Люси писала, пока не начинало сводить мускулы, но писать вечно она не могла, и когда останавливалась, принималось сильно ныть сердце. И тогда она снова укрывалась за стеною гнева. Лишь призвав его на помощь, она могла продолжать дышать.


Панде не терпелось приступить к новой работе: обеспечивать безопасность на съемках в Чикаго высокобюджетного боевика в сценах со стрельбой, но спустя два дня после начала он заболел гриппом. Вместо того чтобы лежать в постели, он работал, несмотря на озноб и высокую температуру. Дело кончилось пневмонией. Панда все равно продолжал работать, поскольку выбора у него не было. В противном случае он валялся бы в постели и только бы и думал что о Люси Джорик.

 « Будь лучшим, в чем ты хорош…»

Великий девиз. Вплоть до дня, когда Панда встретил ее.

– Ну ты и задница, – заявила ему Темпл во время одного из чересчур часто повторяющихся телефонных разговоров. – У тебя был такой шанс обрести счастье, а ты прощелкал его. А теперь занимаешься самоуничтожением.

– Только потому, что, по-твоему, ты наладила свою жизнь, не значит, что все этого хотят, – возразил Панда, радуясь, что Темпл не видит, каким изможденным он выглядит, да и натянут как стрела.

Работы ему предлагали больше, чем он мог справиться, поэтому пришлось нанять двух бывших копов. Одного послал с заданием в Даллас, другого подрядил присматривать в Лос–Анджелесе за актером–подростком.

Снова позвонила Темпл. Панда покопался в кармане в поисках платка, чтобы высморкаться, и опередил ее, прежде чем она начала разглагольствовать на тему Люси:

– Как продвигаются съемки нового сезона?

– Не считая того, что продюсеры постоянно орут на нас с Кристи, все идет отлично.

– Вы вдвоем уложите их на лопатки. Тебе повезло, что у них нет времени заменить тебя, иначе на пару искали бы новую работу.

– Они бы пожалели, – высказалась Темпл. – Зрителям уже наскучило старое шоу, и им понравится новая программа. Она гораздо сердечнее. Кристи все еще придется носить красное бикини, но у нее больше экранного времени, и она его блестяще использует. – Панда услышал, как она чем-то захрустела. Яблоком? Сельдереем? Или она позволяет себе каждый день есть печенье? – Я сделала тренировки более веселыми, – похвасталась подруга. – И сегодня ревела! Настоящими слезами. Рейтинг взлетит до небес.

– Да у меня комок в горле, как только представлю такое, – протяжные слова перешли в кашель, который Панда быстренько заглушил.

– Нет, правда, – стала уверять Темпл. – Одна участница – ее зовут Эбби – с ней ужасно обращались, как с каким-то ребенком. Это просто… тронуло меня. У них у всех свои истории. Не знаю, почему я не находила времени выслушать более внимательно.

Он-то знал, почему. Если бы Дьяволица стала обращать внимание на чужие страхи и ненадежное положение, то поневоле ей пришлось бы приглядеться к собственным проблемам, а к этому раньше она не была готова.

Темпл продолжила с полным ртом:

– Обычно после пары недель съемок я хрипну от крика, но теперь послушай-ка меня.

– Изо всех сил стараюсь этого не делать.

Он глотнул воды, чтобы подавить еще один приступ кашля.

– Я считала, что Люси из ума выжила со своим подходом к упражнениям «вполне сойдет», но она на кое-какую идею меня натолкнула. Я работаю над долгосрочной программой тренировок, которая больше приближена к жизни. И… Представь… У нас есть съемки скрытой камерой, где мы учим зрителей читать на этикетках состав продуктов, разыгрывая фальшивые ссоры в проходах между полками в супермаркете.

– Тебе за это точно вручат  «Эмми».

– Твой сарказм не впечатляет, Панда. Издевайся сколько хочешь, но мы, наконец, сможем помогать людям так, чтобы результат оставался надолго. – И потом, поскольку ей все еще хотелось, чтобы он считал ее железной леди, сказала: – Позвони Макс. Она оставила три голосовых сообщения, а ты не ответил ни на одно.

– Потому что не хочу с ней говорить, – огрызнулся он.

– Вчера я звонила Люси. Она все еще живет в доме.

Позвонили по другой линии, дав Панде возможность извиниться и переключиться. Увы, на сей раз звонила Кристи.

– Мне некогда разговаривать, – предупредил он.

Она не обратила на его слова никакого внимания.

– Темпл поразительно вела себя на нашем интервью. Совершенно естественно и открыто.

Он не сразу понял, что Кристи говорит о длительном врачебном сеансе, который Кристи с Темпл только что отсняли. Продюсеры запланировали использовать материал, чтобы начать новый сериал, понимая, что исповедь Темпл как лесбиянки станет шумной рекламой.

– Ближе к концу мы пригласим Макс, – сказала Кристи, – вид этой парочки способен растопить самые черствые сердца. Зрители точно полюбят Темпл в новом качестве. А я надену платье.

– Готов биться об заклад, что в обтяжку.

– Нельзя иметь сразу все.

– Хочу только одного, – проворчал Панда. – Я хочу, чтобы вы с этой дьяволицей, твоей подружкой, оставили меня, черт возьми, в покое.

Короткая осуждающая пауза.

– Ты мог бы жить более настоящей жизнью, Панда, если бы сделал, что я советовала, и тогда бы прекратил срывать свой гнев на других.

– Сейчас вешаю трубку и иду искать окно повыше, чтобы выброситься.

Но сколько бы он ни жаловался, в иные дни чувствовалось, что их навязчивые телефонные звонки – единственный якорь, за который он держится. Эти женщины беспокоились о нем. И они единственной тонкой ниточкой связывали его с Люси.


Осень на Чарити–Айленд заявилась рано. Исчезли туристы, посвежел воздух, и в кроне кленов начали появляться первые алые мазки. Когда-то такое трудное писательство обернулось для Люси спасением души, и наконец завершенная рукопись была отправлена отцу.

Следующие несколько дней Люси каталась по острову на велосипеде и гуляла по опустевшим пляжам. Когда это случилось, она точно не знала, только сквозь боль и гнев каким-то образом поняла, как собирается строить свое будущее.

Больше никакой работы лоббистом, которую Люси терпеть не могла. Она собиралась прислушаться к сердцу и снова начать лично работать с детьми. Но это еще не все.  Совесть подсказывала ей, что свою подержанную славу мисс Джорик может использовать, чтобы стать защитником в более широком смысле. На сей раз она сможет заняться этим через то, что по-настоящему приносило удовлетворение, – через стремление писать.

Когда ее до отвращения честный отец–журналист прочел рукопись и позвонил Люси, то подтвердил то, что та уже поняла:

– Люси, ты настоящий писатель.

Она собиралась написать книгу, не о себе или о своей семье, а о реальных детях, попавших в жизненные тиски. Книга станет не сухим академическим томом, а захватывающим чтивом, полным личных историй детишек, консультантов, рассказанных так, чтобы высветить наиболее уязвимые места социальной благотворительности. Имя Люси на обложке гарантирует внимание общественности. Это значит, что тысячи людей, может, сотни тысяч, кто никогда не задумывался о неимущих детях, по-настоящему проникнутся проблемами, с которыми столкнутся на страницах книги.

Ясная цель нашлась, но не принесла в душу Люси покоя, по которому она так тосковала. Как она могла позволить себе влюбиться  в Панду? Ком горечи так сильно жег грудь, что временами Люси казалось, что еще чуть-чуть и вспыхнет пламенем.

Рукопись она отправила. А в преддверии быстро приближавшегося октября позвонила пресс–секретарю матери, который связал ее с журналистом «Вашингтон Пост». В предпоследний день сентября Люси сидела в солярии, прижав к уху телефон, и давала интервью, которого так долго избегала.

  «Это было унизительно… Я запаниковала… Тед один из самых прекрасных людей, которых я встретила… провела последние несколько месяцев, работая над книгой отца и пытаясь обрести почву под ногами… собираюсь написать книгу… выступать от лица детей, у которых нет голоса…»

Про Панду ни слова.

После интервью она позвонила Теду и впервые с достопамятных событий поговорила с ним. Потом стала упаковывать вещи.

С тех пор как Люси переехала, Бри несколько раз бывала в своем старом загородном доме. И пришла через день после интервью помочь подруге собраться. За всего лишь несколько месяцев Бри, Тоби и Майк вплелись в ткань жизни Люси, и она знала, что будет скучать по ним. Но как бы ни близка была ей Бри, рассказать ей о Панде Люси не могла. Да и ни с кем не могла говорить о нем, даже с Мег.

Бри сидела на высоком стуле за стойкой, наблюдая, как Люси освобождает большой стальной холодильник.

– Забавно, – произнесла Бри. – Я думала, что мне станет плохо, когда зайду сюда, а чувствую только ностальгию. В этой кухне мама столько негодных обедов приготовила, а папочкино барбекю делу не помогало.

Отец Бри натворил дел похуже, чем сгоревшее мясо, но рассказывать эту историю – не дело Люси. Она подняла почти полную банку горчицы:

– Хочешь взять?

Бри кивнула, и Люси поставила горчицу в картонную коробку вместе с другими остатками продуктов, которые перекочевывали в коттедж.

Бри подтянула вверх рукава толстого свитера, который натянула из–за осенней прохлады.

– Я себя чувствую лентяйкой теперь, когда не приходится проводить все дни в лотке.

– Какая еще лень? Ты же трудишься, как одержимая.

Бри потеряла треть годового сбора из–за вандалов, компании панков–рокеров, которых поймали, когда они приехали к парому. Но благодаря сухой летней погоде и теплым дням, она все же умудрилась собрать больше тысячи фунтов меда (больше 450 кг – Прим.пер.).

– По гроб жизни буду любить пастора Сандерса, – заявила Бри.

Священник Церкви Милосердия устроил ей встречу с оптовым закупщиком на острове от сети магазинов подарков Среднего Запада. Женщине приглянулись пробные товары Бри: душистый мед, косметические средства, свечи, открытки, восковая полироль и одно–единственное уцелевшее от рук вандалов рождественское украшение.

– В сделку входят и новые карусельные этикетки, – рассказала Бри. – Они ей понравились. Она сказала, что этикетки придают продукции необычную утонченность. Но я все же не ожидала такого большого заказа.

– У нее хороший вкус.

– Просто не знаю, что бы делала, если бы не ее заказ. Ну, вообще-то, знаю, но радости мне никакой не доставило бы то, на что пришлось бы пойти. – Бри снова кивнула, когда Люси показала нераспечатанную упаковку моркови. – Не могу смириться с мыслью о том, чтобы жить на деньги Майка. Плавали, знаем. Больше такого не хочу.

– Бедный Майк. Все его желания – лишь заботиться о тебе, а ты только и жаждешь, что быть самостоятельной. Скоро тебе все равно придется выйти за него.

– Знаю. Что касается Майка… – Бри мечтательно улыбнулась. – Он же такой преданный. И никуда не денется.

Люси заглушила боль.

– Помимо прочего, каждую ночь туда–сюда лазит к тебе в спальню через окно.

Бри тут же покраснела и упрекнула:

– Я сказала тебе по секрету.

– Так же ты мне сообщила, какой он неутомимый любовник. Уж этот секрет я унесу с собой в могилу.

Бри не обратила внимания на насмешки Люси.

– Я ведь и вправду верила Скотту, что никуда не гожусь, но теперь мне только и осталось, что жалеть его бедную крошку–малолетку. – Мечтательная улыбка вернулась. – Кто бы мог подумать, что такой пуританин, такой религиозный парень, как Майк, может быть таким…

– Энергичным, – прервав ее, подсказала Люси.

На лицо Бри набежала тень:

– Если Тоби нас застанет…

– Что он сделает рано или поздно. – Люси добавила кусок пармезана и, поборов желание разнести о стену, банку непочатого апельсинового джема.

– Майк все больше нервничает, что приходится прятаться. Он угрожает отозвать свои, хм, услуги… пока я не соглашусь назначить дату. Шантажирует. Можешь представить?

Люси закрыла холодильник.

– Что тебя удерживает, Бри? Ну в самом деле?

– Я просто так счастлива. – Она скрестила ноги и задумалась. – Я понимаю, что мне придется преодолеть отвращение к браку, никуда не денусь. Только не сейчас. Ты ведь будешь возвращаться на остров, чтобы повидаться с нами?

На остров возвращаться Люси больше никогда не хотелось.

– Конечно, – заверила она. – Давай пока оттащим это барахло в коттедж. И не будем долго прощаться. Долгие проводы – лишние слезы, ладно?

– Конечно, не будем.

Но обе знали, что будет нелегко удержаться от слез. Так и случилось.


Мало–помалу кашель у Панды прошел, и к нему начали возвращаться силы, но он ощущал себя так, словно потерял то ли руку, то ли ногу. Его рефлексы притупились: сторонний наблюдатель не заметил бы, но он-то знал. Панда стал не так меток в стрельбе, а если выходил на пробежку, то без причины терял темп. То опрокидывал кофейную кружку, то ронял ключи от машины.