— Где будем спать, Ксень?

— Где обычно, — пожимает плечами, покосившись на Степана.

— Я буду спать на диване, — откашливается, — пока не пустишь в свою постель.

Ксения опять пожала плечами и, взяв Ваньку, пошла по ступеням наверх. Игорь на мгновение замешкался:

— Ей нужно время, Зима. Да и не будет там ничего такого. Ей ещё месяц восстанавливаться, как минимум.

Степан махнул рукой:

— Я все понимаю, Игорь… Иди.

Игорь кивнул и пошёл вслед за женой.

Первую неделю после своего возвращения Ксения просто бездельничала. Чего не позволяла себе никогда раньше. Она бродила по дому, что-то стряпала, прибиралась, хотя мужчины и запрещали ей работать, дав чёткое указание отдыхать. Смешные… Разве ей в тягость такие хлопоты? Одно удовольствие — утюжить их рубашки или маленькие Ванькины распашонки, готовить вкусный обед, а потом смотреть, с какой жадностью они едят. Ещё Ксения часами могла наблюдать за спящим сыном. Или строить ему смешные мордочки, в надежде рассмешить, когда тот бодрствовал. Впервые в жизни, пожалуй, ей было так тихо и спокойно. Даже голоса в голове утихли. Она наслаждалась жизнью, набиралась сил и радовалась простым женским радостям. А ещё в ней вновь проснулось желание. Мощное, неконтролируемое. Но она… Стеснялась. Тоже впервые в жизни, пожалуй. Кома не прошла даром. Она настолько исхудала, что вовсе перестала походить на женщину. Грудь исчезла совсем, да и все остальное выглядело малопривлекательно. Разве можно вызвать в мужчине желание, когда каждая косточка видна? Она старалась. Честно старалась вернуть вес, но особых успехов на этом поприще не добилась. Ксения настолько обросла комплексами, что даже переодеваться уходила в ванную. Она просто не могла предстать перед Игорем в таком неприглядном состоянии. Не говоря уже о Степане. Он, как оказалось, пухленьких предпочитает, а она…

— Ксень, ты не видела запонки с агатами? — раздаётся голос мужа, и спустя секунду он появляется на пороге ванной.

— Выйди! — рычит Ксения, прижимая полотенце к груди.

— Ты чего? — оторопел Игорь.

— Выйди, пожалуйста, — повторяет, а у самой слезы ни с того ни с сего на глаза наворачиваются.

Игорь не слушает, подходит ещё ближе. Обнимает жену, бережно прижимая к груди.

— Ну, что такое, милая? Ты чего?

— Не хочу, чтоб ты меня видел такую… Страшную.

Игорь закрывает глаза. Господи… Она просто стесняется… А он уже такого себе навыдумывал по поводу ведьминых пряток, что чуть было не свихнулся. Глупая.

— Какая же ты глупая, — шепчет, и целует ведьму за ухом, — я люблю тебя больше жизни.

— Я на бабу ягу похожа, — всхлипывает.

— Ты — красавица.

— Это ты меня голой не видел.

— С радостью посмотрю, — ухмыляется ей в шею.

А у самого от облегчения ноги подкашиваются. Игорь реально стал опасаться, что Ксения его больше не захочет, настолько отстраненной она была. А оказалось… Женщины — такие женщины, даже если ведьмы!

— У меня все кости наружу торчат, — бурчит ему в шею, — и от груди ничего не осталось.

— Да? — улыбается, — сейчас посмотрим.

И отводит руки жены. А она вцепилась в полотенце, будто бы от него её жизнь зависит, и мотает головой из стороны в сторону. Но Игорь не уступает. Целует жену за ухом, переходит к линии ключиц, опускается ниже. Ксению трясёт — настолько она его хочет. Опускает бессильно руки, полотенце падает на пол, открывая всю её.

— Ну и чего тут нет? — шепчет Игорь, разглядывая ведьмину грудь.

Желание тугим узлом закручивает все внутри, и уже пофигу на все, кроме любимой. К черту офис, работу, встречи… Впивается губами в темный сосок, тянет на себя.

Тишину разрывает громкий ор сына. Игорь отстраняется тяжело дыша:

— Не выдумывай ничего. Поняла? — прижимает ладонь жены к паху, где все каменное для нее. — Ты самая красивая, самая желанная женщина для меня. А мясо нарастим. Дел то. Поняла? — уточняет еще раз. И удовлетворенно замечает, как разрумянившаяся жена кивает в ответ.

— Люблю тебя.

