Джорджетт Хейер - Великолепная Софи

На его лице отразилась досада, и он произнес:

– Адди ни в чем не виновата; Сесилия уже вышла из-под ее опеки, и если бы она рассказала моей матери об этих встречах… Но она никогда не жаловалась и не ябедничала на нас!

Софи попросила:

– Дайте ей понять, что не сердитесь на нее, Чарльз, и не прогоняйте после стольких лет службы в вашем доме!

– Прогнать ее? – ошеломленно переспросил он. – Что за ерунду вы говорите?

– Именно это я ей и сказала! Вот только она вбила себе в голову, будто методы ее воспитания уже старомодны, и, похоже, думает, что должна была обучить их итальянскому языку и прочим светским тонкостям.

В комнате повисла неловкая тишина. Мистер Ривенхолл присел по другую сторону камина и принялся машинально почесывать Тину за ушами. Озабоченно хмурясь, он, наконец, высказался предельно лаконично:

– Я не имею никакого касательства к обучению своих сестер. Этим занимается моя мать, и я не представляю, почему это должно волновать кого-либо еще.

Софи не сочла необходимым развивать эту тему и лишь согласилась с ним. Прищурившись, Чарльз метнул на нее настороженный взгляд, но ее лицо оставалось непроницаемым. Тогда он сказал:

– Все это не имеет никакого отношения к тому, что я вам говорил. Мы жили тихо и спокойно, пока вы, кузина, не перевернули весь дом вверх тормашками! Я был бы очень вам признателен, если бы в будущем…

– Что еще я натворила? – с деланным отчаянием воскликнула она.

Оказалось, что он не в состоянии облечь в слова то, что, по его мнению, она натворила, и вынужден был обратиться к ее единственному осязаемому прегрешению.

– Во-первых, вы привезли сюда обезьяну! – сказал он. – Вне всякого сомнения, руководствуясь самыми благими намерениями! Но это животное никак не подходит для детей, которые теперь сочтут себя обиженными, если забрать ее у них, как это следовало бы сделать!

В ее глазах заплясали лукавые огоньки.

– Чарльз, признайтесь, вам просто нравится обвинять меня во всех смертных грехах! То вы кормите Жако дольками яблока, учите его всяким фокусам, напоминаете детям, чтобы на ночь они укрывали его одеялом, то вдруг заявляете, что от него следует избавиться!

Он прикусил губу, но спрятать невольную улыбку ему все-таки не удалось.

– Кто вам это сказал?

– Теодор. А еще он добавил, что вы посадили Жако себе на плечо и пошли открывать дверь мисс Рекстон, чтобы показать его ей, когда она явилась с визитом. Должна признаться, это было глупо с вашей стороны, поскольку она терпеть не может домашних любимцев, как она сама говорила. Я уверена, что у нее есть на это полное право, и навязывать ей Жако не стоило. Я, например, не подпускаю к ней Тину.

– Вы ошибаетесь! – быстро сказал он. – Она не любит обезьян, а собак терпеть не может леди Бринклоу!

– По-моему, она вполне разделяет ее чувства, – сказала Софи, поднимаясь со стула и расправляя юбки. – Дочери очень похожи на своих матерей. Не лицом, а манерами и характером. Да вы и сами наверняка это заметили!

Похоже, подобное открытие ошеломило его.

– Нет, не заметил. Не думаю, что вы правы!

– Да вы только взгляните на Сеси! Она станет такой же, как дорогая тетя Лиззи, когда повзрослеет.

Софи заметила, что он признал справедливость ее слов, и решила, что за один день дала ему достаточно пищи для размышлений. Она подошла к двери, бросив на ходу:

– Я должна переодеться.

Он резко вскочил на ноги.

– Нет, постойте!

Она оглянулась.

– Да?

Кажется, он забыл, что хотел сказать ей.

– Нет, ничего! Не имеет значения! Но только когда вы соберетесь покупать лошадей в следующий раз, извольте сообщить мне о своих намерениях! В таком деле ни в коем случае нельзя полагаться на чужих людей!

– Но вы же сами заявили, что не желаете иметь с этим ничего общего! – возразила Софи.

– Да! – гневно вскричал он. – Ничто не доставляет вам такого удовольствия, как возможность свалить всю вину на меня!

Она рассмеялась и вышла, не сказав ни слова. На верхней площадке лестницы на нее набросилась взволнованная Сесилия, которой не терпелось узнать, какая участь ее ожидает.

