он что-нибудь с ней сделает, она тоже боялась! Она сказала об этом своей служанке — Мари Энн, она теперь живет с одним из Морской башни и работает там.

Я чувствовала, что больше не выдержу, и хотела остановить Дженнет. Конечно, мне нравилось иметь подтверждение тому, что Колум удовлетворен нашим браком и что он находит свою вторую жену более привлекательной, чем первая, но я не могла слышать о его жестокости по отношению к ней.

— Хорошо, Дженнет, — сказала я, — достаточно! Слуги все преувеличивают.

— Но не в этот раз, госпожа, потому что Мари Энн сказала, что хозяйка действительно испытывала ужас. И когда она опять забеременела, была в панике. Видите ли, она знала, что никогда не родит, что умрет. Она сказала Мари Энн, что никогда не должна беременеть: доктор был против этого. Ей не надо было выходить замуж, потому что она знала, что рано или поздно это ее убьет. Она умоляла хозяина, а он ответил, что если она не могла дать ему детей, на что она ему?..

— Я не хочу больше слышать сплетен слуг, Дженнет, — сказала я.

— Нет, госпожа, больше не буду, но они удивляются, почему хозяйка не убежала домой, в свою семью: это не так уж далеко.

— Да?

— Я едва могла поверить этому, когда услышала, — сказала Дженнет. — Ведь мы там были и подружились с этой семьей!

— Что ты имеешь в виду?

— Но, госпожа, первая жена хозяина была сестрой молодого джентльмена, за которого, как мы думали, вы выйдете замуж. До замужества ее звали Мелани Лэндор.

Мне стало дурно. Я мысленно перенеслась в Тристан Прайори: я была в маленькой комнате и смотрела на портрет симпатичной молодой девушки. Я слышала, как голос говорил: «Ее убили!» Эта девушка была первой женой Колума!


БАШНЯ ИЗЕЛЛЫ

Тревожные мысли о Мелани Лэндор не давали мне покоя, я не могла выбросить ее образ из головы. Я ясно представляла ее в этом замке, потому что видела портрет. Странно, какое впечатление он произвел на меня? Я не могла забыть боль в глазах ее матери, я слышала ненависть в ее голосе, когда она сказала: «Ее убили!» И Дженнет: «Иногда она боялась, что он избавится от нее».

Почему Колум женился на ней? Любил ли он ее? Красивая, невинная молодая девушка, а он любил невинность. Ему нравилась моя невинность, и он получал дикое удовольствие в ее разрушении, как в ту первую ночь, которую я провела в замке Пейлинг.

Я думала о нем, этом человеке, который был отцом моего ребенка. А если бы мне не удалось родить, как, не удалось Мелани Лэндор? Он был доволен мной постольку, поскольку я дала ему то, что он хотел?

Мелани не выходила у меня из головы. Я искала каких-нибудь знаков ее пребывания в этом замке. Когда я гуляла на крепостном валу и смотрела на море, я думала о ней, стоящей здесь, и о страхе, который довлел над нею. Как будто она ходила рядом со мной, появляясь вдруг, чтобы бросить тень на мое счастье. Бедная, хрупкая Мелани, которая не смогла угодить мужу и поэтому умерла! Нет, не поэтому: она умерла при родах, многие женщины так умирали, нельзя винить мужа за это.

В моей голове звучал горячий шепот ее матери: «Ее убили!» — но я должна учитывать горе матери! И как странно, что она сестра Фенимора. А почему странно? Они были соседями, а браки заключались среди людей их положения.

Что теперь думали Лэндоры? Они же знают, что я, кого они выбрали в жены Фенимору, теперь замужем за человеком, который был мужем их дочери. О чем они думали? Странно, что матушка, которая видела их после свадьбы, ничего не сказала мне, а для нее было бы естественным сказать мне.

Я испытывала большой интерес к первой жене моего мужа. Дженнет, быстро сообразив это, собрала сведения для меня.

— Она умерла в Красной комнате, госпожа, — доложила она мне, и я должна была пойти в Красную комнату.

Там было очень темно. Комната была полна теней, посреди стояла большая кровать с пологом. Я подошла к окну и представила это стремительное падение в море. Я почти чувствовала Мелани рядом со мной, и будто чей-то голос шептал: «Да, я часто представляла себе, как падаю из окна. Это было бы очень быстро… все же лучше, чем жизнь моя с ним!»

Фантазия, просто фантазия! Что со мной? На кровати был красный полог тяжелый, вышитый красным шелком, более темным, чем материал. Я представляла ее, лежащей за этим пологом и ждущей его прихода.

— Красная комната была ее, — сказала мне Дженнет, — он приходил к ней туда, а у него была своя комната. Мне сказали, что он приходил к ней только, чтобы зачать сына!

Мне стыдно было, что я позволила Дженнет так много рассказать мне, но я должна была знать; это было жгучее любопытство, и даже больше: я не столько хотела узнать правду о взаимоотношениях Колума и его первой жены, сколько узнать больше о нем.

Я представляла его ненависть к ней: он презирал слабость. Я ему понравилась, потому что боролась с ним, а она была слишком мягкая, кроткая и очень боялась его. Его единственный интерес к ней был интересом к продлению рода. Мелани стала его женой ввиду его положения в обществе, да и с материальной стороны это был подходящий брак. Не подходили друг другу только эти двое.

