– Именно так она мне сказала, а Софи не из тех, кто плетет небылицы! – объявил Хьюберт.

Через несколько минут Софи, сидевшую с книгой в Желтой гостиной, отвлек от чтения мистер Ривенхолл; войдя в комнату, он закрыл за собой дверь и с порога заявил:

– Похоже, я перед вами в неоплатном долгу, кузина. Да, Хьюберт поведал мне все без утайки. Даже не знаю, что и сказать вам.

– Вы мне ничего не должны, – ответила Софи. – Вы вернули мои серьги! Собственно, говорить больше не о чем! Вы знаете, что в гостиной сидит мисс Рекстон вместе с вашей мамой? Там же торчит и лорд Бромфорд, вот почему я укрылась здесь.

– Напротив, нам о многом нужно поговорить, – упрямо ответил он. – Как бы я хотел, чтобы хоть вы все мне рассказали!

– Полагаю, вы не рассчитывали, что я обману доверие Хьюберта и побегу к вам? Однако не следует думать, будто это я убедила его ничего вам не сообщать. Я изо всех сил старалась уговорить его довериться вам и рассказать, в какую неприятную историю он угодил, но Хьюберт, похоже, страшился этого больше всего на свете, так что я не стала настаивать. – Заметив, что на его лице появилось суровое выражение, она добавила: – Такое часто случается, когда между братьями существует значительная разница в возрасте. К тому же временами вы бываете очень упрямы, не так ли?

– Да, наверное. Не думайте, будто я не испытываю к вам благодарности, Софи! Не знаю, каким образом вы догадались, что он угодил в неприятности…

– О, это было совсем нетрудно! Бедный мальчик показался мне крайне встревоженным с самого первого дня моего появления здесь! А после его возвращения из Ньюмаркета стало окончательно ясно, что на него обрушилось новое несчастье. Поначалу он не хотел ни в чем признаваться, и лишь угроза пожаловаться вам заставила его выложить мне всю историю – довольно глупую, следует признать.

Он в упор посмотрел на нее:

– Я должен был первым заметить, что Хьюберт чем-то терзается!

Он выглядел подавленным, и она сказала:

– Наверное, у вас и без того хватало забот. Мужчины замечают подобные вещи не так быстро, как женщины. Что ж, я рада, что он все-таки вам рассказал все. Но не корите себя слишком строго! Я уверена, что он получил урок, который никогда не забудет.

– Полагаю, вы правы. До сих пор я считал его легкомысленным, как… Но теперь он дал мне надежду, что я ошибался! Но, Софи, мне до сих пор неизвестны подробности этого грязного дела! Кого вы привлекли в помощники?

– Никого, клянусь честью! – немедленно заверила она. – Я тщательно обдумала создавшееся положение, и хотя первым моим порывом было поручить дело стряпчему моего отца, вскоре я поняла, что из этого ничего не выйдет. Я ни к кому не могла обратиться, не упоминая Хьюберта. Поэтому взялась за дело сама.

– Софи, не могли же вы в одиночку отправиться к этому негодяю!

– Могла и отправилась. О, я понимаю, что с моей стороны это был крайне легкомысленный и дерзкий поступок, но я‑то думала, что о нем никто не узнает! К тому же я ни на секунду не забывала о том, что вам очень бы не понравилось, если бы правда стала известна кому-либо еще, кроме непосредственных участников.

Она заметила, что на его лице появилось выражение вежливого недоверия, и вопросительно приподняла брови.

– Хьюберт рассказал мне о Голдхэнгере достаточно, чтобы я мог понять, что он собой представляет! – сказал Чарльз. – И не говорите, будто он с радостью отдал вам долговую расписку и ценный залог, удовлетворившись лишь возмещением основной суммы!

