– Белочка, будь другом, съезди все – таки ко мне. А то днем привлечешь больше внимания. А заодно и пошпионь, если сможешь, – я безбожно влезал в долги к этой малышке.

Даже сквозь очки было видно, как ее глаза округлились от слова «пошпионь».

– Просто посмотри, кто там отирается у входа в преподавательский корпус. Особенно обрати внимание на машины, возможно, увидишь питерские номера. 78, 98, 178.

– Вас преследуют? – сдавленным шепотом спросила спасительница. И видно было, что беспокоится не о себе.

– Есть немного. Открою тебе страшную тайну и сделаю соучастницей, -скривился я в подобии улыбки. – Я пока и.о. ректора. В Питере был деканом, но меня подставили, и когда не удалось доказать моей вины, перевели сюда. И от неприятелей подальше, и мне вроде как повышение. Я ж молодое светило науки, поэтому во мне заинтересованы. Так вот если удалось бы меня сфотографировать, как я в общагу захожу с побитой рожей, компромат быстренько попал бы туда, куда не надо. И плюс мое отсутствие на празднике. И я с позором распрощался бы с карьерой. Может, звучит странно, но я люблю науку. А деньги я получаю другим способом. Ну вот, теперь ты знаешь все. Не переживай. Я все оплачу.

Смешно вздернулся носик, и я даже расслышал обиженное сопение. Но девчонка попыталась ответить твердо. Прямо, как взрослая.

– Дмитрий Иванович! Перестаньте мерить все в денежном эквиваленте. Я понимаю, что вы математик и бизнесмен вдогонку, но…, – тут голосок дрогнул, и продолжение отрекошетило в мою потайную комнату с названием «Любви. net»: – Мне нравится вам помогать!

Картинка сложилась. Белочка – романтик. Трогательная, заботливая, такая Даша Севастопольская и Джейн Эйр в одном флаконе. И почему – то стало так тепло на душе. Крохотный оазис доброты и искренности в выжженной пустыне меркантильности, подлости и расчета.

И снова мысли о возвышенном быстренько испарились от воспоминаний о нежной теплой коже под моими губами. Захотелось попробовать на вкус кожу на ее шее, там, где бьется тоненькая голубая жилка. Донсков, ты что, накануне Хэллоуина в вампира превращаешься? Жилка! Шейка!

– В ванной большое полотенце на полке. Помоетесь и полежите, отдохните, – скомандовал Бельчонок. – Вернусь, накормлю вас. А я за вашими вещами.

Тело болело, однако смыть неприятности нужно было. Кое-как справившись с процессом, обернулся полотенцем, ожидая, когда приедет чистое белье, рухнул в кресло. И опять мысли закрутились вокруг этой малышки. Нет, Донсков! Нет! И даже не думай! Но это все равно, что сказать – не думай о зеленом слоне. И тут же начнешь видеть его повсюду.

Да он и начал появляться. Глупо было надеяться, что свой маскарадный костюм Белочка будет и дома носить. Поэтому не очень короткий халатик с пояском уже не оставил шансов – он то и дело открывал мне коленки. А моя рука в фантазиях уже накрывала их и, гладя стройную ножку, поднималась выше, чтоб нырнуть под те памятные трусики с кошками. Почему – то был уверен, что у нее все такие смешные, может еще с собачками, кроликами. Фу, ты! Кролик – это ж Плейбой!

И еще ее запах. Полевая какая-то свежесть утренних трав и знойный аромат сена. Такое простое и будоражащее сочетание!

А Бельчонок, не могу уличить ее в коварстве, скорей по детской неискушенности, бросала тайком на мой торс стыдливые взгляды, мило прикусывая губку и быстро отводя глаза. И эти мимолетные взгляды были в разы мощнее по сексуальной шкале, чем самые томные и провоцирующие взгляды, коих пришлось немало насмотреться. И я ничего не могу поделать, у меня сводит челюсти от желания до конца размотать эту матрешку, снять дурацкие очки, высвободить волосы и увидеть то, что, что она так старательно прячет под лохмотьями. Мысленно надавав себе по рукам за непотребства, угрюмо уткнулся в тарелку.

Девочка тут же считала перемену настроения и, видать, по выработавшейся привычке, отнесла на свой счет.

Наливая чай, расплескала его и тут же сгорбилась. Вот оно что! Ее чуднОй прикид – и, правда, настоящая маскировка. Хочет быть незаметной, чтоб никто ни в чем не обвинил. Кто ж тебя так запугал, маленькая?

И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что хочу расколдовать эту принцессу.

И от «хочу» пришлось перейти к «делаю», даже раньше, чем я ожидал.