Ксении стало реально легче от слов мужа. Она даже немного взбодрилась. Нет, у нее не было прежней уверенности в своей красоте, но ведьма верила, что для мужа она была желанной даже в таком неприглядном состоянии. Но ведь был еще и Степан… И эта ситуация с их тройственным союзом. Ксения знала, что это их судьба. Да, теперь это было именно знанием. Но… Как впустить в душу человека, который однажды уже вынул ее из груди, и растоптал? Где взять силы доверится вновь? А тут еще Ванька. Ведьма готова была поклясться, что сын сознательно не дает им с Игорем возобновить интимные отношения. Стоило им только приблизиться друг к другу, как сын начинал реветь, или что-то случалось, или звонил телефон, или… Каждый раз что-то новенькое. Нет, Ванька любил Игоря. Частенько засыпал на его груди, или улыбался своим беззубым ртом, хватая мужчину за нос. В общем, он с одинаковой любовью относился как к родному отцу, так и к названому… Но вот сблизиться Игорю с матерью не давал.

— Привет, милый, — встречает мужа у порога Ксения и, оглядевшись по сторонам, напряженно спрашивает. — А где Степан?

— У него дела, — туманно объясняет супруг, скидывая обувь. — А как наш сынулька, ммм?

Строит дурашливые мордочки подросшему Ивану и щекочет животик, забирая сына из рук матери.

— Все хорошо. Животик немного болел, — отвечает, а сама просто сверлит Игоря взглядом.

— Ужинать будем?

— Что, и Степана ждать не будем? — уточняет ведьма.

— Да, когда это он еще появится! Не сидеть же голодными, правда, хороший мой? — дурашливо уточняет у сына.

Глава 26

Они ужинают, купают Ванюшку, а Степан все не появляется. Уложив сына спать, ведьма возвращается в кухню, где Игорь наводит порядок, расставляя посуду. Мужчина бросает взгляд на поникшую ведьму и уточняет настороженно:

— Что-то случилось?

— Нет. С чего ты взял?

— Ты какая-то напряженная.

Ведьма пожимает плечами, отворачиваясь к столу. Перекладывает в хлебницу хлеб, сметает крошки. Игорь подходит и обнимает ее со спины:

— Ну, что случилось, милая?

— Игорь, где Степан? — спрашивает напряженно.

— Я же сказал, по делам поехал, скоро будет. Ты из-за этого весь вечер такая невеселая?

Ведьма оборачивается к нему, сверкая полными боли глазами:

— Я теперь каждый раз жду подвоха, — признается. — Знаешь, как это больно? Каждый раз, когда он где-то задерживается, или едет без тебя куда-то, я думаю не к ней ли… Или еще к кому-нибудь… И я совсем не чувствую себя желанной, постоянно сравниваю себя и эту… Ему такие нравились всегда, да?

Погрузившись в свою исповедь, не замечает, как у их разговора с мужем появляются еще одни уши.

— Ксень, все не так… Он…

— Сюрприз готовил, — доносится от дверей. — Теперь понимаешь, что мы с Игорем испытывали поначалу?

— Понимаю, — шепчет Ксения, оборачиваясь.

— Только тебе опасаться нечего. Я люблю тебя до морока перед глазами. Тебя одну, и никого больше. А вот нам… Ты никогда такого не говорила. Мы никогда не были единственными для тебя.

— Ты же говорил, что все понял и смирился? — глаза ведьмы сканируют Степана с ног до головы.

— Сейчас да. Тогда же — это было поистине больно.

— Твоя измена была местью?

— Нет! Нет… — Степан устало растирает лицо, и в приглушенном свете кухни Ксения замечает пластырь на его пальце. — Это было банальной трусостью. Мне не за что было мстить. Ты ничего не таила. Всегда говорила правду. Это был наш выбор. Игоря, и мой.

— Я не хотела причинять вам боль. Никогда. — Шепчет ведьма.

— Мы знаем, милая… Мы знаем.

— Так что там за сюрприз? — уточняет Ксения, облизывая губы.

Разговоры о чувствах все еще давались ей очень нелегко. Не привыкла она к этому душевному стриптизу. Разве что с Игорем, которому доверяла, как самой себе. И то нечасто, благо, муж знал, как ей нелегко облачать в слова свои чувства, и с пониманием к этому относился.

Степан, шипя, отлепляет пластырь с пальца и демонстрирует ведьме тату. Точно такое, как и у Игоря.

— У Игоря такое же, — замечает ведьма, пытливо всматриваясь в стальные глаза Степана.

— Я сохранил для него эскиз, — поясняет муж, — должен же был он когда-нибудь одуматься.

И именно эти слова ломают что-то в Степане. Он отворачивается, крылья носа подрагивают, кадык ходит ходуном, но сглотнуть не получается. Огромный ком подпирает что-то в горле и не дает вздохнуть. И что-то горячее капает на щеки. Слезы?

— Степ? — в голосе Игоря отчетливо слышаться панические нотки. Он никогда… НИКОГДА не видел его плачущим. Даже, когда тот умирал… Даже когда выслушал приговор о предстоящей инвалидности, Степан никогда не плакал. Это было аксиомой жизни.

