Дрю почувствовал дискомфорт.

— Даже если это и так, неужели я не имею права вкладывать свои деньги туда, куда захочу?

— Нет, не в фонд такого человека, как Виттгенштайн.

— Благодаря ему я сделал состояние! Я утроил свои деньги!

— На игре на повышение цены акций «Америкэн хотел»? Боже милостивый, как бы я хотел, чтобы ты потерял все свои деньги! Неужели ты не понимаешь, что этот человек принадлежит к отбросам финансового мира? Что он самый обычный вор, вытягивающий сбережения у тысяч инвесторов?

— Брось, отец, он же не один такой! Весь рынок акций — это игра, в которой грабят дураков. Любой парень с головой знает это!

— О да, бешеные деньги! А что будет, когда эти дураки прозреют, а, Дрю? Ты когда-нибудь думал об этом? Так легко относиться с презрением к тем неизвестным людям в Огайо, кто покупает акции и облигации! Однако они не дураки, Дрю. К тому же они еще и костяк нации, и я не позволю своему сыну наживаться за их счет! Ты понял меня?

Дрю бросил на него гневный взгляд:

— Я не «наживался». Я получил законную прибыль и не вижу в этом ничего дурного. Играл я на собственные деньги, причем мог бы их проиграть, однако выиграл. Не понимаю, почему ты обрушиваешься на меня, когда вся система работает на то, чтобы я занимался этим! Ведь капитализм — это и есть игра!

— Игра — да, но не рэкет! Ты знаешь, что фонд «Америкэн хотел» был жульническим от начала до конца. Неужели ты не понимаешь, что ты и я не можем себе позволить быть связанными с людьми, подобными Виттгенштайну? — Виктор перевел дыхание. — Я хочу, чтобы в свое время ты стал во главе банка. И ты знаешь это. Но, Дрю, хотя ты и мой сын и я тебя очень люблю, но, если в дальнейшем ты будешь иметь какие-либо дела с Сержем Виттгенштайном, мне придется пересмотреть вопрос о твоем будущем. Я не люблю угрожать, но в этом случае, чувствую, у меня нет альтернативы. Тебя, вероятно, возмущают мои слова…

— Возмущают? — взорвался Дрю. — Ты прав, черт побери, они возмущают меня. — Он встал и оперся на стол. — Послушай, отец, времена изменились, но ты не изменился вместе с ними. Ты сражался за своих мелких итальянских инвесторов, и ты победил. Я же сражаюсь за самого себя. И если ты думаешь, что я хуже тебя, тогда ты просто не знаешь своего сына. Так что, отец, можешь забрать себе свой «Декстер-банк» и подавиться им. Я ухожу!

Он ринулся к двери. Виктор был ошеломлен случившимся.

— Дрю! — закричал он. Это был скорее крик боли, а не гнева.

— Что?

— Послушай меня, это безумие! У нас нет причин быть такими неразумными! Вернись, мы сядем и все обсудим.

— Отец, нам нечего обсуждать. Только один человек будет контролировать мою жизнь, и это будешь не ты. Этот человек — я.

Дрю вылетел из офиса.

«Да пошел он к черту! — подумал Виктор. — Пошел к черту! Он сыграл со мной ту же дьявольскую шутку, которую я когда-то сыграл с Огастесом… Но, Боже мой, я не могу потерять сына…»

Он нажал на кнопку внутренней связи и приказал секретарше:

— Соедините меня с Сержем Виттгенштайном.


— Твой отец пытался подкупить меня, — сказал Серж в тот же вечер Дрю, когда они играли в покер в задней комнате клуба «Хотча».

Дрю оторвался от только что сданных карт:

— Что ты имеешь в виду?

— Он позвонил мне сегодня утром. Наверное, сразу же после того небольшого драматического эпизода, о котором ты рассказывал. Он был сильно взволнован, я представлял мистера Декстера совсем не таким. Он спросил меня, сколько я хочу получить за то, чтобы оставить тебя в покое. Я был потрясен. Это выглядело очень эмоционально.

— Какое нахальство! Надеюсь, ты послал его к черту?

— Наоборот. Я сказал ему, что сделаю то, о чем он просит, бесплатно.

Дрю швырнул карты на стол.

— Что ты сделаешь?

— Дорогой, твой отец абсолютно прав. Ты не должен иметь никаких дел со мной, по крайней мере в биржевых операциях. Надеюсь, мы сможем остаться друзьями на уровне светского общения.

В отчаянии Дрю замотал головой:

— Черт побери, я не могу вырваться от него! Именно из-за этого разгорелся спор сегодня утром — он пытался контролировать меня! А теперь ты, от которого я меньше всего этого ожидал, соглашаешься с ним!

— Твой отец — очень влиятельный человек. У меня нет желания наживать себе врага в его лице.

— Так вот в чем дело! Ты защищаешь собственную шкуру…

— Частично да. Вряд ли ты можешь осуждать меня за это. Но он на самом деле прав. Ты должен остаться в банке и быть столпом общества.

Дрю оттолкнул стул от покерного стола и начал расхаживать по комнате.

— Мне надоело быть сыном мистера Виктора, мне надоел банк… Почему я должен провести всю жизнь в качестве образца морального совершенства? Ты думаешь, что он Санта-Клаус? Нет, черт возьми. Если выстроить всех его любовниц, получается шеренга длиной в милю…

— Это другое дело.

— Почему?

— Потому. Не будь дураком. Людям все равно, если банкиры спят с собаками. Но один лишь намек на жульничество в финансовых делах приводит их в ярость. Поэтому твой отец прав. Ты не должен участвовать в биржевых играх — это слишком заметно. Возвращайся в банк и будь паинькой. Если тебе хочется развлечений на стороне, что ж… У меня есть и другие интересы помимо биржи. Гораздо более прибыльные и незаметные. Если хочешь, я могу посвятить тебя в некоторые из них.

Дрю взглянул на него:

— Какие, например?

— Например, этот клуб. Я — его владелец.

— Ты?

— Да, я и мой компаньон, предпочитающий оставаться в тени. Вряд ли кто-нибудь распространяется о том, что владеет подпольными барами, однако прибыль они дают астрономическую. И людей здесь можно встретить очень интересных.

— Ты имеешь в виду бутлеггеров[72]?

Серж улыбнулся, попробовав перетасовать одной рукой дополнительную колоду карт.

— Конечно.

— Как зовут твоего компаньона?

— Он не сможет оставаться в тени, если я назову тебе его имя, не так ли? Сядь, Дрю. Позволь мне рассказать тебе об одной вещи, в которой мы заинтересованы. Может быть, ты тоже ею заинтересуешься и, возможно, сумеешь помочь нам.

Дрю уселся на стул.

— Сигарету?

— Нет, спасибо.

— Как ты знаешь, на хорошем шотландском виски можно сделать целое состояние. Не на той бурде, что продается повсюду, а на настоящем товаре. Существует одна английская судоходная компания, которая сейчас продается, — это «Грэхэм-Хоуэллс лайн», хорошая старая фирма, но ее владелец умер, и она выставлена на продажу. Компания владеет четырнадцатью грузовыми судами вполне приличного вида, которые можно использовать для любых целей. Но… так как есть и другие люди, заинтересованные в этом по той же причине, что и я, — цена довольно высокая: за все — за суда, экипажи, передачу прав на владение и так далее — они просят пятнадцать миллионов. К сожалению, такая сумма мне немного не по карману. И потому что я жаден и носом чую невероятную прибыль от этой сделки, мне не хочется привлекать лишних партнеров. Что мне действительно нужно — это кредит от банка, но, увы, — он развел наманикюренными руками и улыбнулся, — лишь немногие банкиры желают со мной разговаривать. Вот тут, возможно, ты можешь помочь мне… Сразу же хочу добавить, что чисто технически мы не собираемся делать ничего, что противоречило бы американским законам…

— Контрабанда спиртным?..

— Но мы не будем ввозить его в страну. Спиртное мы станем отгружать вне пределов трехмильной зоны, а уже бутлеггеры будут ввозить его. Мы — просто перевозчики, хотя я допускаю, что предприятие это довольно сомнительного характера.

— Иными словами, ты хочешь, чтобы я уговорил отца выдать тебе кредит?

— Ну, что-то вроде этого. Банк получит свою законную прибыль, мы — свою. Мы — это значит я и ты. Я хочу иметь семьдесят процентов, тебе достанется тридцать. И все законно.

— Ты не знаешь моего отца. Если он увидит твое имя…

— Дорогой Дрю, мое имя нигде не появится, так же как и твое. «Грэхэм-Хоуэллс лайн» будет куплена канадской фирмой, базирующейся в Квебеке. Я могу предоставить безупречные имена и рекомендации. Твой отец ничего не заподозрит.

Дрю задумался. Он совершенно ясно сознавал, что все это предприятие — мошенничество, что его успех зависит от того, как им удастся использовать уязвимое место отца — самого Дрю. Но у этого проекта был еще один не менее соблазнительный аспект: с его помощью Дрю сможет контролировать отца, а не наоборот. К тому же все это было законно — или достаточно законно, и, несомненно, выгодно для банка и для него лично.

