– Тише! Чарльз в библиотеке!

Сесилия отрезала, что ей нет дела до того, где он находится, и убежала на второй этаж в свою комнату.

– Подумать только, какой шум поднялся из‑за пустяка! – с изумлением заметила Софи.

Ее голос, проникнув сквозь запертую дверь библиотеки, достиг ушей Тины, которая на время ее отсутствия почтила своей привязанностью мистера Ривенхолла. Левретка немедленно потребовала, чтобы ей дали возможность воссоединиться со своей хозяйкой, и благодаря ее настойчивости на сцене появился сам мистер Ривенхолл, которому пришлось отворить для собачки дверь. Заметив, что почти все его семейство собралось в холле, он холодно пожелал узнать причину этого. Но тут с нижнего этажа донесся встревоженный вскрик Амабель, и оттуда, словно вырвавшийся из ада демон, в холл влетел Жако, при виде Тины разразился жалобными криками и по оконным занавескам вскарабкался на карниз, оказавшись вне пределов досягаемости кого бы то ни было. По лестнице взбежала Амабель, за которой по пятам неслась экономка, обратившаяся к мистеру Ривенхоллу со страстной протестующей речью. По ее словам, треклятая обезьяна уничтожила одно из лучших кухонных полотенец и рассыпала по полу полную миску изюма.

– Если это чертово животное не желает никого слушаться, – заявил мистер Ривенхолл, не делая попытки извиниться за неподобающий лексикон, – то от него следует избавиться!

Теодор, Гертруда и Амабель моментально обрушились с обвинениями на Хьюберта, который, по их словам, злонамеренно дразнил Жако. Хьюберт, почувствовав, что дело запахло жареным, а также опасаясь показывать присутствующим разорванный карман сюртука, спрятался за их спинами, тогда как мистер Ривенхолл, с отвращением оглядев младших братьев и сестер, подошел к окну, вытянул руку и спокойно произнес:

– Слезай!

Жако ответил на его призыв неразборчивым жалобным бормотанием. Вид у него при этом был самый что ни на есть упрямый и несговорчивый, так что домочадцы изрядно удивились, когда после повторной команды мистера Ривенхолла шимпанзе стал медленно спускаться по занавеске. Тина, полностью разделявшая мнение Дассета и экономки о нежелательности присутствия обезьян в резиденциях благородных джентльменов, вызвала некоторую заминку тем, что залаяла, но Софи успела подхватить ее на руки и успокоить прежде, чем Жако вновь вскарабкался обратно на карниз. Мистер Ривенхолл, язвительно попросивший аудиторию воздержаться от громких звуков или неожиданных движений, опять приказал Жако спускаться. Обезьянка, удовлетворенная тем, что Тина находится под строгим присмотром, неохотно слезла с карниза, позволила взять себя на руки и обхватила тоненькими лапками шею мистера Ривенхолла. Но Чарльз, на которого подобное выражение привязанности не произвело никакого впечатления, оторвал ее от себя и вручил Гертруде, предупредив сестру, что она не должна позволить Жако удрать снова. Школьники благоразумно поспешили удалиться, до сих пор не веря тому, что у них не отобрали любимца, а Софи, тепло улыбнувшись мистеру Ривенхоллу, сказала:

– Большое спасибо! Наверняка вы обладаете магическим даром, благодаря которому животные доверяют вам. В следующий раз, когда я разозлюсь на вас, то постараюсь об этом не забыть!

– Единственная магия, кузина, заключается в том, чтобы еще сильнее не встревожить и без того перепуганное животное, – холодно ответил он, вернулся в библиотеку и закрыл за собой дверь.

– Фух! – выдохнул Хьюберт, выныривая из ниши у лестницы, ведущей на цокольный этаж. – Софи, вы только посмотрите, что это противное животное сделало с моим новым сюртуком!

– Дай-ка его мне! Я сама заштопаю его – и ради всего святого, несносное создание, не выкидывай больше сегодня никаких фокусов! – сказала Софи.

Он улыбнулся, снял сюртук и протянул его ей.

– Кстати, а что стряслось вчера ночью? – полюбопытствовал он. – Не припомню, когда я в последний раз видел папашу в таком бешенстве! Сесилия собралась замуж за Фэнхоупа?

– Спроси у нее! – посоветовала Софи. – Твой сюртук будет готов через двадцать минут – зайдешь ко мне забрать его.

