– Я выкупил их потому, что могу допустить только две причины, которые могли вынудить вас расстаться с ними.

– Вот как! И что же это за причины, Чарльз?

– Вы так и не позволили мне взглянуть на счета за свой бал, но у меня есть некоторый опыт в таких вещах, так что примерную сумму я вполне представляю. Поскольку вы мне ничего не объяснили, то и от меня требовать того же не вправе. С самого начала вся эта затея представлялась мне отвратительной.

– Мой дорогой Чарльз, у меня масса расходов, о которых вы и понятия не имеете. Вы ведете себя смешно и нелепо, понимаете?

– Не думаю, что у вас есть расходы, которые не готов покрыть ваш отец.

Немного помолчав, Софи сказала:

– Вы еще не назвали мне вторую причину, которая пришла вам в голову.

Он хмуро взглянул на нее исподлобья:

– Боюсь, вы одолжили деньги Хьюберту.

– Господи помилуй! Выбросите эту чушь из головы! – смеясь, воскликнула она. – С чего бы мне одалживать ему деньги?

– Очень надеюсь, что до этого не дошло. Юный болван был в Ньюмаркете с такими молодцами, каких я бы к нему и на пушечный выстрел не подпустил. Он много проиграл?

– Наверняка он скорее признается вам, чем мне, не так ли?

Он подошел к своему письменному столу и принялся машинально перекладывать на нем какие-то бумаги.

– Могло случиться так, что он испугался, – сказал он и поднял голову. – Верно?

– Мне понадобились деньги по причине, которую я вам не открою, – ответила она. – Но обращаю ваше внимание на то, Чарльз, что на мой второй вопрос вы так и не ответили. Как вы догадались, что я продала свои серьги?

– Это была не догадка. Я просто знал.

– Как такое может быть? Надеюсь, вы не прятались в магазине?

– Нет, не прятался. Но вчера вечером по пути домой я заехал на Брук-стрит и увиделся с мисс Рекстон. – Он заколебался и вновь взглянул на кузину. – Вы должны понять, что мисс Рекстон сочла своим долгом сообщить мне, что опасается, будто у вас возникли непредвиденные трудности! Она была у «Ранделла и Бриджа» в тот момент, когда вы совершали сделку. Очевидно, Бридж неплотно прикрыл дверь своего кабинета. Мисс Рекстон узнала ваш голос и не могла не услышать кое-что из того, что вы говорили Бриджу.

Рука Софи, покоившаяся на спинке стула, на мгновение стиснула полированное дерево, но тут же вновь расслабилась. Ровным голосом, в котором не чувствовалось и следа волнения, она произнесла:

– Заботливость мисс Рекстон поистине не знает границ. Как мило с ее стороны так бдительно интересоваться моими делами! Полагаю, только врожденная скромность вынудила ее обратиться не ко мне, а к вам.

Он покраснел:

– Не забывайте, что я обручен с мисс Рекстон. Учитывая это обстоятельство, она сочла своим долгом рассказать обо всем мне. Она решила, что пребывает с вами не в столь близких отношениях, чтобы самой попросить у вас объяснения.

– Что ж, по крайней мере, это правда, – согласилась Софи. – Никто из вас обоих, мой дорогой кузен, не пребывает со мной в столь близких отношениях! Так что если вы намерены потребовать от меня объяснения моих действий, то позвольте сказать вам, что вы можете убираться к черту!

Он улыбнулся:

– Пожалуй, оно и к лучшему, что Евгения не осмелилась расспрашивать вас, потому что она была бы весьма шокирована, если бы вы послали ее к черту! Софи, вы всегда изъясняетесь, как ваш отец, когда выходите из себя?

– Только иногда. Великодушно прошу прощения! Но у меня лопнуло терпение!

– Охотно верю. Но и я не стал бы требовать у вас объяснений, если бы вы первой не завели этот разговор.

– Вам следует обращать поменьше внимания на мисс Рекстон! Что касается выкупленных серег, то, мой Бог, в какое же положение вы меня поставили!

Не успела она договорить, как дверь отворилась, и в библиотеку вошел Хьюберт. Он был смертельно бледен, но полон решимости, и отрывисто бросил:

– Прошу прощения. Я весь день искал возможность поговорить с вами, Софи, и… и с тобой тоже, Чарльз! Вот я и пришел!

Мистер Ривенхолл ничего не ответил и ограничился тем, что пристально взглянул на брата, зато Софи протянула ему руку и с улыбкой произнесла:

– Да, входи же, Хьюберт!

