Джорджетт Хейер - Великолепная Софи

Она обнаружила мистера Ривенхолла сидящим под вязом на южной лужайке. У его ног спала плотно наевшаяся Тина.

– Если хотите полюбоваться редкостным зрелищем, Софи, – сказал он, – загляните в окно гостиной! Моя мать крепко спит на одной софе, а маркиза – на другой.

– Что ж, раз они именно так представляют себе удовольствие, то, думаю, не стоит им мешать, – ответила она. – У меня на сей счет иное мнение, но я постараюсь не забывать о том, что добрая половина людей предпочитает проводить дни в полной бездеятельности.

Он подвинулся, предоставляя ей место рядом с собой.

– Да, полагаю, леность не относится к числу ваших пороков, – согласился он. – Иногда я спрашиваю себя, а не было бы лучше для всех нас, если бы все обстояло иначе, но мы договорились не ссориться сегодня, посему я не стану развивать эту мысль. Но, Софи, что такого мой дядя нашел в этой женщине, отчего решил жениться на ней?

Она задумчиво наморщила лоб:

– Знаете, она очень мягкая и добродушная, а сэр Гораций говорит, что ему нравятся спокойные женщины.

– Я поражен тем, что вы одобрили столь неподходящий союз.

– Вздор! Я не имею к нему никакого отношения.

– Полагаю, что как раз за вами и осталось последнее слово, – возразил он. – И можете не изображать святую невинность, кузина! Я успел узнать вас достаточно хорошо и совершенно уверен, что вы железной рукой управляете моим дядей и в свое время уберегли его от доброго десятка других маркиз!

– В общем, да, – признала она со смехом. – Но никто из них не сделал бы моего бедного ангела счастливым, а у Санчии, полагаю, это получится. Я уже приняла решение, что ему пора жениться снова.

– Только не говорите мне, что сами подобрали ему невесту!

– О нет! Мне нет нужды подбирать сэру Горацию подходящую пару! – откровенно призналась она. – Он самый влюбчивый мужчина на свете, и, что самое опасное, стоит женщине поплакаться ему в жилетку, как он готов сделать для нее все что угодно!

Чарльз не ответил, и она увидела, что он не сводит глаз с Сесилии и сэра Винсента, которые как раз вышли из‑за подстриженной тисовой живой изгороди. На его лицо легла тень, отчего Софи вынуждена была сурово заявить:

– Не вздумайте устраивать сцену из‑за того, что Сесилия немного пококетничала с сэром Винсентом! Вы должны радоваться тому, что она проявляет интерес к другому мужчине, помимо мистера Фэнхоупа. Но на вас не угодишь!

– Мне совершенно определенно не нравится именно этот мужчина!

– О, для тревоги нет никаких оснований! Сэра Винсента интересуют лишь богатые наследницы, и он не намерен делать предложения Сесилии.

– Благодарю вас, но я тревожусь вовсе не из‑за этого, – сухо ответил он.

Она не успела ничего сказать, потому что парочка приблизилась к ним. Сесилия, выглядевшая еще очаровательнее, чем обычно, принялась рассказывать им, что сэр Винсент проявил большую любезность, разыскав слугу, который дал им кукурузу для голубей. Потом она их кормила, и ее кузина подумала, что Сесилия получила куда больше удовольствия оттого, что птицы брали корм из ее губ, чем от комплиментов сэра Винсента.

Вскоре к ним присоединился Хьюберт. Он метнул на Софи полный озорства взгляд и, несмотря на накрахмаленные углы своего воротничка, тщательно повязанный шейный платок и модный жилет, показался ей совсем еще мальчишкой, а не городским денди, каковым себя считал. Она понятия не имела, что за каверзу он успел провернуть за то недолгое время, что пробыл один после их расставания, и прежде чем успела хорошенько над этим поразмыслить, ее внимание привлекла маркиза, появившаяся в окне гостиной и знаками пригласившая их присоединиться к ней. Вежливость заставила повиноваться даже мистера Ривенхолла. Послеобеденный сон освежил маркизу, и она оживилась. Леди Омберсли тоже проснулась и загадочно пробормотала:

– Лосьон датских леди.

Эти слова произвели на хозяйку дома столь сильное впечатление, что она резко выпрямилась на софе и воскликнула:

– Ни в коем случае! Очищенная жидкость зеленых ананасов куда лучше, уверяю вас!