Она улыбнулась:

– Ну что вы! Ему очень не хотелось этого делать! Но подумайте сами, в сколь невыгодном положении он оказался! Он ссудил деньги несовершеннолетнему и по закону не мог вернуть себе ни пенни. Мне кажется, он был рад хотя бы тому, что получил обратно основную сумму долга. Стоило мне пригрозить, что я отправлюсь на Боу-стрит, – выстрел наугад, но он угодил в яблочко! – как я поняла, что выбила почву у него из-под ног. Мой дорогой Чарльз, не представляю, что такого ужасного нашел Хьюберт в этом человеке. Да им только несмышленых детей пугать!

Он пристально смотрел на нее, сведя брови на переносице в одну линию.

– Для меня это звучит как вымысел чистой воды, Софи! Насколько я понимаю, это был не обычный ростовщик, занимающийся законной деятельностью, а мошенник, на котором пробы ставить негде! И вы хотите сказать, что он даже не пытался истребовать с вас проценты?

– Нет, он пытался припугнуть меня, чтобы заставить или заплатить ему, или отдать мои жемчужные серьги. Но Хьюберт предупредил, с кем мне предстояло иметь дело, так что я приняла меры предосторожности и захватила с собой пистолет.

– Что?

Софи явно удивилась и вновь вопросительно приподняла брови.

– Пистолет, – повторила она.

Испытываемый им стыд и унижение превратились в недоверие.

– Это полная ерунда! Я хочу, чтобы вы сказали мне правду! Только не требуйте поверить в то, будто вы постоянно носите при себе пистолет! Я не верю ни единому вашему слову!

Она вскочила на ноги, и глаза ее гневно сверкнули.

– В самом деле? Подождите! Я вернусь буквально через минуту!

Софи выскочила из комнаты, но очень быстро вернулась, держа в руке пистолет с серебряной насечкой.

– Вы и теперь не верите мне, Чарльз? Не верите? – требовательно спросила она.

Он ошеломленно уставился на оружие.

– Господи помилуй! Вы? – И протянул руку, словно намереваясь забрать у нее смертоносную игрушку, но она отступила на шаг.

– Осторожнее! Он заряжен!

Чарльз нетерпеливо бросил:

– Дайте мне взглянуть на него!

– Сэр Гораций, – с преувеличенной серьезностью произнесла Софи, – научил меня быть осторожной и никогда не давать пистолет в руки тому, в чьих способностях обращаться с оружием я не уверена.

На мгновение мистер Ривенхолл, который считался превосходным стрелком, опешил и уставился на нее в немом изумлении. Но долго сдерживаемые эмоции оказались сильнее и наконец-то вырвались наружу. Он подскочил к камину и схватил с полки пригласительный билет, засунутый за золоченую оправу большого зеркала.

– Возьмите его, встаньте вон там и дайте мне свой пистолет! – потребовал он.

Рассмеявшись, Софи повиновалась и бесстрашно подошла к стене, держа пригласительный билет за уголок.

– Предупреждаю, он берет влево! – невозмутимо заметила она.

А он побелел от гнева, вызванного вовсе не ее пренебрежительным отношением к его способности обращаться с оружием, но, подняв пистолет, похоже, справился с собой. Он опустил руку и сказал:

– Не могу! Во всяком случае из незнакомого мне пистолета!

– Трусишка! – поддразнила его Софи.

Он метнул на нее ненавидящий взгляд, шагнул вперед, вырвал у нее из рук пригласительный билет и засунул его за угол висящей на стене картины. Софи с большим интересом смотрела, как он отошел в дальний конец комнаты, повернулся, вскинул руку и выстрелил. Тишину разорвал грохот, особенно громкий в замкнутом помещении, и пуля, оторвав кончик билета, вонзилась в стену.

– Я же вам говорила, что он берет влево, – напомнила ему Софи, критически обозревая результаты его трудов. – Ну что, перезарядим его, чтобы я показала вам, как надо стрелять?

Они посмотрели друг на друга. И тут мистер Ривенхолл осознал всю нелепость своего поведения и расхохотался.

– Софи, вы… вы дьяволица!