Игорь поспешил к другу, развернул его к себе. Степан действительно плакал. Вот умеет ведьма до цугундера мужиков доводить. Обнимает его неловко. Одной рукой за пояс, другой — за шею. Прижимает к себе, а тот дрожит всем телом:

— Господи, Игорь… Как бы я без тебя жил? Тогда… В детстве. Сейчас. Ты же… Ты… Господи. Откуда в тебе эта вера в меня, а? Я же без тебя гроша ломаного не стою. Это же все ты… Все мое существование… Семья, фирма, дом, любовь, тепло… Моя жизнь, здоровье… И женщина эта непостижимая. Это все ты. Тебе благодаря… — сбивчиво, заикаясь, и давясь слезами, хрипит Степан.

А у Игоря душа переворачивается от его слов, и понимание такое… И сопричастность. И боль его, как своя. И любовь, как единение душ.

Переводит взгляд на жену из-за плеча подрагивающего Степана, ведет с намеком бровью. Ксения нерешительно подходит к ним, кладет руку на спину мужчине, проводит легонько. Она не уверена, что приняла его до конца, но… Эта ситуация не оставила ее безучастной. Затронула душу, что и говорить. Целует его в затылок, который находится прямо на уровне ее губ. Вспоминает, как Степа комплексовал по поводу своего роста. Глупый. Обеими руками касается широких плеч. Проводит вниз по сильным рукам, ловя взгляд мужа. Тот одобрительно кивает, и Ксения продолжает свои ласки. Не то, чтобы она была уверена, но… Может, сблизившись физически, она сможет пустить его и в сердце без страха? Степан замирает под ее руками. Даже слезы останавливаются, как по мановению волшебной палочки. Оборачивается недоверчиво, сверкая серебряным взглядом.

— Ты…

— Тшшшш, — шепчет Ксения, касаясь губами краешка губ мужчины, — мы сегодня уже достаточно сказали.

Берет Степана за галстук и ведет за собой. Игорь улыбается, следуя за ними. В голову приходит только одна мысль — если Ванька-мелкий-пакостник и сегодня им все обломает, он ему точно по заднице мелкой надает. И не посмотрит, что тот ведун крутой. Магия — магией, а отцовский пендель тоже обладает магическим эффектом.

Поднимаются в спальню. Игорь первым стаскивает футболку. И замирает у жены за спиной, наблюдая за Степаном. Тот переводит взгляд на него. Вопросительный взгляд. Будто бы разрешения спрашивает. Что ж они все такие несмелые сегодня?

— Ты снимешь, наконец, с себя этот костюм? — интересуется друг, расстегивая ремень.

Степан сглатывает и отбрасывает в сторону пиджак. Ксения смотрит на все со стороны, дыхание учащается, подстегиваемое зарождающимся желанием. Степа стаскивает галстук, Игорь — джинсы. Разворачивает жену лицом к себе и целует со всей страстью. На некоторое время он забывает обо всем на свете, и только когда его руки наталкиваются на руки друга, так же блуждающие по телу Ксении, возвращается в реальность. Они вместе. Наконец-то. В четыре руки раздевают свою женщину, в четыре руки ласкают каждый сантиметр ее тела. Так нужно. Так правильно. Так и должно быть. Игорь втягивает в рот ее сосок, и она стонет под его губами. Соскучилась ведьмочка по ласкам. Ничего… Они наверстают. Ведет жену к кровати. Вот оно, их ложе любви. Идеальное для них. Вообще все идеально. Жена, Степан, ребенок, дом… Впервые он ощущает себя цельным, как будто всю жизнь до этого существовал без одной крайне важной части себя. Смотрит на Степана, на жену, и не понимает, как можно иначе. Как он вообще раньше жил?

Степа облизывает губы и опускается ей между ног. Ксения приподнимается на локтях, следя черным взглядом за действиями партнера. Или мужа? У него тоже теперь есть обручальное кольцо. Раздвигает ноги шире, сгибая в коленях. Приглашая… Маня. И вот он. Первый поцелуй. Нежный, трепетный. Втягивающее движение губ, и она хнычет. Чего-то не хватает. Где Игорь? Он лежит на краю кровати, обнаженный, полностью готовый для нее, и наблюдает за их ласками. Ксения тянет руку к мужу. Он нужен ей прямо сейчас. Степан продолжает неспешные движения языком, а Игорь, откликнувшись на ее зов, придвигается поближе. Целует, спускается ниже по шее, ушко, ключицы… Маленькие, едва обозначенные груди с призывно торчащими сосками. Проводит по ним костяшками пальцев, сжимает. Степан отрывается от ее клитора, укладывается с другого бока, поглаживая влажные складочки пальцами, погружая их внутрь. Целует жарко медовые губы: