Софи не вздрогнула, но на ее щеках появился слабый румянец. С полным самообладанием она ответила:

— Но, дорогая сударыня, у меня не пропадали серьги. С чего вы это взяли?

— О, любовь моя, твоя горничная говорит, что бриллиантовые капельки исчезли из твоей шкатулки, а я не позволю, чтобы такое происходило в этом доме!

Софи наклонилась поцеловать ее в щеку.

— Тетушка Лиззи, простите меня! Я виновата. По забывчивости я не предупредила Джейн! Они не исчезли. Я отвезла их к ювелиру, чтобы их почистили и вновь вставили в оправу. Одна из застежек сломалась. Как глупо с твоей стороны беспокоить ее светлость, Джейн, не спросив прежде у меня, не знаю ли я, где серьги!

— Почистить? — вскричала мисс Сторридж. — Но зачем, мисс Софи, ведь я возила все ваши драгоценности к Ранделлу и Бриджу для чистки, как только мы приехали в Лондон!

— Да, но на балу эти сережки показались мне очень тусклыми, — ответила Софи. — Джейн, а теперь уходи; ты уже достаточно надоела ее светлости.

Софи чувствовала взгляд кузена на своем лице и, украдкой посмотрев в его сторону, заметила в его глазах нежелательное для себя любопытство. Однако он ничего не сказал, так что избавившись от своей горничной и удостоверившись, что у ее тети нет никаких поручений, она вышла, искренне надеясь, что ни ее кузен, ни его мать не заметят продолжительного отсутствия бриллиантовых сережек.

Но на следующее утро, когда она с леди Омберсли, Сесилией, Селиной и Хьюбертом садилась завтракать, мистер Ривенхол вошел в комнату и протянул ей небольшой сверток.

— Твои серьги, кузина, — коротко сказал он. — Полагаю, ты останешься довольна тем, как их почистили.

Единственный раз в жизни Софи утратила способность говорить. К счастью, он не ждал никакого ответа, отвернулся, чтобы отрезать себе кусок ветчины, и заговорил с матерью, интересуясь, не собирается ли она пожить этим летом в Брайтоне. Леди Омберсли переадресовала этот вопрос Софи. Сама она не очень хорошо чувствовала себя в Брайтоне, но Регент сделал этот курорт таким модным, и если бы Софи захотела, они бы наняли на некоторое время там дом.

Сесилия, у которой были свои причины не уезжать из города, сказала:

— О мама, ты ведь всегда себя плохо чувствуешь в Брайтоне! Пожалуйста, не заставляй нас ехать туда! По-моему, нет ничего глупее, чем эти вечера в Павильоне, а эта ужасная изматывающая жара в комнатах!

У Софи тут же пропало всякое желание ехать туда; в оставшееся время прошло в обсуждении других вариантов поездки в Омберсли, в Торп или в Скарборо. Леди Омберсли рассказала, как она провела лето в Рамсгейте еще до того, как предпочтение Регентом Брайтона задвинуло этот курорт в тень.

Когда все встали из-за стола, Хьюберт, некоторое время безуспешно пытавшийся застать кузину в одиночестве, выпалил:

— Ты сейчас занята, Софи? Не хочешь ли немного прогуляться по саду?

— Спасибо! Немного позже, возможно! Чарльз, не уделишь ли ты мне минутку внимания, когда тебе будет удобно?

Он серьезно встретил ее прямой взгляд.

— Конечно! Прямо сейчас, если хочешь.

Леди Омберсли немного удивилась; а Селина воскликнула:

— Секреты! Интересно, уж не замышляете ли вы заговор? Одобрим ли мы его?

— Ничего столь захватывающего, — небрежно ответила Софи. — Просто Чарльз выполнял одну мою просьбу.

Они прошли через холл в библиотеку. Софи была не из тех, кто ходит вокруг да около, поэтому как только он закрыл дверь, она без предисловий сказала:

— Теперь будь добр, объясни мне, что это значит! Как ты узнал, что я продала свои серьги, и почему ты — как я предполагаю — выкупил их для меня?

— Я выкупил их, потому что смог придумать лишь две причины, которые могли бы заставить тебя расстаться с ними.

— Неужели! И что же это за причины, кузен Чарльз?

— Я не видел счетов за бал, но у меня есть некоторый опыт в этих делах, и я могу более-менее точно предположить общую сумму. Если это и есть причина, то я ничем не буду помогать тебе. Ты ведь знаешь, что приготовления к балу не нравились мне с самого начала.

— Дорогой мой Чарльз, у меня много расходов, о которых ты даже не подозреваешь. Знаешь, ты абсурден!

— Не думаю, что у тебя есть какие-нибудь расходы, которые твой отец не сможет оплатить.

Она немного помолчала, а затем сказала:

— Ты еще не назвал мне вторую причину.

Он, нахмурив брови, посмотрел на нее.