На следующий день Белочка явилась из института сама не своя. Она пыталась храбриться, бодренько расспрашивала о моем самочувствии, проверила тюбик с мазью – лечил ли свою физиономию. И перемыв посуду, ушла к себе, оставив меня наедине с ноутбуком.

Чувствуя неладное, я подошел к двери и услышал жалобные всхлипывания. Бельчонок плакал в одиночестве. Не звонил подружке, чтоб пожаловаться, какой Петров, например, козел, не жаловалась маме, что препод поставил четверку вместо пятерки. На этом мои познания в девичьих печальках иссякли. И помня, что обещал отблагодарить за помощь, я резко открыл дверь.

Белочка лежала, уткнувшись лицом в подушку, и рыдала. Худенькие плечики вздрагивали, заставляя сердце сжиматься от жалости.

– Бельчонок, подъем! Быстренько докладывай мне, что случилось! – решил я не поощрять разведение сырости, а вытрясти из нее все печали и разобраться, чем можно помочь.

Девочка едва не подпрыгнула от испуга и, усевшись на кровати, со страхом подняла на меня глаза. Увидев, что шуткой и не пахнет, она отчаянно замотала головой.

– Нет-нет!!! Ничего не случилось!

Ее маскарадные очки валялись на полу, и освобожденные от уродливого прикрытия глаза поражали своей выразительностью и необыкновенным цветом. Малахит с крапинками янтаря. Понимая, что не должен этого делать, я потянул резинку и распотрошил одну ее косу, затем вторую. Пропуская сквозь пальцы шелковистые волны, я чувствовал, что импульс желания уже простреливает вниз и разом утяжеляет мое голодное хозяйство. Хотя дело не в голоде. То, что я подозревал и гнал от себя, раскрылось, как по щелчку.

Чудаковатый вид скрывал ранимую, трогательно беззащитную принцессу, не умеющую приспособиться к окружающей среде. Как под лягушачьей шкуркой скрывалась Василиса Премудрая.

Я присел на корточки перед ней и, взяв в руки ее ладошки, потребовал:

– Белочка, давай рассказывай. Даже если что-то неприятное и стыдное. Ты меня вон каким потрепанным в дом притащила. Ничего ж?

Девочка недоверчиво посмотрела на меня. Реснички, осыпанные бриллиантовыми крошками слезинок, дрогнули. Она кусала губы, решаясь на что-то. И под моим требовательным взглядом, наконец, сдалась.

– Дмитрий Иванович! Все началось тогда, когда я вас влюбилась, – чувствуя, что больше не сможет выдержать мой взгляд, сползла с кровати ко мне. Боясь испугать, я аккуратно развернул ее спиной к себе и усадил между ног. Понимая, что это признание – только верхушка айсберга, я как можно бережней обнял ее, сделав надежный захват.

– Я тебя слушаю, Бельчонок! Надеюсь, не из-за этого ты хлюпаешь своим очаровательным носиком, – растекаясь в блаженстве от такого признания, я пытался еще говорить здраво.

В ответ этот очаровательный носик еще раз горько шмыгнул.

– Я начала вести дневник, потому что эмоции хлестали через край, а поделиться было не с кем. И написала про вас, про свою неудачную попытку завести личную жизнь, немного про девчонок. А они заметили, что я иногда на переменках не хожу с ними и что-то пишу. И выкрали дневник. И теперь меня шантажируют. Сказали, что отдадут, если я вас напою приворотным зельем и на Хеллоуин, где вы будете дежурить, разденусь перед вами. И тогда зелье сработает окончательно.

– А если ты этого не сделаешь?

– Тогда они опубликуют мои дневники, и это будет бестселлер. Алка сказала, что будет читать на камеру и разместит на ютубе и в группе «подслушано в академии», и еще не знаю, где. И сегодня они уже кинули анонс «Ждите Хеллоуина! Будет горячо!» И моя тетрадка с затертой надписью! – Бельчонок в моих руках еще раз всхлипнула и приготовилась опять устроить потоп.

– Не реви! А с какой радости они не сделают гадости?! Про зелье – это чушь, я просто анализирую ситуацию.

– Зелье работает. У них у всех есть парни. А Нелькин вообще у нее с руки ест.

– Боже, этот человек учится в академии! – вырвалось у меня, но почувствовав, как вздрогнули плечики, я успокаивающе погладил ее по голове.

– Хорошо. Если зелье работает, то зачем им помогать тебе обрести меня? – Ситуация до такой степени была сюрреалистичной, что я чуть не рассмеялся. Однако помня, что речь идет о неслабом шантаже, воздержался.

– Они так сказали, что по вас многие сохнут, и это такая месть вам, что вы влюбитесь в страшилку. Месть за всех девчонок!

Ну надо же! Не могло и в голову прийти такое! А я, кажется, и без зелья влюбился.

– Это не тот ли коньячок, что ты мне не дала? – спрашиваю я, уже зная ответ.

