— Когда мне было шесть, игра в Индиану Джонса пошла наперекосяк.

У его глаз появляются морщинки, но Габриэль не улыбается. Выражение его лица граничит с болью.

— Я хотел пососать это маленькое уплотнение с того самого момента, как заметил его в самолете. Каждый раз, когда ты говоришь, мне хочется облизнуть эту губу и попробовать твои мягкие уста.

Я дышу тяжелее, откладывая камеру.

— Меня сводит с ума, — говорит мужчина, — желание охотиться на тебя сутки напролет. Просто чтобы слышать твой голос, видеть, как двигаются твои губы.

Теперь я не могу сказать ни слова, рот приоткрывается, наливаясь от желания.

Похоже, он не возражает против моего молчания. Его взгляд скользит по мне, как горячая рука.

— Ночами тяжелее всего. Но, полагаю, ты и сама это знаешь.

— Да. — Ответ выходит как сдавленный всхлип.

— Обнимая тебя, я лежу и пытаюсь убедить себя, что нельзя перекатить тебя на спину. Нельзя поднять эту тоненькую футболку, под которой просматриваются твои формы, чтобы, наконец, узнать, какого цвета у тебя соски: нежно-розовые или розово-коричневые.

Габриэль делает глубокий вдох, его пресс сжимается, привлекая мой взгляд к очертаниям члена, который становится значительно тверже после его слов.

— Иногда я издеваюсь над собой, думая об этих фантастических сиськах. Как лизал бы их, словно мороженое, пробуя каждый сладкий изгиб. Долго и медленно. — Он опускает веки, глядя на мою грудь, и соски болезненно напрягаются. — Какие они будут на вкус? Понравится ли тебе, если я буду сосать их жестче? Или нужно ласкать их ртом настолько нежно, что ты едва почувствуешь, и будешь вынуждена умолять о большем?

Боже. Теперь я ерзаю от потрясающих ощущений.

Из глубины его горла слышен низкий гул, словно он наслаждается шоу.

— Иногда по ночам все так плохо, что я не хочу затягивать с прелюдией. Хочу поднять твою ногу, устроиться между бедер и двигаться как эгоистичный, жадный ублюдок. Я хочу трахнуть твою сладкую дырочку, почувствовать, как она становится влажной от моего члена.

Его грубый голос звучит так недовольно, что я издаю задыхающийся смех... потому что голова уже кружится, кожа такая горячая, что я чувствую слабость.

— Думаешь, я стала бы возражать?

Он бросает на меня пылающий взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я использовал твое тело для своего удовольствия?

Черт, да.

— Настолько сильно, насколько сможешь.

Дрожь сотрясает его тело, и Габриэль впивается пальцами в подлокотники кресла, словно сдерживая себя.

Не могу этого допустить. Я еще больше опускаюсь на диване, слегка раздвинув ноги. Воздух холодит мою разгоряченную кожу.

Его взгляд незамедлительно скользит к прикрытому пространству под юбкой, и я сжимаю бедра.

— Но ты не можешь почувствовать, как она становится влажной, — шепчу я, сердце громыхает. — Потому что я заведомо влажная с тобой в постели. — Он издает низкое, сдавленное ворчание. — Такая охренительно влажная, Габриэль. Каждую ночь. Всю ночь напролет.

Когда он откидывает голову на спинку стула и смотрит томным взглядом, я слабо улыбаюсь.

— Почему, как ты думаешь, я стираю так много трусиков?

Он смотрит на меня почти сонно, но я вижу расчетливый блеск его глаз.

— Они и сейчас мокрые?

— Они стали такими в тот момент, когда ты вошел.

Он раздувает ноздри, будто с такого расстояния может почувствовать мой запах.

— Покажи мне.

Клитор набухает, плотно прижимаясь к ластовице трусиков. Чувствую такое возбуждение, что внутри все дрожит. Я раздвигаю ноги, мягкая ткань юбки скользит по коже. Дрожащими руками задираю юбку выше, полностью открываясь его взгляду.

Румянец заливает его острые скулы, губы приоткрываются. Я представляю свои потемневшие от желания белые трусики, бесстыдно очерчивающие распухшую сердцевину, и хнычу, покачивая бедрами.

— Еще, — отрывисто говорит он. — Дай мне взглянуть на мед, которого я так жажду.

Вот дерьмо. Не могу дышать. Дрожащим пальцем я цепляю трусики и почти застенчиво оттягиваю их в сторону. Чувствую себя настолько непослушной, грязной девчонкой, бросающей недозволенный взгляд, что моя кожа раскаляется добела.