— Боюсь, что ты одолжила деньги Хьюберту.

— Боже милосердный! Выбрось это из головы! — воскликнула она, смеясь. — Ради Бога, зачем мне это делать?

— Надеюсь, что так. Этот молодой глупец был с друзьями, по которым плачет тюрьма, в Ньюмаркете. Он проиграл там много денег?

— Если бы это случилось, он бы скорее рассказал тебе чем мне!

Он подошел к своему столу и рассеянно стал перекладывать бумажки, лежащие на нем.

— Быть может, он побоялся рассказать мне, — сказал он.

А затем, подняв глаза, спросил:

— Так ведь?

— Мне нужны были деньги по причинам, которые тебя не касаются, — ответила она. — Должна заметить тебе, Чарльз, что ты не ответил еще на мой вопрос. Как ты догадался, что я продала серьги?

— Это была не догадка, я знал.

— Откуда? Полагаю, ты не прятался в магазине?

— Нет, не прятался. Вчера по дороге домой я заехал на Брук-Стрит и увиделся с мисс Рекстон, — он помедлил и снова взглянул на кузину. — Ты должна понять, что мисс Рекстон посчитала своим долгом рассказать мне о своем опасении, что у тебя какие-то затруднения! Когда ты заключала сделку, она с леди Бринклоу была в магазине Ранделлз и Бриджа. Бридж не очень плотно закрыл дверь своего кабинета; мисс Рекстон узнала твой голос и не смогла удержаться от соблазна послушать, что ты говоришь Бриджу.

Ее рука, лежавшая на спинке кресла, сжалась в кулак на полированном дереве, но мгновение спустя снова расслабилась. Голосом, лишенным всяких эмоций, она сказала:

— Заботливость мисс Рекстон безгранична. Как мило с ее стороны интересоваться моими делами! Полагаю, лишь деликатность заставила ее говорить не со мной, а с тобой.

Он вспыхнул.

— Не забывай, что я помолвлен с мисс Рекстон. При данных обстоятельствах она сочла своим долгом обо всем рассказать мне. Она подумала, что состоит с тобой не в таких отношениях, чтобы спросить у тебя разъяснения.

— Да, это абсолютно верно, — согласилась Софи. — Никто из вас, мой дорогой кузен, не состоит со мной в таких отношениях! И если ты собираешься спрашивать у меня объяснений моих поступков, позволь мне послать тебя к черту!

Он улыбнулся.

— В таком случае, наверно, к лучшему, что Эжени сама не рискнула обратиться к тебе, потому что ее бы очень шокировало, если бы ее послали к черту! А ты всегда говоришь как твой отец, когда выходишь из себя, Софи?

— Нет, не всегда. Прошу прощения! Но это было просто невыносимо!

— Да, наверное, но я бы ни о чем не спросил тебя, если бы ты сама не искала этого разговора.

— Оставь в покое мисс Рекстон! Что же касается выкупа моих сережек, Боже мой, в какое затруднительное положение ты меня поставил!

Пока она говорила, позади нее открылась дверь, и Хьюберт вошел в комнату. Он был неестественно бледен, но полон решимости. Он отрывисто произнес:

— Прошу прощения, но я целый день хотел поговорить с тобой, Софи, и… и с тобой, Чарльз! Поэтому я пришел!

Мистер Ривенхол не сказал ни слова и даже не посмотрел на него своим пронзительным взглядом, но Софи обернулась и протянула руку.

— Да, пожалуйста, входи, Хьюберт! — сказала она, улыбнувшись ему.

Он взял ее за руку и судорожно сжал ее.

— Сесилия рассказала мне про твои серьги и про суматоху… Софи, что это значит? Если то, что я думаю!.. Я не могу и не буду мириться с этим! Я лучше во всем признаюсь Чарльзу!

Прежде чем забрать руку, она вернула ему пожатие. Затем мягко сказала:

— Ты же знаешь, Хьюберт, я всегда считала, что ты совершаешь ошибку, скрывая это от Чарльза. Однажды мистер Вичболд сказал мне, что если попадет в беду, то первым, к кому он обратится, будет Чарльз. И если он может доверять ему, насколько больше у тебя оснований поступать так же! Убеждена, что вы успешно справитесь без меня, поэтому я оставлю вас.

Она не посмотрела на мистера Ривенхола, чтобы узнать, какой эффект ее слова произвели на него, и быстро вышла из комнаты.

А эффект был; мистер Ривенхол тихо сказал:

— Думаю, что я догадываюсь, но все же скажи мне! Ньюмаркет?

— Хуже! О да, я проигрался в Ньюмаркете, но это лишь малая часть всего! — ответил Хьюберт.

Мистер Ривенхол кивнул на стул.

— Садись. Рассказывай, что хуже?

Хьюберт не последовал этому приглашению. Страх заставил его прибегнуть к воинственному тону, который, однако, ничуть не выражал его чувств.