–Угу, – снова отчаянный всхлип.

– А почему не позволила выпить – ведь так удобно – сам же попросил?

– Я не хотела, чтоб меня кто-то полюбил по принуждению. Это подло!

Маленький благородный Бельчонок! Она готова принять удар и окончательно стать изгоем, но не навредить любимому человеку. То есть мне. Чувство распирающей радости встряхнуло и полностью развалило всю мою точную, выверенную систему координат. Звериная тоска по своему человечку подняла голову и одним махом уничтожила все «нельзя» и «никогда». Желание помочь и желание обладать этой девушкой переплелись в тугой узел, который снова отозвался в паху.

– Не реви! – еще раз повторил я. – С шантажистками я разберусь. Но боюсь, что они уже посвятили в тему немало человек. Хотя бы того, кто инсценировал силу зелья. Но мы должны сделать то, чего совсем не ожидают. Ожидают, что Глафира Курицына будет бояться собственной тени, напялит на себя еще больше тряпок, чтоб окончательно стать похожей на пугало. А то и из академии уйдет, не вынеся позора. А вместо этого мы явим миру уверенную в себе красотку, которая будет смеяться над ними. А они передохнут от зависти.

Снова раздалось хлюпанье. Понятно, что красотку увидел я, но Бельчонок еще не верит. Поцеловав ее в макушку, я нашел ее ушко и жарко выдохнул, крепче прижав к себе.

– Я хочу, чтоб ты стала моей девушкой. За мой имидж не волнуйся. Ты удивительная и притягательная! И ты очень – очень меня притягиваешь, – проговорив последнюю фразу, я задержал дыхание. Ждал, как мальчишка, ответа. Очевидно, девочка была так потрясена, что не могла произнести ни слова. Я чувствовал, как она порывается что-то сказать, жадно хватает воздух, теряется, поэтому просто взял ее ладошку. И она сжала мою руку так крепко, будто боялась, что я передумаю. Куда там!

Короткое замыкание, и голова отключилась. Впервые в жизни не хочу ничего анализировать, просто отпускаю поводья, и пусть интуиция, как дикий мустанг, несет, куда посчитает нужным.

Я взялся за края ее несуразного свитера и стянул его, как с куклы. Немного отстранившись, расстегнул крючочки на ее невыпендрежном лифчике и откинул в сторону. Испуганный вдох и выгнувшаяся спинка заставили сглотнуть слюну и взять себя в руки, насколько это возможно. Нужно аккуратно, снимая одежду, освобождать ее и от оков внутренних, которые крепче стальных канатов удерживают эту девочку в заколдованном царстве. Впервые в жизни, я хотел не брать, а давать, потому что ей нужна уверенность в себе, в своей привлекательности, в своей женской силе. Этому гадкому утенку нужно стать прекрасным лебедем.

Поднялся и, взяв за талию, поднял и свою Белочку. Повернув к себе лицом, прошелся ласкающими поцелуями по лицу. Задержавшись на губах, помедлил мгновение, раздираемый желанием ворваться в них завоевателем. Упругие, нежные, они манят так, что нет больше сил быть аккуратным. Секунда на осмысление, и я уже сминаю жадным поцелуем доверчиво приоткрытый рот. Нахожу ее язык, сплетаю со своим и чувствую, что наслаждение искрящимися импульсами разлетается по телу. Разгоняет кровь, как скоростной болид, наполняет жаром и окончательно сносит крышу. Как сраный юнец, ничего не могу с собой поделать. Трогательно вздрагивающая в моих тисках девочка взрывает мозг своей неискушенной податливостью и доверием.

Одной рукой сжимаю хрупкую талию, а другой жадным рывком стаскиваю юбку вместе с колготками и трусиками. Белочка ерзает, словно сбрасывая с себя старую шкурку, и одежда комом уже валяется на полу.

Сейчас, моя маленькая! Сейчас, моя девочка! – бормочу я какую-то фигню, шалея от страсти. Я не ошибся. Острые плечики, выпирающие позвонки, тонкая кость и при этом потрясающе упругая попка. Аккуратная, подтянутая. Чувствую себя голодным зверем – и это еще мои руки не ласкали ее грудь. Оттягиваю удовольствие, прижимая к себе. А, черт, и прижимаясь восставшим членом.

Бельчонок, почувствовав его, изумленно распахивает глаза, в которых трепещет немой вопрос «Донсков, что ты делаешь?!»

– Решаю уравнение со многими неизвестными, – опять бормочу я, и понимаю, что безумно хочу втянуть в рот ее остренькие соски, касающиеся моей кожи, пройтись языком, легонько прикусить, вызвав растерянно – сладкий «ох». Но так можно шею сломать – наклоняться-то неудобно!