Габриэль стонет, тихо и болезненно, его тело напрягается в кресле. Взгляд остается прикованным к моей обнаженной плоти, когда рука скользит по твердому прессу и останавливается над огромной эрекцией, натягивающей брюки. Он нетерпеливо сжимает себя.

— Красавица, — говорит он, надавливая сильнее.

— Достань его, — произношу, дрожа. — Я тоже хочу видеть тебя.

Он не колеблется. Просто расстегивает молнию и спускает брюки с бельем вниз по бедрам. Его член качается, поднимаясь, чтобы поцеловать впадинку пупка.

Член Габриэля. Секунду я не могу поверить, что действительно смотрю на него. Взглядом скольжу по нежному изгибу тяжелых яичек вплоть до мощной выпуклости члена, налитого настолько, что заметна пульсация. Словно чувствуя боль, он ласкает себя, медленно поглаживая. Всего лишь раз.

Я тяжело сглатываю.

— Я хочу сделать это.

Он снова медленно, лениво поглаживает. Издевается.

— Если ты прикоснешься к этому члену, будешь оттрахана им.

Я так сильно хочу этого. Практически ощущаю его у себя между ног, как он, такой горячий, толстый и твердый, толкается. Каким-то образом я обретаю голос.

— Тебе стоит знать, что я не могу довольствоваться интрижкой. Не с тобой. Если ты меня хочешь, то должен отдаться полностью.

Габриэль хмурится, а когда заговаривает, голос звучит хрипло:

— Я прожил всю жизнь, отказывая себе в том, чего действительно хочу. И все же не могу отвернуться от тебя. Ты еще не поняла этого? Я твой. И всегда буду твоим, независимо от того, прикасаюсь к тебе или нет.

Что-то внутри меня ломается. Хватит ждать. В оцепенении я поднимаюсь со своего места. Юбка развевается вокруг ног, кожа такая чувствительная, что ткань щекочет.

Габриэль смотрит, как я подхожу. С каждым медленным шагом его дыхание становится глубже, точно он изо всех сил старается набрать достаточно воздуха.

Я седлаю его, и это первое соприкосновение — мои обнаженные бедра скользят по его — заставляет меня хныкать. Господи, он ощущается так хорошо. Горячая кожа, покрытая блестящим потом грудь, дрожащее от напряжения тело, тяжелый и толстый член, который лежит между нами, прикасаясь к моему трепещущему животу.

Он рычит и опускает свою большую руку к моей заднице, сжимая ее, словно ничего не может с собой поделать, а потом притягивает меня ближе. Я прижимаюсь грудью к его груди. Второй рукой он хватает меня за волосы, держа именно так, как хочет.

Мы смотрим друг на друга, дыхание смешивается. Габриэль рассматривает мой рот и дрожит всем телом. Когда наши взгляды снова встречаются, в его глазах пожар.

— Я не был готов к тому, чтобы нуждаться в этом настолько сильно. Больше не знаю, кто я без тебя.

Он снова дрожит, едва сдерживаясь.

—Ты тоже нужен мне, — шепчу я, поглаживая его шею. — Так сильно, что это больно. Габриэль, забери эту боль.

— Софи.

Усиливая хватку в волосах, он легонько касается своими мягкими губами моих. Я так долго ждала этого прикосновения. Оно что-то делает со мной, заставляет пульс ускоряться. Живот сладко сжимается, я прерывисто вздыхаю.

А он вздыхает так, будто ждал этого слишком долго. Я закрываю глаза, позволяя себе просто чувствовать, как мужчина неспешно исследует меня: нюхает нижнюю губу, медленно и деликатно посасывает верхнюю.

Мы крепко прижаты друг к другу, его член пульсирует между нами, наши сердца грохочут так сильно, что я могу чувствовать ответное биение напротив своей груди. А он все еще целует меня так, словно запоминает этот момент, наши губы сливаются, а затем отдаляются.

Голова кружится, тело тяжелеет. Я целую сильнее, нуждаясь, просто нуждаясь. Он ощущается так хорошо. Каждый раз, когда я прикасаюсь к нему, внутренности расслабляются от облегчения, а затем сжимаются от жадной потребности.

Кресло скрипит под нами. Второй рукой Габриэль скользит по моей спине и зарывается в волосах. Его поцелуй становится более голодным, глубже, влажнее. Он рычит, а потом перестает быть нежным или почтительным.

Что бы его ни удерживало, оно ломается. Он наклоняется, чтобы поглотить меня с такой силой, что начинает кружиться голова.

Мужчина издает такие звуки, словно смертельно голоден. Нет конца и нет начала, только беспорядочная встреча наших ртов.

Больше и больше, я хнычу от нетерпения, сгораю от нужды и похоти. Своим ртом он движется к моей челюсти и вниз по шее, где находит место, которое скручивает мои пальцы. Грубые руки хватают меня за задницу, притягивая ближе.