— Ты, вероятно, знаешь, что в прошлом году я рассказал тебе не о всех своих долгах!

— Глупец! — бесстрастно прокомментировал его брат.

— Знаю, но ты сказал… Да ладно, не имеет смысла говорить об этом сейчас!

— Ты бы должен знать, что когда я в гневе, я не всегда говорю то, что думаю. Как бы там ни было, во всем виноват мой язык, я очень сожалею. Продолжай!

— Я знаю, что должен был рассказать тебе, — пробормотал Хьюберт. — И если бы ты знал, как я жалею, что не сделал этого… — Он замолчал, глубоко вздохнул и продолжал. — Я думал, что смогу выпутаться. Я… тебе это не понравится! Не надо говорить мне, что это плохо, я и сам знаю! Но другие ребята…

— Ну ладно! В таком случае, я не буду говорить тебе, что это плохо. Позволь мне, однако, узнать, что произошло, так как я по-прежнему нахожусь в неведении!

— Я поехал с… одним знакомым… в… в одно место на Пэл Мэл. А потом на улицу Святого Джеймса. Рулетка и французские азартные игры! Я проиграл дьявольскую сумму!

— О Боже! — пронзительно воскликнул мистер Ривенхол. — Разве у нас в семье этого еще недостаточно?

Горечь в его голосе, который внезапно стал резким, заставила Хьюберта вздрогнуть и спрятаться за завесу угрюмости.

— Я знал, что ты придешь в ярость, но я не понимаю, чем это было так уж плохо! Очень жаль, что мне столь сильно не везло, но в конце концов, все ведь играют!

Одно мгновение казалось, что его брат съязвит, но тот сдержал себя; вместо этого он подошел к окну и, хмурясь, стал смотреть на улицу. После паузы он отрывисто сказал:

— Ты знаешь полную сумму карточных долгов отца?

Хьюберт удивился, так как эта тема никогда не обсуждалась между ними. Он ответил:

— Нет. То есть, я, конечно, знаю, что она довольно значительна, но я никогда не слышал точной цифры.

Мистер Ривенхол сказал ему.

Хьюберт ошеломленно молчал, но потом произнес:

— Но… но… Боже, Чарльз! Ты… ты не разыгрываешь меня?

Мистер Ривенхол издал короткий смешок.

— Но… Чарльз, ты ведь не заплатил это?

— С трудом. Я погасил часть долга, но имущество все еще заложено. Мне не стоит посвящать тебя в это. Теперь, когда отец передал управление мне, я надеюсь, что смогу вытащить семью из реки Тик. Но улаживание дел с кредитами, поиск путей и способов выкрутиться делают мою жизнь дьявольски трудной!

— О Боже, я думаю! Послушай, Чарльз, мне чертовски жаль, что я еще добавил к твоим проблемам!

Мистер Ривенхол вернулся к столу.

— Да, я знаю. Твой долг не играет особой роли, но если страсть к игре у тебя в крови…

— Нет! Не бойся этого, карты не привлекают меня и, уверяю тебя, у меня нет ни малейшего желания снова идти в эти проклятые игорные дома!

Хьюберт прошелся по комнате, постепенно морщины прочертили его лоб. Он внезапно остановился и воскликнул:

— Почему ты мне не сказал раньше? Черт возьми! Я не ребенок! Ты должен был сказать мне!

Мистер Ривенхол, чуть улыбнувшись, посмотрел на него.

— Да, наверно, я должен был это сделать, — мягко сказал он. — Но чем меньше людей знает, тем лучше. Даже маме известно не все.

— Маме! Нет, конечно! Я думаю! Но я имел право знать, а вместо этого вел себя, как… Это так похоже на тебя, Чарльз взваливать все на свои плечи и думать, что никто, кроме тебя, не сможет справиться! Есть ведь не меньше дюжины способов, как я могу помочь тебе! Я думаю, что должен бросить Оксфорд и найти какую-нибудь приличную работу, или вступить в армию… нет, это не подходит, а то тебе придется покупать мне звание, и даже, если я завербуюсь не в кавалерию и не в гвардию…

— Нет, конечно, это не подходит! — прервал его брат, очень тронутый. — Ты сделаешь мне одолжение, если останешься там, где ты сейчас! Мы еще не дошли до края пропасти. К чему же, по-твоему, юный идиот с куриными мозгами, я стремлюсь, как не к тому, чтобы избавить тебя, Теодора и девочек от последствий отцовского безрассудства? Если ты хочешь помочь мне управлять имуществом, я не имею ничего против и буду очень благодарен тебе, так как Экингтон уже не справляется. Я не могу отказаться от его услуг, так как он провел с нами столько лет, что это разобьет ему сердце, но от него мало пользы, а в юном Бэдсее я еще не очень уверен. Ты разбираешься в делах?