К тому времени как компания с южной лужайки вошла в дом, обе старшие дамы успели подробно обсудить все известные им способы сохранения естественного цвета лица. Даже если они и разошлись во мнении относительно достоинств сырой телятины, на ночь накладываемой на лицо для борьбы с морщинами, то оказались единодушны относительно благотворного влияния настойки кервеля и протертой земляники.

Поскольку прошло больше двух часов после «легкого полдника», маркиза ощутила острую потребность подкрепиться и тепло пригласила своих гостей на чай с бисквитным тортом. За столом леди Омберсли заметила отсутствие мисс Рекстон и мистера Фэнхоупа и пожелала узнать, куда они подевались. Сесилия, пожав плечами, ответила, что они, без сомнения, до сих пор прогуливаются по лесу, декламируя друг другу стихи; но когда они не появились даже спустя двадцать минут, забеспокоилась уже не только леди Омберсли, но и ее старший сын. Тут-то Софи и вспомнила выражение озорного лукавства в глазах Хьюберта. Бросив на него взгляд, она прочла на его лице выражение ангельской невинности, отчего ее подозрения только окрепли. Охваченная дурными предчувствиями, она под каким-то благовидным предлогом пересела поближе к нему и прошептала, пользуясь тем, что за столом все участвуют в оживленной беседе и на них никто не обращает внимания:

– Гадкое создание, что ты устроил?

– Запер их в лесу! – прошептал он в ответ. – Это научит ее соблюдать приличия!

Софи едва удержалась, чтобы не рассмеяться, но со всей строгостью, на которую была способна, произнесла:

– Это возмутительно! Если ключ у тебя, немедленно отдай его мне, но так, чтобы никто ничего не заметил!

– Ну вот, опять вы все испортили! – отозвался он, но вскоре улучил момент и уронил ключ ей на колени. Он уже и сам понимал, что хотя идея оставить парочку в лесу поначалу и впрямь показалась ему блестящей, то освободить их, не поднимая скандала, будет весьма затруднительно.

– Это так не похоже на дорогую Евгению! – сказала леди Омберсли. – Не представляю, что с ними могло приключиться!

– En verdad[74], вообразить это совсем нетрудно! – с изумлением заметила маркиза. – Такой красивый молодой человек и столь романтичные декорации!

– Я пойду поищу их, – сказал мистер Ривенхолл, встал из‑за стола и вышел из комнаты.

Хьюберт не на шутку встревожился, и тут Софи внезапно воскликнула:

– А не запер ли случайно один из садовников калитку, решив, что все мы уже вернулись из леса? Я отлучусь на минуточку, Санчия, извините меня!

Догнав на аллее мистера Ривенхолла, она окликнула его:

– Какая незадача! Санчия, чтоб вы знали, живет в постоянном страхе перед грабителями, и потому все двери и ворота у нее всегда закрыты на замок! Один из садовников, решив, что мы уже вышли из леса, запер и калитку. Гастон дал мне ключ: вот он!

За поворотом посыпанной гравием дорожки их глазам открылась калитка, ведущая в лес. Возле нее стояла мисс Рекстон, и даже самый неискушенный наблюдатель заметил бы, что она пребывает в далеко не благостном расположении духа. Позади нее, на кочке, погруженный в таинства хитросплетений стихотворных размеров, сидел мистер Фэнхоуп, ничего вокруг не видя и не слыша.

Когда мистер Ривенхолл вставил ключ в замок, Софи произнесла:

– Мне очень жаль! Это все глупые страхи Санчии! Вы, наверно, продрогли и устали, мисс Рекстон?

А мисс Рекстон и впрямь провела не самые лучшие полчаса в своей жизни. Обнаружив, что их заперли в лесу, она сначала поинтересовалась у мистера Фэнхоупа, не может ли он перелезть через забор, а когда он без обиняков ответил ей, что нет, не может, она попросила его громко позвать на помощь. Но к этому моменту он был целиком поглощен рождавшейся в его голове одой и заявил своей спутнице, что подобная лесная идиллия вселяет в него вдохновение, в котором он так нуждался. После этого он уселся на кочку и достал из кармана карандаш и тетрадь, и всякий раз, когда она просила его что-либо предпринять для их спасения, отвечал лишь одно:

– Тише! – И его тон недвусмысленно свидетельствовал о том, насколько его мысли далеки от происходящего.