Он взял ее руку и неуверенно пожал.

– Сесилия рассказала мне о ваших серьгах и скандале… Софи, значит, вот что это было? Потому что иного объяснения я не нахожу. Я не хочу и не стану терпеть! Лучше уж я сам все расскажу Чарльзу!

Она легонько сжала его руку, прежде чем отпустить ее, и невозмутимо заметила:

– Что ж, Хьюберт, я всегда говорила тебе, что ты совершаешь ошибку, отказываясь рассказать об этом деле Чарльзу. Знаешь, мистер Уичболд однажды заметил, что, попав в неприятности, он предпочтет видеть рядом с собой только Чарльза. И уж если он доверяет ему, то у тебя тем больше причин для этого! Я убеждена, что без меня вам будет удобнее, поэтому покину вас.

Она не оглянулась на мистера Ривенхолла, чтобы проверить, какой эффект произвели ее слова, а сразу же вышла из комнаты.

А эффект был; мистер Ривенхолл негромко сказал:

– Думаю, что знаю, в чем дело, но лучше расскажи мне все с самого начала! Ньюмаркет?

– Хуже! О да, я проигрался в Ньюмаркете, но это далеко не самое плохое! – ответил Хьюберт.

Мистер Ривенхолл кивнул на стул.

– Садись. Так что может быть еще хуже?

Хьюберт не воспользовался его приглашением. Снедаемый чувством вины и дурными предчувствиями, он заговорил вызывающим тоном, который ни в коей мере не отражал его чувств.

– Должен сказать, что в прошлом году я сообщил тебе не обо всех своих долгах!

– Юный болван! – без особого раздражения бросил его брат.

– Да, знаю, но ты сам сказал… А‑а, ладно, теперь уже нет смысла говорить об этом!

– Ты должен понимать, что, когда я выхожу из себя, не всегда говорю то, что имею в виду. Однако же, если во всем виноват мой язык, то прошу прощения. Но продолжай!

– Я знаю, что должен был сразу рассказать тебе обо всем, – промямлил Хьюберт. – И очень сожалею об этом, но… – Он оборвал себя на полуслове, глубоко вздохнул и начал вновь. – Я решил, что справлюсь сам. Я… Предупреждаю, тебе это не понравится! И можешь не говорить мне, будто я поступил неправильно, потому что я и сам все прекрасно понимаю! Но другие ребята…

– Что ж, я не стану говорить тебе, что ты сделал ошибку. Но все-таки поясни мне, в чем дело, поскольку я до сих пор теряюсь в догадках!

– Вместе… с одним человеком… я пошел… в одно место на Пэлл-Мэлл. И еще в одно на площади Сент-Джеймс. Рулетка и кости! Я проиграл чертову уйму денег!

– Господи! – резко бросил мистер Ривенхолл. – Неужели нам мало одного игрока в семье?

Уловив горечь в голосе старшего брата, Хьюберт поморщился и поспешил укрыться за маской угрюмого отчуждения.

– Я знал, что ты разозлишься, но не вижу в этом ничего особенно плохого! Жаль, конечно, что мне просто дьявольски не повезло, но ведь все играют, в конце концов!

На мгновение ему показалось, что брат ответит ему колкостью, но Чарльз сдержался и вместо этого подошел к окну, по-прежнему хмурясь. После недолгой паузы он вдруг поинтересовался:

– Тебе известна сумма игорных долгов отца?

Хьюберт удивился, поскольку прежде эта тема никогда не обсуждалась в его присутствии, и ответил:

– Нет. То есть я догадываюсь, что она должна быть весьма значительной, но точной цифры не знаю.

Мистер Ривенхолл назвал ее.

Хьюберт ошеломленно молчал. Затем с трудом выговорил:

– Но… но… Боже мой, Чарльз! Ты ведь меня не разыгрываешь, а?

Мистер Ривенхолл коротко рассмеялся.

– Но… Чарльз, неужели ты заплатил их все?

– Нет, конечно. Кое-что я выплатил, разумеется, но поместье по-прежнему заложено. Я не буду посвящать тебя во все подробности. Теперь, когда отец передал управление в мои руки, я надеюсь вытащить семью из финансовой пропасти. Но как же трудно иметь дело с кредиторами и постоянно выкручиваться!

– Представляю! Послушай, Чарльз, мне чертовски жаль, что я добавил тебе хлопот!

Мистер Ривенхолл вернулся за стол.

