— Почему ты зарделась?

— Не зарделась. Мне жарко, вот и все.

Делаю большой глоток напитка. Боже, он хорош. И опасен. Не могу напиться с Габриэлем. Боюсь, мой рот будет извергать всевозможные непристойные предложения.

Он с сомнением смотрит на меня, но больше ничего не говорит.

Пока мы пьем, несколько техников возятся на сцене, готовясь к концерту. Я наклоняюсь ближе к Габриэлю, чтобы быть услышанной сквозь шум музыки.

— Ты знаешь, кто играет?

Он самодовольно смотрит на меня.

— Терпение, Болтушка.

К тому времени, как мы заканчиваем с напитками, свет гаснет. Габриэль ставит наши бокалы на барную стойку и берет меня за руку. Я чувствую тепло его ладони и то, как крепко он сжимает мою, пока ведет через толпу, ближе к сцене. И не удивительно, что люди расступаются перед ним.

Он не останавливается прямо перед сценой, а идет немного в сторону, так что мы протискиваемся между людьми. Погаснувший свет резко вспыхивает красным и желтым. Группа выходит на сцену и люди приветствуют ее. Фронтмен группы — женщина. Рядом с ней три гитариста, ударник и парень за микшером.

Габриэль потихоньку движется мне за спину, как будто становится преградой между мной и остальными людьми. Я чувствую кожей тепло его тела.

А потом группа начинает играть. Это не совсем та музыка, которую я ожидала услышать. Фламенко, смешанное с современными стилями — фанком, хип-хопом, даже с нотками Болливуда, создающее звук, не похожий ни на что услышанное мной ранее. Счастье пронзает меня, словно молния. Я вздрагиваю и поворачиваю голову.

Габриэль смотрит на меня с улыбкой. Он не говорит ни слова, нет необходимости. Достает бутон розы из заднего кармана. Когда поднимает его, не успеваю уловить. Я слишком потрясена, стоя с разинутым ртом, пока он заправляет его мне за ухо.

— Вот так, Дарлинг, — говорит Габриэль. — А теперь потанцуем.

Он кладет руки на мои бедра и начинает двигать нас под музыку, подхватывая ритм. Мое тело отвечает. А я настолько шокирована тем, что он добровольно танцует, что даже не могу связно мыслить. Поэтому не делаю этого. Позволяю музыке захватить меня, отдаюсь умелым рукам и покачивающемуся телу Габриэля.

А он умеет танцевать. Не знаю, почему я удивлена. Его поступь лучше моей, и я следую его примеру, смеясь и проявляя больше энтузиазма, чем изящества. Кажется, он не возражает. Наши глаза встречаются, и танцующие люди вокруг меня отступают. Есть только он. Его бедра двигаются вместе с моими, сердце колотится в груди.

Теплые руки гладят мои бока, едва касаясь. Я дрожу, льну ближе, руками обнимая его шею. Его тело твердое и горячее. Ладони скользят по моим рукам. Переплетая пальцы, он поднимает мои руки над головой, полностью контролируя ситуацию.

Этот танец не грязный. Всегда вежливый и сдержанный Габриэль сохраняет между нами небольшую дистанцию. Не важно. Он танцует со мной, и я оживаю, наслаждаясь моментом.

Одним движением запястья он разворачивает меня так, что юбка закручивается вокруг бедер, а затем возвращает назад, опрокидывает и снова кружит.

Я смеюсь и смеюсь. Никогда так не танцевала, движения традиционные, но немного изменены. Мне нравится. Он взял мою мечту и осуществил ее. Для меня.

Наши взгляды встречаются и замирают. В его глазах улыбка и вопрос: «Ты этого хотела?»

И как сказать, что я смотрю на то, чего хочу? Бойфренды всегда давались мне легко. Они хвалили мое тело, говорили, что со мной хорошо проводить время, со мной просто. На самом деле они имели в виду, что я не та, к кому привязываются. И если честно, я тоже не привязывалась.

Сейчас все иначе. Я уже прикипела.

Габриэль видел все, что я могу предложить, но не взял то, что я бы дала ему с радостью. По уши влюбиться в него — все равно, что броситься с крутого утеса. Падать, ни за что не держась и без пути назад на твердую землю.

Моя улыбка яркая и болезненная, но нельзя показать ему свое беспокойство. Не хочу отвечать на эти вопросы. Он выглядит удовлетворенным, улыбка зарождается в его глазах и озаряет все лицо.

Мы танцуем до рассвета и, смеясь, возвращаемся домой, я уже порядком навеселе.

И ни разу он не попробовал большего.

Что подтверждает теорию. Я должна отступить и по его примеру воздвигнуть стены вокруг сердца. А когда защитная башня будет готова, нужно настолько отдалиться от Габриэля Скотта, насколько смогу.