Она бегом поднялась по лестнице и, не тратя времени на переодевание, села у окна, чтобы исправить урон, нанесенный разозленной обезьянкой. Иголка так и мелькала в ее руках, и она успела аккуратными стежками зашить половину дырки, когда в ее комнату вошла Сесилия. Она сочла, что Хьюберт вполне мог найти кого-нибудь другого для такой работы, и стала умолять Софи отложить шитье в сторону. Но та отказалась, заявив:

– Я могу выслушать тебя, не прерывая работы. Ну и сглупила же ты вчера, Сеси!

Услышав эти слова, Сесилия надменно вздернула подбородок и с достоинством провозгласила:

– Я обручена с Огастесом, и если мне не позволят выйти замуж за него, значит, я не выйду ни за кого!

– Как тебе будет угодно, но делать подобные заявления посреди бала!..

– А я‑то надеялась, что ты поймешь меня, Софи!

В этот момент ее кузина осознала, что чем меньше людей будет сочувствовать Сесилии, тем лучше, поэтому она беспечно ответила, не поднимая голову от работы:

– Это так и есть, но я все-таки считаю, что для своего заявления ты выбрала очень неподходящий момент!

Сесилия вновь принялась рассказывать ей о возмутительном поведении Чарльза; Софи рассеянно соглашалась, и создавалось впечатление, что ее больше заботит, как будет выглядеть после починки сюртук Хьюберта, нежели горести Сесилии. Она встряхнула его, разгладила заштопанное место и, когда в дверь постучал Хьюберт, прервала стенания Сесилии, поднявшись с места и вернув ему одежду. В результате вышло так, что, когда в четыре пополудни лорд Чарлбери передал свою визитную карточку, попросив встречи с мисс Ривенхолл, Сесилия, которую пришлось едва ли не силой заставить выйти к нему, обнаружила в нем единственного человека, кто от всей души ей сопереживал. Одного взгляда на ее бледное чело и трагические поджатые губы оказалось довольно, чтобы все мысли об обмане, сколь бы невинным он ни был, напрочь вылетели из головы его светлости. Он быстро шагнул вперед, взял ее робко протянутую руку и голосом, в котором звучала забота и любовь, произнес:

– Прошу вас, не тревожьтесь! Я пришел вовсе не для того, чтобы усугубить ваши страдания!

Глаза Сесилии наполнились слезами, и ее ладонь ответила слабым пожатием на его прикосновение, прежде чем она отняла руку, сдавленным голосом пролепетав что-то насчет его доброты и собственных сожалений. Он заставил ее сесть, опустился на стул рядом с ней и сказал:

– Мои чувства не изменились; я полагаю, это невозможно. Но мне сказали – да я и сам это понял, – что вы никогда не отвечали мне взаимностью. Поверьте, если я вам неприятен, то я искренне уважаю вас за мужество сказать мне об этом! Я с отвращением думаю о том, что вы вынуждены принимать мои ухаживания, когда ваше сердце принадлежит другому! Простите меня! Полагаю, вам пришлось выслушать немало упреков и вынести немало страданий, но у меня никогда не было намерений доставить их вам. Я даже и представить себе не мог, что… Но довольно об этом! Примите мои искренние уверения в том, что я сделаю все от меня зависящее, дабы положить конец столь невыносимым домогательствам!

– Вы – сама доброта… и внимательность! – пробормотала Сесилия. – Мне очень жаль, что… что я вселила в вас надежду, воплотить которую не в силах! Если моя благодарность за проявленную вами широту души, позволяющую вам сопереживать мне в нынешних печальных обстоятельствах, и за ваше благородство, каковое… – Голос у нее сорвался, и девушка захлебнулась слезами; она отвернулась и слабо взмахнула рукой, умоляя его о прощении.

Он взял ее руку и поцеловал:

– Не говорите больше ничего! Я всегда считал, что награда слишком высока и недостижима для меня. Хотя вы отказываете мне в близких отношениях, которых я желаю всем сердцем, мы можем остаться друзьями? Если я могу чем-нибудь услужить вам, вы ведь скажете мне об этом? Для меня это будет настоящим счастьем!

– О, не говорите так! Вы слишком добры!

Дверь отворилась. В комнату вошел мистер Ривенхолл, на мгновение замер на пороге, заметив Чарлбери, и собрался было выйти. Но его светлость поднялся и сказал:

– Я рад, что вы вернулись, Чарльз, поскольку полагаю, что с вами смогу уладить это дело легче, чем с кем-либо иным. Мы с вашей сестрой пришли к согласию, что не подходим друг другу.

– Понимаю, – сухо ответил мистер Ривенхолл. – Мне нечего сказать, кроме как выразить свое сожаление. Полагаю, вы хотите, чтобы я сообщил отцу о расторжении помолвки?