– Если он и заговорит с тобой, то только для того, чтобы предостеречь насчет Альфреда Рекстона! – посмеиваясь, сказала Софи. – Я рассказала Чарльзу, как ведет себя этот поганец, и предупредила, чтобы он был готов защищать тебя!

– Не может быть!

– Очень даже может! Я сегодня добилась всего, чего хотела, пусть и не самыми благочестивыми методами! Да, и передай Адди, что Чарльз ни в чем ее не винит! Он не скажет тете ни слова о том, что произошло, и вряд ли заговорит об этом с тобой. Единственный человек, которому он может сказать несколько слов, – это его драгоценная Евгения. Надеюсь, она выведет его из себя.

Сесилия при всем желании не могла поверить в то, что брат не устроит ей очередной выговор, и, неожиданно столкнувшись с ним нос к носу на повороте лестницы, испуганно ахнула и попыталась унять непокорную дрожь в коленках.

– Привет! – поздоровался он, окидывая оценивающим взглядом ее чудесное атласное бальное платье с накидкой из газа. – Выглядишь очень мило. Куда ты собралась?

– После ужина к нам обещала заехать леди Сефтон, чтобы отвезти меня и Софи в «Олмакс», – ответила она. – Мама чувствует себя недостаточно хорошо, чтобы присоединиться к нам.

– Тамошние дамы умрут от зависти! – сказал он. – Ты выглядишь просто великолепно!

– Почему бы тебе не составить нам компанию? – расхрабрившись, предложила она.

– Если я пойду с вами, то ты не сможешь весь вечер провести в обществе одного Фэнхоупа, – сухо отозвался он.

Сесилия воинственно вскинула подбородок.

– Я ни при каких обстоятельствах не проведу весь вечер в обществе одного джентльмена, кем бы он ни был!

– Я тоже так думаю, – согласился он. – Особенно в моем присутствии, Силли. Кроме того, меня ждут на другом собрании.

Услышав, что он назвал ее полузабытым детским прозвищем, она осмелела настолько, что лукаво спросила:

– В клубе «Даффи»?

Он улыбнулся:

– Нет, в «Салоне Крибба»!

– Ты невыносим! Полагаю, вы будете обсуждать достоинства «Любимцев Блумсбери[45]», или «Черного Бриллианта», или… или…

– «Диковинки Мейфэр[46]», – поправил он ее. – Ничего особенно интересного: так, поболтаю с друзьями о том о сем. А вот что вам известно о «Любимцах Блумсбери», мисс?

Проходя мимо брата вниз по лестнице, она бросила на него озорной взгляд.

– Только то, что я узнала от своих братьев, Чарльз!

Он рассмеялся и отступил в сторону, давая ей пройти, но прежде чем она достигла нижней ступеньки, перегнулся через перила и властно окликнул ее:

– Сесилия!

Девушка подняла голову, вопросительно глядя на него.

– Этот малый, Рекстон, очень тебе досаждает?

Она едва сдержалась, чтобы не расхохотаться, но ответила со всей серьезностью:

– Ах, вот ты о чем! Думаю, что смогу осадить его, если потребуется!

– Тебя не должны беспокоить никакие посторонние соображения. Безусловно, если бы Евгения узнала о его постыдном поведении, то первой заклеймила бы его!

– Разумеется, – согласилась Сесилия.

Если он и упрекнул в чем-либо мисс Рекстон, то об этом не узнал никто, кроме них двоих. Но даже если он и сказал ей что-либо, то, очевидно, в очень мягкой форме, поскольку она совершенно не выглядела сколько-нибудь пристыженной или уязвленной. Впрочем, Софи могла испытывать удовлетворение хотя бы в одном: когда мисс Рекстон в очередной раз затронула болезненный вопрос о Жако, доверительно поведав леди Омберсли, будто живет в постоянном страхе перед тем, что обезьянка может укусить кого-либо из детей, Чарльз, услышавший ее реплику, нетерпеливо бросил: «Ерунда!»

– Полагаю, укус обезьяны ядовит.

– В таком случае я надеюсь, что она укусит Теодора.

Леди Омберсли неубедительно запротестовала, но Теодор, уже получивший строгий выговор за то, что запустил крикетным шаром в окно соседского дома, лишь ухмыльнулся в ответ. Мисс Рекстон, сочтя, что он был недостаточно строго наказан за свой проступок, позволила себе возмутиться столь бессовестным поведением. Чарльз внимательно выслушал ее, но ограничился тем, что сказал:

– Да, согласен, но удар был великолепен. Я видел его собственными глазами.