Она тоже рассмеялась. И когда минутой позже в комнату ворвалась взволнованная толпа, то обнаружила сцену безудержного веселья. Леди Омберсли, Сесилия, мисс Рекстон, лорд Бромфорд, Хьюберт, один из ливрейных лакеев и обе горничные застыли в дверях, явно ожидая увидеть кровавые последствия ужасного инцидента.

– Я же мог убить вас, Софи! – сказал мистер Ривенхолл.

– Это нечестно! Разве я предлагала вам сделать это? – возразила она. – Дорогая тетя Лиззи, не тревожьтесь! Чарльз… просто решил удостовериться, что мой пистолет исправен!

К тому времени пришедшие, наконец, заметили дыру в стене. Леди Омберсли, опершись на руку Хьюберта, выдохнула:

– Чарльз, ты сошел с ума?

Он с виноватым видом взглянул на то, что натворил.

– Очевидно. Впрочем, урон невелик, его можно быстро исправить. Ваш пистолет действительно берет влево, Софи. Я бы многое отдал за то, чтобы посмотреть, как вы стреляете из него! Какая жалость, что я не могу взять вас с собой к Ментону[87]!

– Это пистолет Софи? – с интересом осведомился Хьюберт. – Клянусь Богом, вы необыкновенная девушка, Софи! Но что на тебе нашло, Чарльз, раз ты вздумал стрелять прямо здесь? Ты в самом деле спятил!

– Вне всяких сомнений, это вышло случайно! – провозгласил лорд Бромфорд. – Никакой человек, находясь в здравом уме и твердой памяти, коим мы полагаем и мистера Ривенхолла, не станет намеренно палить из пистолета в присутствии дам. Моя дорогая мисс Стэнтон-Лейси, вы наверняка испытали сильнейший шок! Иного просто не может быть. Позвольте предложить вам немного отдохнуть!

– Я не настолько жалкое создание! – ответила Софи, и в ее глазах искрилось веселье. – Чарльз подтвердит, что я не взвизгнула и не подпрыгнула от неожиданности! Сэр Гораций пресекал такие потуги в зародыше, когда нещадно драл мне уши!

– Я уверена, что вы неизменно будете служить нам примером во всем! – ядовитым тоном заметила мисс Рекстон. – Остается только позавидовать вашему железному самообладанию! Я же, увы, сделана из совсем иного теста и, должна признаться, была немало напугана столь беспрецедентным шумом в доме. Не понимаю, чего ты добивался, Чарльз. Или пистолет и в самом деле принадлежит мисс Стэнтон-Лейси, и она демонстрировала тебе свое искусство?

– Напротив, это я промахнулся самым позорным образом. Я могу вычистить его для вас, Софи?

Она покачала головой и протянула руку за оружием:

– Благодарю вас, но я привыкла чистить и заряжать его сама.

– Заряжать? – ахнула леди Омберсли. – Софи, милочка, ты же не собираешься снова зарядить эту ужасную штуку?

Хьюберт расхохотался.

– Я же говорил тебе, Чарльз, что она отважная девушка! Но скажите, Софи, неужели вы всегда держите его заряженным?

– Конечно! Разве можно знать заранее, когда он мне понадобится, да и какой может быть прок от незаряженного пистолета? К тому же это очень деликатное дело, не так ли? Держу пари, Чарльз справился бы с ним в мгновение ока, но только не я!

Он вложил пистолет ей в руку.

– Если летом мы поедем в Омберсли, нам обязательно следует устроить турнир, – сказал он. Когда их пальцы встретились и она забрала у него пистолет, он взял ее за запястье и задержал на мгновение. – Какой недостойный поступок с моей стороны! – понизив голос, сказал он. – Я прошу прощения – и благодарю вас!

Глава 13

Не следовало ожидать, что этот инцидент доставит мисс Рекстон удовольствие. Между мистером Ривенхоллом и его кузиной, казалось, протянулась ниточка взаимной симпатии, которая не могла ей понравиться. Она хотя и не любила его, поскольку полагала подобное чувство недостойным своего положения, но твердо решила выйти за него замуж и была в достаточной мере женщиной, чтобы приревновать его к знакам внимания, которые он оказывал другой особе женского пола.