— Я думаю, — наконец произнес он, — что соотношение должно быть шестьдесят к сорока.

Серж Виттгенштайн улыбнулся:

— Мой дорогой Дрю, мы с тобой очень похожи. Шестьдесят пять — тридцать пять.

Дрю протянул ему руку через карточный стол, и они обменялись рукопожатием.

Глава 31

Спустя десять дней Дрю представил отцу папку с бумагами о кредите, присовокупив к ней свою собственную рекомендацию, одобряющую его выдачу.

— Я проверил франко-канадскую инвестиционную группу, которая покупает «Грэхэм-Хоуэллс», — сказал Дрю. — Это первоклассная фирма в Квебеке. Как я говорил тебе, они собираются обратиться за кредитом в банк «Барклай», но, если мы перехватим их, я думаю, для нас это будет удачей. И для меня тоже.

— Согласен. Я просмотрю бумаги.

— Не хочу торопить тебя, отец. Но они хотели бы получить ответ к пятнице.

— Я дам его раньше.

— Спасибо.

После того как Дрю вышел, Виктор в течение нескольких минут изучал документы. Потом обратился к секретарше:

— Свяжите меня, пожалуйста, с Фрэнком Притчардом из «Притчард стимшип лайн». Потом я хотел бы поговорить с Эллсвортом Синглтоном из детективного агентства «Пинкертон».

— Да, мистер Виктор.

Если подозрения Виктора насчет этого дела были верны, то здесь угадывался знакомый ему почерк…

На следующий день за ленчем в Клубе банкиров Виктор задал Фрэнку Притчарду один вопрос:

— Зачем кому бы то ни было платить пятнадцать миллионов долларов за грузовые суда, которые, насколько я понял, уже превратились в ржавые посудины?

Председатель «Притчард стимшип лайн», который в прошлом получал через Виктора кредиты, неторопливо ел свой луковый суп-пюре.

— Вы имеете в виду «Грэхэм-Хоуэллс лайн»?

— Да.

— Тогда ответ простой. Я слышал, что бутлеггеры пытаются купить эту компанию, чтобы ввозить в страну шотландское виски. Очевидно, спрос на нее так велик, что хозяева взвинтили цену. Сама компания не стоит и половины этих денег.

Виктор вздохнул:

— Я боялся именно этого. А какие именно бутлеггеры замешаны в этом деле?

— Я не эксперт по вопросам преступности. Но, очевидно, это крупные акулы. Вы хотите сказать, что «Декстер-банк» рассматривает возможность финансирования бандитов?

— Ни за что на свете.

Ответ Виктора прозвучал так резко, что Фрэнк Притчард взглянул на него с удивлением.


Эллсворт Синглтон был добродушным мужчиной среднего роста, курившим одну сигарету за другой. Ему было сорок семь лет, он работал в детективном агентстве «Пинкертон» уже двадцать три года и считался одним из местных экспертов по преступному миру. Он пожал Виктору руку, сел, закурил «Кэмел» и спросил:

— Чем я могу помочь вам, мистер Декстер?

— Кто пытается купить компанию «Грэхэм-Хоуэллс»?

— По моим источникам, имеются три главных покупателя. Два — в Нью-Йорке, один — в Чикаго. В Чикаго это Аль Капоне, здесь — Оуни Мэдден и Винни Тацци.

Наступило продолжительное молчание.

— Когда Тацци вышел из тюрьмы? — наконец спросил Виктор.

— Сейчас посчитаем. Впервые он попал в тюрьму более двадцати лет назад за кражу драгоценностей. Я припоминаю, что он пытался ограбить ювелирный магазин рядом с «Уолдорфом»…

— «Жерар и сыновья», — прервал его Виктор. — Это было в 1903 году. Он и его сообщник Джанни Диффата получили двенадцать лет тюрьмы. Диффата погиб в тюремной драке через несколько лет. Тацци, насколько я знаю, отсидел полный срок.

Детектив уставился на него:

— Вы знаете о Тацци очень много.

— Больше, чем мне бы хотелось. Что случилось с ним потом?

— Его выпустили из Синг-Синг в 1915 году, и, как мне известно, какое-то время он вел себя примерно. Даже пытался завербоваться во время войны в армию, но помешало его тюремное прошлое. Думаю, именно тогда он постепенно вернулся к прежним занятиям и начал баловаться сутенерством, потом, когда вышел закон о запрете продажи спиртного, стал бутлеггером. Это помогло ему сделаться крупным уголовным авторитетом.