Подобное пренебрежение ее мнением изрядно огорчило мисс Рекстон, и сейчас она с видимым смирением, к которому часто прибегала в разговорах с детьми, прочла Теодору нотацию на тему того, как ему повезло, что он не лишился нового любимца в качестве наказания за свое преступление. Теодор промолчал, одарив ее презрительным взглядом, а вот Гертруда не выдержала и выпалила:

– Вы не любите Жако только потому, что нам его подарила Софи!

Ее слова, справедливость которых не смог бы отрицать никто, произвели эффект разорвавшейся бомбы. На щеках мисс Рекстон заалел жаркий румянец; леди Омберсли ахнула, а Сесилия подавила короткий смешок. Невозмутимость сохранили лишь Чарльз и Софи, которая не поднимала глаз от шитья, в то время как ее кузен холодно обронил:

– Глупое и неуместное замечание, Гертруда. Ступай в классную комнату, раз не умеешь вести себя, как подобает воспитанной девочке.

Гертруда, достигшая того возраста, когда ее легко было смутить и привести в замешательство, густо покраснела и в смятении выскочила из комнаты. Леди Омберсли поспешно завела речь о планируемой поездке в Мертон, где она вместе с Софи и Сесилией намеревалась навестить маркизу де Виллаканас.

– Мне бы не хотелось выглядеть невежливой, – сказала она, – поэтому я соберусь с силами и поеду. Будем надеяться, что не начнутся дожди, иначе они испортят нам все удовольствие. Будет очень славно, если ты составишь нам компанию, Чарльз. Все-таки она будущая супруга твоего дяди! Признаюсь, я не привыкла выезжать из города без сопровождения джентльмена, хотя уверена, что на Раднора вполне можно положиться, и, разумеется, я возьму с собой ливрейных лакеев.

– Моя дорогая мама, трех здоровых мужчин будет вполне достаточно, чтобы защитить вас в этом полном опасностей путешествии! – удивленно и слегка насмешливо заметил он.

– Не уговаривайте Чарльза, тетя Лиззи! – сказала Софи, перекусывая нитку. – С нами обещал поехать сэр Винсент, потому что он не видел Санчию со времен своего пребывания в Мадриде, когда ее муж был еще жив и они устраивали роскошные приемы для английских офицеров.

После короткой паузы Чарльз произнес:

– Если таково ваше желание, мама, то я, так и быть, поеду. Чтобы не тесниться, мы с кузиной расположимся в коляске, а вы с остальными разместитесь в карете.

– О, я собираюсь поехать в своем фаэтоне! – беззаботно воскликнула Софи.

– А я‑то думал, вы мечтаете о том, чтобы еще раз прокатиться на моих чалых!

– Неужели вы готовы дать мне вожжи?

– Может быть.

Она рассмеялась.

– О нет, нет! «Может быть» меня не устраивает. Возьмите Сесилию.

– Сесилия с большим удовольствием поедет в ландо моей матери. Если захотите, часть пути я позволю вам править лошадьми.

Она оживленно воскликнула:

– Это и в самом деле нечто! Сдаюсь, Чарльз, однако это на вас не похоже!

– Поездка наверняка предстоит замечательная, – с деланной веселостью заявила мисс Рекстон. – Я уже подумываю о том, чтобы и для себя попросить местечко в вашем экипаже, леди Омберсли!

Миледи была слишком хорошо воспитана, чтобы выказать замешательство, но в ее голосе явственно звучало сомнение, когда она произнесла:

– Да, дорогая, разумеется – если только Софи не сочтет, что нас будет слишком много для бедной маркизы! Мне бы не хотелось утруждать ее.

– Ничего подобного! – моментально откликнулась Софи. – Не в вашей власти заставить Санчию утруждаться, дорогая тетя Лиззи! Да она и пальцем ради нас не пошевелит, возложив все хлопоты на своего мажордома! Он француз и с радостью займется приготовлениями к встрече даже такой небольшой компании, как наша. Мне нужно лишь написать Санчии письмо, попросить дядю франкировать[47] его, и дело сделано – если она, конечно, встанет с дивана, чтобы передать Гастону мое послание!

– Как интересно будет встретиться с настоящей испанской леди! – заметила мисс Рекстон.

«Можно подумать, что Санчия жираф какой-нибудь!» – чуть позже с возмущением сказала Софи Сесилии.