– Да, я понимаю. Твой долг особой роли не сыграет, но если страсть к азартным играм у тебя в крови…

– Ничего подобного! На этот счет можешь не волноваться, потому как на карты мне наплевать, и могу тебя уверить, что я не получил особого удовольствия, побывав в игорных домах! – Хьюберт прошелся по комнате и нахмурился. Вдруг он остановился и воскликнул: – Почему ты мне ничего не говорил? Проклятье, я уже не ребенок! Ты должен был мне все рассказать!

Мистер Ривенхолл взглянул на брата со слабой улыбкой.

– Да, пожалуй, я должен был это сделать, – мягко произнес он. – Но чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Даже матери не все известно.

– Мама! Да уж, ей это совершенно ни к чему! Но я‑то имею право знать, вместо того чтобы продолжать жить, как ни в чем не бывало… Чарльз, как это на тебя похоже – взвалить все на себя, свято веря, что только ты один способен исправить положение! Проклятье, да я мог бы помочь тебе дюжиной разных способов! А теперь я считаю, что должен бросить Оксфорд, найти себе приличную должность или поступить в армию… Нет, это не годится, потому что тебе придется купить мне звание, и даже если я не вступлю в какой-нибудь кавалерийский или лейб-гвардейский полк…

– Это действительно никуда не годится! – изумленный и тронутый одновременно, прервал его брат. – Я буду весьма признателен, если ты останешься там, где находишься сейчас! Мы пока еще не идем ко дну. Послушай, тупоголовый молодой идиот, неужели ты полагаешь, будто у меня есть иная цель, кроме той, чтобы и ты, и Теодор, и девочки не пострадали из‑за проклятой глупости нашего отца? А вот если ты решишь помочь мне управлять хозяйством, то я буду тебе очень благодарен, потому что Экингтон уже не справляется. Я не могу уволить его, ведь он служит нам так долго, что это разобьет ему сердце, но от него мало толку, а на молодого Бадси я пока не могу полагаться. У тебя есть склонность к ведению дел?

– Не знаю, но выясню это в самое ближайшее время! – решительно ответил Хьюберт. – Когда я приеду домой на летние каникулы, ты меня всему научишь. Имей в виду, Чарльз: не вздумай больше ничего от меня утаивать!

– Хорошо, договорились. Вот только я до сих пор пребываю в полном неведении, если ты забыл. Когда ты умудрился проиграть такие деньги? Это ведь случилось не вчера, не так ли?

– На Рождество. Слушай, лучше я расскажу тебе все с самого начала! Я пошел к одному ростовщику, он – настоящий грабитель, но одолжил мне пятьсот фунтов на полгода. В Ньюмаркете я рассчитывал отыграть все до последнего пенни и даже остаться в выигрыше, но проклятая кляча не заняла ни одного из призовых мест! – Заметив, какое выражение появилось на лице брата, он поспешно добавил: – И не смотри на меня так! Клянусь, что до конца дней своих не повторю ничего подобного! Конечно, мне следовало сразу прийти к тебе, но…

– Ты должен был прийти ко мне, и в том, что ты этого не сделал, намного больше моей вины, чем твоей!

– Не уверен, – неловко промямлил Хьюберт. – Полагаю, знай я тебя получше, то непременно так бы и сделал. Софи говорила, что мне следовало поступить так с самого начала, и, клянусь Богом, если бы я подозревал, что она задумала, то побежал бы к тебе не раздумывая!

– Значит, ты не просил у нее денег?

– Боже милосердный, нет, конечно! Чарльз, за кого ты меня принимаешь? Чтобы я просил денег у Софи!

– Ни за кого я тебя не принимаю. Но при этом не думаю, что мы с тобой настолько плохо знаем друг друга, чтобы… ладно, забудем! Но как Софи обо всем узнала, и почему, если ты не просил у нее денег, ей пришлось продать свои серьги?

– Она заметила, что я не нахожу себе места, и заставила все ей рассказать, а когда я заявил, что не хочу говорить тебе ни слова, она предложила одолжить мне денег. Естественно, я отказался! Но она уже знала, где живет Голдхэнгер, и, не поставив меня в известность о своих намерениях, отправилась прямо к нему и забрала у него мою долговую расписку и перстень. Понимаешь, мне пришлось отдать ему в залог изумруд дедушки Стэнтон-Лейси. Не знаю, как ей это удалось, так как она клянется, что не заплатила старому дьяволу ни пенни процентов. Она очень храбрая девушка! Но этого я не мог вынести, как нетрудно догадаться!

– Софи ходила к ростовщику? – переспросил мистер Ривенхолл, не веря своим ушам. – Вздор! Она не могла решиться на что-либо подобное!