Толстая округлая головка его члена прижимается к моей сердцевине и толкается внутрь, едва сдерживаемая трусиками. Но он во мне, кончик пульсирует и растягивает меня. Я балансирую на краю, не желая отстраняться, но не в состоянии получить больше.

Габриэль впивается зубами в мое голое плечо, руками проскальзывая под футболку, поглаживает мои бока.

— Сними.

Он стягивает футболку через голову и швыряет ее через всю комнату. Не утруждаясь снятием лифчика, с ворчанием просто тянет чашку вниз. Грудь высвобождается, и его горячий рот оказывается на моем соске, жадно посасывая его.

— Ох, черт.

Я хватаю его за волосы и качаю бедрами над его членом. Он толкается чуть дальше, натягивая мои трусики. Мне нужно их снять. Хочу его в себе.

Сжимая мою задницу, Габриэль жестко толкается, тоже сгорая от нетерпения. А потом мир кренится, когда он встает, поднимая меня. Моя спина встречается с прохладной стеной, а его рот оказывается на моей шее.

Я прикована, поддерживаемая его бедрами. Издавая нетерпеливый звук, он хватает сбоку мои трусики. Эластичная ткань натягивается, а потом рвется. Еще один вздох, и он отбрасывает ее в сторону.

Мужчина не ждет, не спрашивает. Я такая влажная, что его член легко скользит внутрь. Большой, толстый и увесистый. С каждым дюймом, который преодолевает, его бархатная гладкость растягивает меня. И он должен потрудиться, толкаясь и проникая, используя стену как рычаг. Бездыханная, я развожу ноги шире, давая ему достаточно места.

От каждого толчка глубоко в его груди зарождается рык, наши бедра встречаются с тяжелым шлепаньем. Он чертовски сильно трахает меня, и мне это нравится.

Не успев даже подумать об этом, я достигаю оргазма. Он не похож ни на что испытанное мною прежде — сумасшедшее крещендо, которое поднимает все выше и выше. Удовольствие настолько сильное, что даже больно. Мне остается лишь скользить, насаживаясь на него, крича от беспомощной потребности.

И чем больше я двигаюсь, тем сильнее он становится, словно питаясь моим отчаянием. Стены дрожат от силы наших рывков. Картина с грохотом падает.

Габриэль прижимается ко мне, погружая член так глубоко, что кажется, едва не достает до горла. Он стонет долго и болезненно, когда кончает. Тело наполняет жар, и рвано выдыхая, я падаю, приваливаясь к стене.

Тяжело дыша, он наклоняется ко мне, его губы приоткрыты и дрожат у моего плеча. Я смотрю в потолок и провожу трясущейся рукой по влажным волосам. Сердце бьется как барабан.

Потные и дрожащие, мы остаемся на месте. Он шевелится, и это движение посылает укол в мою ноющую сердцевину.

— Без презерватива, — хрипло произносит он. — Я не подумал.

Чувствую, как улики стекают по моей попке. Издаю сдавленный смешок.

— Думаю, тогда хорошо, что мы оба чисты, а я на таблетках.

Габриэль сгибает пальцы, проводя вверх по моему бедру, будто не может остановиться.

— Ты не расстроена?

— Бесполезно запирать конюшню, когда лошадь сбежала, — произношу я все еще потрясенно. — Или как там это звучит.

Он поднимает голову, и наши глаза встречаются. Меня охватывает странная застенчивость. Черт возьми, у меня никогда не было такого секса, как сейчас. Словно жизнь зависела от того, как я буду кататься на члене. Секса, который сводит с ума от похоти, и я забываю о защите. Черт, если честно, я забыла даже свое имя. Жар во взгляде моего партнера говорит, что он это знает.

Я чувствую его там, глубоко во мне, все еще пульсирующего. Слегка покачиваюсь, и он дергается, длинный член становится тверже.

— Больше никого, — говорит он хриплым голосом.

Габриэль не объясняет, говорит он обо мне или о себе. Это не имеет значения. И так понятно, что теперь есть только мы.

Однако я все равно облизываю припухшие губы и отвечаю:

— Только ты.

Глава 21

Габриэль

Разрушены. Мои отполированные доспехи. Мое упорное сопротивление. Мое закаленное сердце. Она прорвалась через первые два и заявила права на третье. И у меня нет желания бежать.

По правде, я едва могу двигаться. Часы получения одновременных оргазмов, отдыха, встречи взглядами, а потом снова оргазмов взяли свое. Мы уподобились жадным демонам, которые трахаются так, словно мир вот-вот рухнет.