Несомненно, там, в комнате, которую с ним теперь делила я, он принимал своих любовниц, а время от времени он посещал в Красной комнате Мелани.

Ужас ощущался в этой комнате, он здесь так и остался. Мелани стояла у меня перед глазами: когда она была беременна, она боялась смерти, а когда нет, боялась его. И каким оружием могла она бороться против своей судьбы? Бедное дитя, воспитанное в добром доме Лэндоров, где жизнь протекала гладко, люди были добры и вежливы друг с другом. Я повидала кое-что в жизни, я любила своего отца, так похожего на Колума: я была подготовлена. И мне повезло любимая жена, которая не обманула его ожидания и менее чем через год подарила ему сына, над которым он дрожал.

Я хотела не думать о ней и не могла. Я не могла пройти мимо Красной комнаты и не заглянуть в нее.

— Бедная Мелани! — шептала я. — Надеюсь, теперь ты успокоилась?

Эдвина, у которой в родне по материнской линии была колдунья, обладала определенной силой. Однажды, когда Карлос был в море и они сражались с испанской галерой, у Эдвины было видение и она узнала, что Карлос в опасности. Иногда она предвидела события, это был странный, таинственный дар. Я помню, как Эдвина рассказала мне однажды, что если люди в определенном месте испытывали сильные потрясения, они оставляли там после себя некое беспокойство, которое могли чувствовать люди, наделенные особой интуицией. И я думала теперь — может быть, Мелани оставила что-то здесь после себя? У меня не было таких способностей, но, может быть, потому, что я заняла ее место, я могла здесь что-то чувствовать? Я и надеялась, и боялась, что она каким-нибудь образом вернется, вероятно, поэтому я так часто ходила в Красную комнату.

Я любила ходить туда в сумерки, когда дневной свет быстро угасал, но еще не время было зажигать свечи. В такое время дня комната имела самый таинственный вид.

На дворе стоял ноябрь, годовщина того дня, когда Колум привез меня сюда. Он вспомнил это и сказал:

— Сегодня мы будем ужинать вдвоем, одни, как в тот день. Этот день я считаю самым счастливым в моей жизни.

Я надела красновато-коричневое бархатное платье к распустила волосы по плечам — совсем немодно, но мне очень шло. И в тот самый день я не смогла устоять и пошла в Красную комнату, когда наступили сумерки.

Я стояла там. В комнате были тени. Скоро дневной свет совсем исчезнет.

— Мелани! — прошептала я. — Ты здесь? Вдруг я почувствовала, как волосы поднимаются у меня на голове, — дверь медленно открывалась. Я стояла и смотрела на нее. Затем она распахнулась — на пороге стоял Колум.

— Во имя всего святого, — воскликнул он, — что ты здесь делаешь?

На мгновение я потеряла дар речи. Он подошел, взял меня за плечи и тряхнул:

— Что тебя беспокоит? В чем дело?

— Я думала, ты — призрак! Он схватил мои волосы и больно дернул их: Колум любил привносить немного боли в свои ласки.

— Кто говорил с тобой?

— Я слышала отрывки каких-то сплетен.

— Я прикажу выпороть любого, кто вливает яд в твои уши!

— Ты не сделаешь этого, — сказала я, — или я тебе ничего не скажу.

— Ты ответишь на мои вопросы? — вскричал он.

— Но не в этой комнате.

— Нет, — сказал он, — здесь, в этой комнате, с твоими духами, улыбающимися в тени!

В нем было что-то величественное, он не боялся ничего и никого. Один из слуг Морской башни сказал Дженнет, что хозяин не боялся ни Бога, ни человека и это была правда, он вызвал бы любого. Нельзя было ожидать от него, что он убоится призрака Мелани, если вообще ему придет в голову мысль, что он существует, в чем я сомневалась.

— Я знаю, что в этой комнате умерла твоя первая жена.

— Ну и что? Она должна была где-то умереть.

— Ты никогда не говорил мне, что она была Лэндор.

— Она должна была кем-нибудь быть.

— Но Мелани — сестра Фенимора Лэндора!

— Конечно, когда-то ты планировала выйти замуж за этого человека?

— Как странно, что ты должен был жениться на его сестре.

— Ничего странного. Это был подходящий брак: девушка из хорошей семьи, с хорошим приданым.

— И ты взял приданое и не обращал на нее внимания?

— У меня не было оснований интересоваться ею.

— Она была твоей женой.

Он схватил меня, и, откинув назад, крепко поцеловал в губы:

— Есть только одна жена для меня. Слава Богу, она у меня есть!

— Лучше бы ты сказал мне, что она была из Лэндоров.

— Зачем? Для меня ничего не значил тот факт, что тебе когда-то нравился этот трусливый мальчик.

— Ты клевещешь на Фенимора, он не такой. Он смелый и преданный своему делу, у него есть идеалы!

— Они принесут ему много хорошего.

— Это говорит пират!

— Это — мир пиратов.

— Он меняется, — сказала я. — Торговля заменит войны, и те, кто продолжает развязывать войны, будут страдать, а те, кто будет жить мирно, будут процветать.

— Клянусь Богом! — сказал он. — Ты хорошо выучила урок, но я больше не потерплю, чтобы в этом доме звучало имя Фенимора Лэндора. Ты от него отделалась, и я не хочу, чтобы это имя упоминалось опять.

— Почему? У тебя совесть нечиста?