Глава 16

Софи

В попытке занять себя работой, а не мыслями о соседе по комнате, я рано выхожу на место, которое мы выбрали для сегодняшнего представления. Это небольшое пространство, на котором состоится широко разрекламированная встреча перед концертом.

Когда я прихожу, воздух уже влажный и плотный. Толпа снаружи возбуждена и не в хорошем смысле. Высока угроза, что все выйдет из-под контроля. Проведя всего лишь год в качестве папарацци, я могу уловить признаки. По толпе пробегает волнение с ноткой отчаяния, и мне это не нравится.

Я выбрала хорошее место, чтобы поймать парней, когда они будут выходить из лимузинов, а также чтобы сфотографировать зевак. Они расскажут об этом вечере лучшие истории, а еще это удержит меня от Габриэля. Пытаюсь не сожалеть о своем решении, учитывая неприятную атмосферу, витающую в воздухе.

Девочки-подростки ведут борьбу за место, не так уж изящно толкаясь локтями. Происходящее пока не переросло в драку, но шанс близок. Вспышки и толчки усиливаются. Охрана выглядит раздраженной. Они не так уж любезны, расталкивая людей в попытке сдержать толпу.

Меня окружают фотокорреспонденты. Многие из них не знакомы, но некоторых я знаю.

Вопреки желанию, я осматриваю толпу в поисках лица Мартина, опасаясь его решения нанести визит «Килл-Джон» и мне. Лучше увидеть его приближение, чем быть застигнутой врасплох появлением. Я проделывала это каждый вечер, все время, пока посылала парня к черту. Но его, к счастью, нет.

— Как ты получила работу с «Килл-Джон»? — спрашивает меня Томпсон, один из старых коллег, затягиваясь сигаретой. Его лицо выглядит распухшим, а кожа отливает серым в ярком свете под навесом. — Ты с ними трахаешься?

— Ага, со всеми. — Я даже не утруждаюсь повернуться к нему. — По очереди. Слышала, они ищут и мальчика для развлечений, если тебе интересно.

— Мило. — Он бросает окурок, не потрудившись затушить его. Жар на кончике находится близко к моим босоножкам с открытыми пальцами. — Мне бы стоило процитировать тебя, соплячка.

— Потому что на тебя можно положиться, — бормочу я.

Проныра тушит сигарету, едва не задев мой палец. Я не реагирую, хотя и хочу.

Никогда не поддавайся эмоциям. Отличная мантра, но не из тех, которым легко следовать. Я сожалею о своем плане все больше и больше, поскольку воспоминания о днях отчаяния заполняют мою голову и заставляют желудок сжиматься. Я ненавидела работу папарацци. Ненавидела себя за то, кем была. И за то, что чувствовала себя покрытой грязью изнутри.

Мой телефон вибрирует.

Бренна: Мы подъезжаем к зданию.

Время идти. Я собираюсь засунуть телефон обратно в карман, когда звучит сигнал об еще одном сообщении.

Солнышко: Расчетное время прибытия 30 секунд.

Его сообщение делает со мной то, что не смогло сообщение Бренны — заставляет почувствовать заботу и порождает желание заботиться в ответ.

Держаться от него на расстоянии не получается, во всяком случае, когда мы находимся в постоянном контакте. Однако сейчас нельзя беспокоиться. В поле зрения попадает кортеж «Килл-Джон».

Толпа превращается в столпотворение. Девчонки кричат, толкаются, становятся грубыми. Все мы так тесно прижаты друг к другу, что, кажется, колеблемся, как бушующее море.

Я поднимаюсь на носочки и начинаю снимать, пытаясь запечатлеть хаос.

К тротуару подъезжает первый большой внедорожник. В нем ребята. Габриэль, Джулс и Бренна прибудут в следующем.

Первым выходит Джакс и как будто прикасается проводом к толпе. Все усиливается. Изображение в камере дрожит, когда меня толкают. Но я успеваю сделать снимок выражения лица Джакса: вздрагивание, а потом черты разглаживаются, демонстрируя некое смягченное равнодушие. Он улыбается, но мысленно находится не здесь.

Остальные ребята не улыбаются. Не в этот раз. Толпа слишком дикая, чтобы задерживаться. Они ровным шагом приближаются ко мне. За моей спиной люди толкаются и толкаются. Я стою в хорошем месте и очевидно, что этим недовольны несколько девушек.

— Мне не видно!

— Свали с дороги!

— Свали, я пришла сюда первая!

— Пошла ты.