Фортуна была сурова к мисс Рекстон. Еще учась в пансионе, она была помолвлена с одним благородным джентльменом безупречного происхождения, обладателем внушительного состояния, но черная оспа унесла его до того, как она успела достичь нужного возраста и официально стать его невестой. Несколько других весьма достойных господ выказали склонность приволокнуться за ней во время ее первых сезонов на брачном рынке, поскольку она была симпатичной девушкой с недурным приданым, но ни один из них так и не решился «посадить ее себе на шею», как бестактно выразился ее старший брат. Предложение мистера Ривенхолла поступило как раз в тот момент, когда она уже начала опасаться, что так и останется старой девой, и посему было принято с благодарностью. Мисс Рекстон, воспитанная в самых строгих правилах, никогда не терзалась глупыми романтическими устремлениями, поэтому без колебаний заявила своему отцу, что готова ответить взаимностью на ухаживания мистера Ривенхолла. Лорд Бринклоу, питавший глубокое отвращение к лорду Омберсли, ни за что не стал бы рассматривать предложение мистера Ривенхолла всерьез, если бы само провидение не послало им смерть Мэттью Ривенхолла. Отмахнуться от состояния старого набоба не смог бы и самый ханжеский пэр. Поэтому лорд Бринклоу сообщил дочери, что дарует им свое благословение, а леди Бринклоу, еще более суровая моралистка, чем ее супруг, ясно дала понять Евгении, в чем заключается ее долг и каким образом она может оторвать Чарльза от его погрязшего в грехах падшего семейства. Будучи способной ученицей, мисс Рекстон, соответственно, не упускала ни малейшей возможности указать Чарльзу (самым тактичным образом, разумеется) на проступки и духовное разложение его отца, братьев и сестер. Ею двигали самые гуманные и чистые мотивы; мисс Рекстон искренне полагала, что влияние лорда Омберсли и Хьюберта пагубно сказывается на Чарльзе и его жизненных интересах. Она всей душой презирала леди Омберсли и ни во что не ставила чрезмерную любвеобильность и сентиментальность Сесилии, которые подталкивали ту выйти замуж за младшего сына из семьи Фэнхоуп, не имеющего за душой ни гроша. Оторвать Чарльза от родных она считала своей главной задачей, но порой задумывалась и над тем, а не спасти ли весь дом Омберсли от падения в пучину порока. Поскольку она обручилась с Чарльзом в момент, когда тот был просто взбешен излишествами своего отца, то ее слова пали на благодатную почву. По натуре напрочь лишенная умения радоваться, воспитанная на самых гнетущих и мрачных принципах, в желании членов его семьи дарить и получать удовольствие она видела лишь прискорбные и заслуживающие сожаления наклонности. Чарльз, сражающийся с неподъемными долгами, склонялся к мысли о том, что она права. И только после приезда Софи его чувства, похоже, претерпели некоторые изменения. Мисс Рекстон не могла обманывать себя, недооценивая губительное влияние, которое Софи оказывала на Чарльза; а поскольку, несмотря на свое утонченное образование и воспитание, особым умом она похвастать не могла, то для противодействия ему прибегала к способам, которые вызывали у Чарльза лишь глухое раздражение. Она поинтересовалась, объяснила ли ему Софи причину своего визита к «Ранделлу и Бриджу», и, отдавая должное своей кузине, Чарльз вынужден был поведать своей невесте часть правды. Злой гений мисс Рекстон подтолкнул ее к тому, чтобы указать ему на ужасающую безалаберность Хьюберта, его пугающее сходство с отцом и совершенно безрассудное поведение Софи, которое та выдавала за благое вмешательство. Но мистер Ривенхолл и так изнывал под тяжестью угрызений совести; невзирая на свои многочисленные недостатки, он сумел разобраться, в чем дело, поэтому замечания мисс Рекстон вызвали у него лишь очередной приступ раздражения. Он сказал ей: