Касвеллин пристально посмотрел на меня.

— Я приехал узнать, как дела.

— Я не понимаю вас, сэр.

— После того блаженства, которое мы оба испытали, могли быть и результаты. Меня беспокоило твое здоровье.

— Как вы могли узнать!.. — воскликнула я. Брови его взметнулись вверх, а глаза сверкнули от удовольствия.

— Значит, да? — воскликнул он. — Значит, это действительно так?

Он попытался взять меня за плечи, но я отпрянула.

— Боже мой! — закричал он. — Я знал это! Клянусь, ты предназначена рожать сыновей! Я почувствовал это еще той ночью, в гостинице, ты и я, вместе…

Он откинул назад голову и захохотал. Это был победный хохот. Я отступила дальше и пожалела, что не позвала матушку.

— Ты уверена? — спросил он.

— Я уже сказала матушке.

Брови его опять поднялись. Они были широкими, кустистыми, вразлет.

— И что она говорит?

— Вы должны уйти, — сказала я. — Я не желаю вас видеть!

— Не хочешь видеть отца своего ребенка?

— Это надо забыть! Я уезжаю, мы так решили.

— Уезжаешь? Куда?

— Я не собираюсь вам этого говорить.

— Уезжаешь… с моим ребенком? Я воскликнула в отчаянии:

— Умоляю вас, оставьте меня в покое! Ведь вы уже достаточно причинили мне зла. Никогда больше не попадайтесь мне на глаза!

— Я приехал сюда сделать тебе предложение, — сказал он.

— Это весьма благородно с вашей стороны, — заметила я с сарказмом.

— Я — человек долга.

— Этот долг можно не считать. Вы можете загладить вину тем, что уйдете и никогда больше не появитесь в моей жизни.

— А ребенок?

— О нем позаботятся. Он никогда не узнает, что его мать была невинной девушкой, которую опоили, чтобы удовлетворить похоть жестокого человека.

— Я хочу заботиться о тебе и о ребенке. Мы немедленно поженимся. Нага сын родится немного раньше срока, с точки зрения приличий, может быть, но нас это не должно особенно беспокоить.

— Каким же образом я могла бы выйти за вас замуж?

— Очень просто, я мог бы сегодня же привезти священника. Чем скорее, тем лучше, ради нашего ребенка!

В дверь тихонько постучали, и в комнату вошла Дженнет, неся вино и пирожные. На щеках ее появились приятные ямочки, будто для нее было большим удовольствием прислуживать такому джентльмену Я заметила также, что, хотя она и была уже не первой молодости, он обратил на нее внимание. Думаю, ее безмерная чувственность как нельзя лучше совпадала с его. Я сказала:

— Дженнет, пожалуйста, скажи матушке, что сквайр Колум Касвеллин здесь, и попроси ее прийти как можно скорее.

Колум лукаво посмотрел на меня, как будто знал, что это был крик о помощи. Когда Дженнет ушла, он укоризненно заметил:

— Нам не нужна твоя матушка, чтобы решить наши дела.

— Я не хочу оставаться с вами наедине.

— Мы же были с тобой наедине, вспомни ту незабываемую ночь!

— Как вы смеете так говорить! Будто… я принимала в этом участие!

— Но ты же принимала в этом участие, ты не пыталась бежать?

— Как я могла?

— Это было бы непросто, уверяю тебя, но ты, правду говоря, и не испытывала отвращения, я что-то разбудил в тебе, что-то, чего ты никогда не забудешь. Вот почему ты будешь умницей, примешь мое предложение, дашь нашему ребенку имя и родишь мне еще много детей. Мне нужна жена, я хочу сыновей и знаю, что ты мне их дашь.

Вошла матушка. Она встала на пороге, и в ее глазах был гнев.

— Как вы смели прийти сюда? — резко спросила она.

Он насмешливо поклонился.

— Мадам, — сказал он, — я приехал справиться о здоровье вашей дочери и предложить ей руку и сердце.

— Руку? — воскликнула она.

— Но это же естественно, поскольку, как вы знаете, мы уже были близки и есть результат.

— Если бы мой муж был здесь… — сказала матушка.

— Его нет? А я хотел его видеть.

— Для вас это плохо бы кончилось.

— Мадам, вы несправедливы! Я приехал к вам, чтобы загладить вину и благородным образом все уладить. Я же предлагаю вашей дочери выйти за меня замуж.

Матушка потеряла дар речи. Она посмотрела на меня, но я отвела глаза. Меня не покидала мысль:

«Вот я выйду за него замуж, буду проводить с ним дни и ночи», — и я почувствовала вдруг страшное любопытство, почти желание.

Колум вдруг стал покорным, смиренным, что ему было совершенно не свойственно и придало ему неожиданное очарование.

— Я грешник, мадам! — сказал он. — Скажу вам правду, я увидел вашу дочь в гостинице и, как любой молодой горячий мужчина, пожелал ее. Я плохо вел себя… — Он пожал плечами. — Это своего рода мщение, если хотите, потому что я знал, что она не для меня. На следующий день счастье мне улыбнулось, и мне удалось спасти ее от грабителей. Я весь дрожу при мысли, что с ней было бы, если бы она им досталась. Я спас ее, искал вас, не смог найти и привез ее в свой замок, а там искушение было слишком велико. Я заслуживаю ваши презрение и ненависть, но, мадам, вы же знаете, что это такое, когда тебя охватывает непреодолимое желание! Голос разума умолкает, и ты уже ни о чем не можешь думать, как только об удовлетворении этого желания. Может быть, ваш муж мог бы понять? Я слышал рассказы о нем и думаю, он понял бы. Добрая сторона моей натуры была подавлена, я поступил так, потому что не мог заставить себя действовать по-другому. Матушка сказала:

— Ни один джентльмен так не поступил бы.

— Это, увы, правда, но после этого ваша дочь не выходила у меня из головы. Я намерен просить ее руки и исправить положение. Я знал, что она не сможет мне отказать только в одном случае, и все вышло так, как я надеялся. И я набрался храбрости предложить себя. Я буду лелеять ее всю жизнь, она будет моей почитаемой женой, матерью моих детей, и репутация малыша, которого она сейчас носит, не будет запятнана.

Матушка молчала. По ее взгляду видно было, что она находилась в раздумье. Это был выход из положения. Он был отцом ребенка, он хотел жениться на мне, и если бы я вышла за него, то жила бы близко. И это было бы самое лучшее, если бы не то обстоятельство, что этот человек будет моим мужем.

Она повернулась ко мне:

— Я думаю, моя дочь вам откажет.

— Да, — сказала я, — я отказываю. Я больше не хочу видеть этого человека никогда.

— Ты будешь видеть меня в своем ребенке, — напомнил он мне. — Неужели ты откажешь ему в его имени?

— Мы все устроим, — сказала матушка. — У нас есть возможность сделать это.

— Я предъявлю права на моего ребенка! — воскликнул он.

— Поскольку он был зачат таким образом, вы не имеете права на него, — ответила матушка.

— Отец не имеет права на своего ребенка? Полно, мадам, вы несправедливы!

— Жаль, что вы не думали о справедливости, когда моя дочь была в ваших руках.

— Увы, ваша дочь была так желанна, что мое сознание молчало. И вы повинны в этом, мадам, ибо она унаследовала вашу красоту духа и тела.

— Достаточно! — оборвала его матушка. — Вы доставили нам большую неприятность, а теперь окажете услугу, если уйдете отсюда и сделаете так, чтобы наши пути больше никогда не пересекались.

— Я придумал, — сказал Колум. — Я приеду со священником, и он нас обвенчает, потом я скажу, что ваша дочь и я так полюбили друг друга и нам так не терпелось вкусить прелести брачного союза, что мы не могли ждать пышной свадебной церемонии, которую вы, конечно, хотели бы нам устроить, и тихо поженились в ноябре, держа наш брак в секрете, а теперь, когда вы узнали, вы настаиваете на свадьбе, если это именно то, что вы хотите, мадам.

Я понимала, что она думает об отце. Если рассказать ему такую историю, он примет ее, но, поскольку он надеялся, что я выйду замуж за Фенимора, он будет в таком же «восторге» от зятя, что и матушка.

Она посмотрела на меня. Может быть, он напомнил ей моего отца, что она тогда к нему чувствовала? «Может быть, — спрашивала она себя, — хотя внешне казалось, что я ненавидела этого человека, он будил в моей душе какие-то странные чувства?» Если она так думала, то была права.

Рост Колума, его буйные манеры, сила, исходящая от него, странным образом притягивали. Я не могла понять, что это было, но когда я сравнивала с ним Фенимора, тот казался менее значительным.

Он прислонился к столу, рассматривая носки своих ботинок. Выражение его лица стало меланхоличным.

— Если ваша дочь не примет моего предложения, мадам, подумайте в каком тяжелом положении она может оказаться. Ее будут проклинать как девушку, которая уступила мужчине до свадьбы. О, я согласен, она была принуждена, но так устроен мир, что даже если это и так, беда девушки обратится против нее. Это несправедливо, это жестоко, но, тем не менее, это правда. Я виноват, я поставил ее в такое положение, но я хочу исправить свою ошибку и клянусь, мадам, что сделаю это. Скажите мне, что я могу завтра прийти со священником, который будет все держать в секрете. У вас есть часовня, церемония будет тайной, и я стану мужем вашей дочери. Затем, если вы пожелаете, мы можем раскрыть этот секрет, у нас будет пышная свадьба, и мы уедем в Пейлинг. Она беременна, это так, но почему она не должна быть беременной, если тайно вышла замуж за своего избранника еще в ноябре?

В комнате стало тихо. Я чувствовала, как сильно бьется сердце. Он был прав, это — выход. Даже те, кто не поверит, что мы тайно поженились в ноябре, не посмеют сказать об этом. Мой ребенок родится при всеобщем уважении — наследник замка Пейлинг. Не надо никаких горьких уловок, омрачающих жизнь, и я должна быть его женой. Эта мысль, надо признаться, наполнила меня ужасом, но это был сладостный ужас. Я начала думать, что такой ужас я должна испытать.

Колум заговорил первый:

— Завтра я приду сюда со священником.

— Нам нужно время, чтобы подумать, — сказала матушка. — Завтра слишком быстро.

— Нельзя терять время, мадам. Помните, наш ребенок растет с каждым днем. Завтра я приду со священником. К тому времени вы позаботитесь, чтобы ответ был положительным.

Он поклонился и вышел во двор. Я слышала, как он громко потребовал свою лошадь. Матушка и я молчали, прислушиваясь к цокоту копыт. Потом она взяла меня за руку.

— Пойдем отсюда, Линнет, — сказала она, — куда-нибудь, где сможем спокойно поговорить. Мы проговорили весь день.

— Дорогое мое дитя, — сказала матушка, — это решение должна принять только ты. Ты не должна забывать, что это — на всю жизнь. Брак с ним — это немедленное решение проблемы, но не забывай, ты должна подумать и о будущем. Если такое замужество тебе претит, ты не должна соглашаться. Любое… да, любое решение лучше, чем это. То, что случилось, — не твоя вина, все поймут это.

— Поверят ли люди этому? — спросила я. — Намеки будут преследовать меня всю жизнь.

— Это не так. Например, Ромелия, она родила ребенка, и твой отец — это и его отец. Можешь ли ты вообразить скандал больший, чем этот? И все же она продолжает жить здесь и ей не стыдно.

— Я не Ромелия.

— Конечно, нет, ситуация другая. Он поступил с тобой дурно, но, как ни странно, пришел загладить вину.

— Он пришел, потому что хочет ребенка.

— Он мог раньше жениться, если хотел, и иметь ребенка, но все-таки он предложил брак тебе. Дорогая моя, ты не должна принимать решение только потому, что это кажется тебе легко. Скажи, о чем ты думаешь?

Я с недоумением взглянула на мать:

— Я не знаю…

— Может быть, он все же очаровал тебя?

— Возможно…

— Понимаю, в нем есть какая-то сила. Ты знаешь кое-что из того, что со мной случилось, я не хотела выходить за твоего отца, но по сравнению с ним все другие мужчины казались мелкими и незначительными. Ты же видишь, как мы живем мы всегда ссорились, часто ненавидели друг друга, и все же что-то между нами есть. Любовь ли это? Не знаю, но это узы, разрыв которых лишит нас чего-то жизненно важного. Думаю, что это любовь… своего рода. Как только Колум пришел в гостиницу, он напомнил мне твоего отца. Эти люди — пираты, а наш век — век пиратов. Они люди нашего времени — идеал, можно сказать. Времена сейчас недобрые, мы боремся за наше место в мире, и мы производим таких мужчин, чтобы получить и удержать это место… Вот как я это понимаю, но скажи мне, что ты чувствуешь к Фенимору?

— Он мне нравился, его манеры прелестны, — на него приятно посмотреть. Думаю, он был бы хорошим мужем?

— Я тоже так думаю, он добрый, мягкий и понял бы: в том, что с тобой случилось, нет твоей вины.

— Если бы не было ребенка!.. Может быть, я должна попытаться избавиться от него, но я не хочу, мама. Я уже чувствую, что он мой, и, несмотря ни на что…

— Я понимаю и не позволю тебе от него избавиться. Многие девушки умерли из-за этого. Какой бы выход ни был, у тебя будет ребенок! Будем ли мы говорить с Фенимором? Скажем ему, что случилось?

Я покачала головой.

— Тогда ты поедешь к бабушке?

— Я не могу покинуть тебя.

— Тогда не надо, ты могла бы родить здесь, и мы воспитаем ребенка вместе.