К тому моменту, когда на сцене появилась спасательная партия, мисс Рекстон была готова кого-нибудь убить и уже настолько не владела собой, что, забывшись, крикнула Софи, дрожа от гнева:

– Это вы во всем виноваты!

Софи, испытывая жалость к мисс Рекстон из‑за столь неловкого положения, в которое она попала, успокаивающим тоном ответила:

– Нет, во всем виноват глупый слуга, посчитавший, что все уже вернулись в дом. Ничего страшного! Пойдемте выпьем превосходного чаю Санчии!

– Я вам не верю. Вы – беспринципная, вульгарная и…

– Евгения! – резко бросил мистер Ривенхолл.

Она сердито всхлипнула, но замолчала. Софи же вышла за калитку, чтобы вернуть к действительности мистера Фэнхоупа, а мистер Ривенхолл сказал:

– Произошло глупое недоразумение, и вовсе незачем так расстраиваться из‑за него.

– Я убеждена, что это подстроила твоя кузина с целью выставить меня на посмешище, – сдавленным голосом заявила Евгения.

– Вздор! – холодно отозвался он.

Она увидела, что он не испытывает к ней ни малейшего сочувствия, и сказала:

– Мне не нужно говорить тебе, что я лишь стремилась помешать твоей сестре провести весь день в обществе этого неприятного юноши.

– А в результате она провела весь день в обществе Талгарта, – парировал он. – Тебе незачем было так утруждаться, Евгения. Присутствие моей матери, не говоря уже о моем собственном, сделало твой поступок, прямо скажу, ненужным!

Надо полагать, что столь критическое замечание переполнило чашу унижения, которую испила мисс Рекстон, но в гостиной она обнаружила, что ей предстоит вынести еще и комментарии маркизы. Санчия принялась рассуждать о вольностях, которые позволительны английским леди, в отличие от строгих правил поведения, установленных для испанских девушек, которые и шагу не могут ступить без пожилой дуэньи. Все присутствующие, за исключением мистера Ривенхолла, который предпочел хранить молчание, принялись дружным хором выражать свое сочувствие мисс Рекстон, оказавшейся в столь неприятном положении, и изо всех сил пытались успокоить ее, а Софи даже уступила ей свое место в коляске на обратном пути домой. Мисс Рекстон смягчилась и сменила гнев на милость, но когда чуть позже попыталась оправдать свой поступок в глазах жениха, он резко оборвал ее, заявив, что вокруг пустякового инцидента поднялось слишком много шума.

– Я не верю, что в этом виноват кто-то из слуг, – упорствовала она.

– В таком случае притворись, что веришь.

– Значит, ты тоже так не думаешь! – воскликнула она.

– Нет, я думаю, что это сделал Хьюберт, – холодно ответил он. – И если я прав, ты должна быть благодарна моей кузине за то, что она так быстро и изящно спасла тебя.

– Хьюберт! – вскричала она. – Но что толкнуло его на такой недостойный поступок?

Он пожал плечами.

– Может, он просто хотел пошутить, а может, ему не понравилось, что ты вмешиваешься в дела Сесилии, моя дорогая Евгения. Он очень привязан к сестре.

Она заявила с видом оскорбленного достоинства:

– Если это действительно так, то, надеюсь, ты поставишь его на место!

– Я не стану делать ничего подобного. Это было бы глупо и неосмотрительно.

Его слова расстроили мисс Рекстон окончательно.

Вскоре после этого не совсем удачного путешествия на лоно природы мистер Ривенхолл объявил о своем намерении на некоторое время съездить в родовое поместье Омберсли. Его мать не стала возражать, но поняла, что наступил неприятный момент открыть сыну правду, и поинтересовалась, напустив на себя видимость спокойствия, которого она на самом деле не чувствовала, успеет ли он вернуться в Лондон к званому вечеру, устраиваемому в честь Софи.

– Это так важно? – осведомился он. – Я не люблю танцевать, мама, к тому же вы знаете, что подобное времяпрепровождение представляется мне скучным и неинтересным.

– Да, это действительно важно, – призналась она. – Гости сочтут твое отсутствие странным и даже неприличным, Чарльз!

– Помилуй Бог, мама, я отсутствовал на всех подобных мероприятиях в нашем доме!

– Кстати говоря, вечер будет не таким скромным, как мы предполагали поначалу! – в отчаянии сказала она.