– Лорд Чарлбери был сама доброта… само великодушие! – прошептала Сесилия.

– Охотно верю, – отозвался мистер Ривенхолл.

– Вздор! – сказал Чарлбери и вновь взял ее за руку. – Сейчас я оставляю вас, но надеюсь, что смогу хотя бы иногда бывать этом доме, теперь уже как друг. И ваша дружба для меня бесценна. Быть может, я не стану плясать от радости на вашей свадьбе, но от всей души желаю вам счастья, клянусь честью!

Он пожал ей руку, отпустил ее и вышел из комнаты. Мистер Ривенхолл направился следом, проводил его вниз в холл и добавил на прощание:

– Чертовски неприятное дело, Эверард. Она лишилась рассудка! Но в том, что касается брака с этим щенком – клянусь Богом, такому не бывать!

– Ваша кузина обвиняет меня в том, что я нарочно подхватил свинку! – горестно сообщил ему Чарлбери.

– Софи! – воскликнул мистер Ривенхолл тоном, в котором не ощущалось ни малейшей симпатии. – С тех пор как эта девица поселилась в нашем доме, мы не знали ни дня покоя!

– Не думаю, что это было бы возможно, – задумчиво признал его светлость. – Она самая странная женщина из всех, кого я знаю, но, должен признать, она мне нравится! А вам?

– Решительно нет! – заявил мистер Ривенхолл.

Он проводил Чарлбери на улицу и вернулся в дом, едва не столкнувшись с Хьюбертом, который, прыгая через две ступеньки, слетел вниз по лестнице.

– Привет! Куда ты так спешишь? – поинтересовался Чарльз.

– Никуда! – ответил Хьюберт. – Пройдусь немного, только и всего.

– Когда ты возвращаешься в Оксфорд?

– На следующей неделе. А почему ты спрашиваешь?

– Хочешь завтра поехать со мной в Торп-Гранд? Я, наверное, останусь там на ночь.

Хьюберт покачал головой.

– Нет, не могу. Хочу заглянуть на пару дней в гости к Харпендену.

– Я не знал об этом. Собираетесь в Ньюмаркет?

Хьюберт покраснел.

– Черт возьми, почему мне нельзя съездить в Ньюмаркет, хотел бы я знать?

– Ты волен поступать так, как считаешь нужным, хотя я предпочел бы, чтобы ты проявлял большую разборчивость в выборе друзей. Ты твердо решил? Мы могли бы заехать туда из Торпа, если хочешь.

– Чертовски любезно с твоей стороны, Чарльз, но я уже пообещал Харпендену и теперь не могу отказаться, – угрюмо ответил Хьюберт.

– Очень хорошо. Осторожней с девицами!

Хьюберт толкнул его в плечо.

– Так и знал, что ты это скажешь!

– Я скажу кое-что еще, и тебе лучше мне поверить! Я не намерен покрывать твои долги, если ты проиграешься на скачках, так что смотри, не выходи за пределы разумного!

Не дожидаясь ответа, он вновь поднялся по лестнице в гостиную, где сестра по-прежнему сидела в той же позе, в какой он ее оставил, и горько плакала, вытирая слезы насквозь промокшим носовым платком. Он швырнул ей на колени свой.

– Если ты намерена и дальше обливаться слезами, то возьми мой платок! – посоветовал он. – Ну, ты довольна? Еще бы! Не каждая девушка может похвастать тем, что отвергла ухаживания такого человека, как Чарлбери!

– Я не намерена хвалиться этим! – вспылила она. – Но мне нет дела до состояния и положения в обществе! Если мои чувства устремлены в совершенно ином направлении…

– Ты могла бы подумать также о его уме и благородстве! Во всей Англии не сыскать другого такого человека, Сесилия! И не обольщайся, что найдешь те же качества в своем поэте! Очень хочется, чтобы тебе не пришлось пожалеть о том, что ты сегодня сделала.

– Мне прекрасно известно, сколь многими добродетелями обладает лорд Чарлбери, – негромко сказал она, вытирая мокрые щеки платком брата. – Нет, в самом деле, я нахожу его наиболее достойным из всех своих знакомых, а если и плачу, то только оттого, что вынуждена была ранить его чувства!

Мистер Ривенхолл подошел к окну и остановился перед ним, глядя на площадь.

– Теперь уже бессмысленно об этом сожалеть. После твоего заявления прошлой ночью едва ли Чарлбери захочет на тебе жениться. И что ты намерена делать? Должен предупредить, что отец никогда не даст согласия на твой брак с Фэнхоупом.