Последние двое не были нацелены на меня, но я оказалась в центре событий. Внезапно руки замахали, ладони захлопали. Уклоняюсь от нескольких ударов, но этот ублюдок Томпсон толкает меня обратно. Я свирепо смотрю на него, когда кто-то хватает меня за волосы и тянет. Сильно.

Слезы покалывают веки, кожа головы горит. Наклоняю голову и разворачиваюсь, мой локоть встречается с животом той, кто схватила меня за волосы. Девушка с визгом их отпускает.

Кто-то хватает мою камеру, и я шлепаю его по руке. Вокруг вспыхивают новые драки.

Периферийным зрением вижу Джакса. Встречаясь взглядом со мной, он хмурится и замедляется.

Нет, нет, нет. Убирайся отсюда.

Остальные ребята тоже останавливаются, замечая меня в рукопашной. Не хорошо. Толпа снова напирает, прижимая меня к Томпсону и охране. Удар приходится мне прямо в глаз, и я вижу звездочки. Мне так больно, что вскрикиваю. Прилетает другой удар. Искры боли и слезы.

Сдаётся мне, Томпсон дважды толкнул меня локтем. На самом деле ударил.

Я собираюсь налететь на него, когда между нами с достаточной силой, чтобы Томпсон растянулся на заднице, втискивается тело. Габриэль стоит передо мной с выражением такой ярости, что по коже бегут мурашки.

Я успеваю только моргнуть, прежде чем он хватает меня и поднимает на руки.

Я не упаду в обморок.

Однако моя голова падает на его плечо. И я льну. Потому что он — стена, отделяющая от мира. Моя стена. Он безостановочно движется через толпу, и она расступается, инстинктивно понимая, что он сметет всех на своем пути.

Один злобный взгляд на охрану, и нас оттесняют к двери, ведущей в тихий темный коридор. По сравнению с яркими огнями и шумным хаосом снаружи это как бальзам для моего напряженного тела. Я еще сильнее расслабляюсь в руках Габриэля.

Он не останавливается и продолжает шагать, бормоча что-то себе под нос. Это поток «раздражающих ублюдков», «чертовых тупиц» и «сукиных сыновей», смешанных с другими словами. Я позволяю его тихому голосу обволакивать меня, словно теплые руки.

Сердце все еще скачет, и я дрожу. Не хочу. Хочу быть сильной. Но адреналин сходит на нет, и мне ничего не остается, кроме как обмякнуть.

Одна сторона лица пульсирует в такт сердцу, боль распространяется во всех направлениях. Я думаю о Томпсоне, ударившем меня локтем. И впадаю в уныние, несмотря на гнев.

Руки Габриэля сжимаются.

— Тише. Я держу тебя.

Мы входим в гримерную «Килл-Джон», ребята быстро встают и окружают нас.

— Какого хрена это было? Что случилось с Софи? — спрашивает Джакс, указывая на меня. — Ты в порядке, милая?

— Предельно ясно, что нет, — рявкает Габриэль, проходя мимо и усаживая меня на стул.

— Блять. Это была катастрофа, — бормочет Киллиан. — Толпу накрыло дерьмом. Нам стоило потянуть тебя с собой, Софи.

— Нет, не стоило, — вяло сопротивляюсь я, когда Габриэль становится передо мной на колени и изучает мое лицо. — На вас бы напала толпа.

— Они бы нас не обидели, — Рай выглядит больным, всегда золотистый цвет его лица тускнеет, когда взгляд задерживается на мне.

— Ты этого не знаешь.

Габриэль хмурится и убирает прядь моих волос.

— Попалась, Болтушка. — Его тело излучает гнев. — У тебя кровь.

— Держи. — Уип протягивает ему аптечку и улыбается мне. — Детка, с этого момента ты остаешься с нами, верно?

Моя губа дрожит.

— Точно.

— Хочу вернуться туда и надрать пару задниц, — бурчит Бренна. Она потеряла очки, а на голове у нее бардак. В потасовке я даже не заметила ее. Она передает мне холодный компресс. — Ублюдки.

За ней стоят Либби и Джулс. Они смотрят с грустью на мое лицо. Я опускаю голову.

— Ладно, — произносит Габриэль фирменным тоном. — Давайте найдем Софи комнату. Займитесь своими делами.

Никто не спорит, а Джакс сжимает мое плечо перед уходом.

Благодаря телу Габриэля, закрывающему меня от всех, ощущение такое, будто мы одни. Он открывает дезинфицирующую салфетку, хмурясь, осторожно касаясь моего нижнего века. Оно горит, но я не двигаюсь.

Когда, наконец, он начинает говорить, его голос мягкий.

— Я мог бы убить его.

— Ты сядешь в тюрьму из-за человеческого мусора, и это будет цирк. И напрасная трата сил.