Стефани Блэйк - Великолепная страсть

На мгновение глаза Майры увлажнились, и все расплылось перед ее взором.

– Я думаю, сейчас вам лучше уйти, а то я могу решиться на безумный поступок и оставить вас ночевать.

– Понимаю.

Он нежно обнял ее. Она проводила его и стояла в дверном проеме, глядя, как он спускается по ступенькам к ожидавшей его двуколке. Когда кеб скрылся за деревьями, Майра прошла на веранду и остановилась, глядя на звезды. И вдруг начала тихонько читать стихи:

Яркий, яркий звездный свет,

Нынче шлешь мне свой привет.

Пусть же первая звезда

Даст мне счастье навсегда.

«А чего я хочу? Какого счастья? – спросила она себя. – Неужели я хотела бы вернуться назад, в то время, когда лежала с Бобом Томасом в сладко пахнущей летней траве? Или в то время, когда мы в первый раз занимались любовью с Брэдом Тэйлором в теплой воде пруда в Техасе? Или с Шоном в палатке на склоне холма в Китае над пагодой?»

А как же быть с милым чувствительным Уинстоном?

Они, эти четверо, были мужчинами ее жизни. Они относились к ней по-настоящему, серьезно, думали о ней.

Но никакое желание не могло помочь ей удержать столь быстротечные радости жизни, те радости, что уже миновали и остались в прошлом.

Или покончить с этой проклятой и страшной войной.

Только что комиссованный генерал Брэдфорд Тэйлор прибыл в Англию в начале декабря. Волосы его серебрились сединой, и он как будто похудел. Но морщины только придавали значимости его красивому лицу. Он обнял Майру с пылом, которого давно уже не было в их отношениях.

– Господи, прелесть моя, на тебе отдыхает усталый глаз, – сказал он ей. – И ты великолепна, как всегда. Ты как волшебница, которую не может затронуть возраст или смерть.

Майра рассмеялась:

– Я была бы рада, если бы это было правдой. Но я-то хорошо чувствую бремя прожитых лет. Впрочем, ты и сам недурно выглядишь, Брэд. Ну, как твое путешествие?

– Оно показалось мне нескончаемым. Думал, что взбешусь от скуки. Большую часть времени я проводил в радиорубке корабля, слушая сводки военных действий. Боже! Там все казалось беспросветным и мрачным. Следует отдать должное кайзеру – он блестящий тактик. Когда немцы победным маршем проследовали через Бельгию и Люксембург, отрезав Мец, не вызывало сомнения, что они оккупируют порты на Ла-Манше и отрежут Великобританию от союзников. Почему они отступили, нанеся французам столь страшное поражение на Марне, для меня остается тайной. Возможно, такова Божья воля. Во всяком случае, это дало и британцам, и французам передышку, в которой они так нуждались, чтобы снова собраться с силами. Мы остановили врага у Льежа, потом у Монса и в конце концов смогли удержать их при Вердене, Реймсе, Суассоне и Ипре. – Лицо его посерьезнело: – Что слышно о Патрике?

– Он был ранен, и его наградили орденом за мужество в битве при Ипре. Но ты, конечно, не мог об этом знать.

Лицо его стало пепельно-серым, и она заметила, как сигарета дрожала в его руке, когда он раскуривал ее.

– Господи! И сильно ранен?

– Не волнуйся. Его последнее письмо из госпиталя было намного бодрее: он надеялся через неделю-другую снова надеть военную форму. Хочешь выпить, Брэд?

– Да, и чего-нибудь покрепче.

– Идем в кабинет.

Она приказала дворецкому отнести наверх его вещи, и они прошли в кабинет. Брэд подошел к бару и налил себе скотча на три пальца, потом плеснул в стакан содовой воды из кувшина.

– А ты что будешь пить, дорогая?

– Немного шерри было бы чудесно.

Она села на диван и оправила юбку.

Он вернулся с напитками и сел рядом с ней.

– Нам надо многое успеть, а времени на это остается совсем мало.

– Ты уже получил приказ?

– Да, в Лондоне я был в министерстве обороны до того, как отправиться сюда, в Мэнорхейвен. Я отбываю во Францию в канун Нового года.

– Да, времени остается немного, но ты хоть побудешь дома на Рождество. Естественно, мы проведем его с Кэндиси и детьми.

– Я так мечтал об этом. Как жаль, что Дезирэ и ее семьи нет с нами. Возможно, это последний случай, когда мы могли бы провести праздники вместе.

В его тоне звучала непривычная задумчивость, и это ее растрогало. Она взяла его за руку.

– Это так на тебя не похоже, Брэд. Ты ведь неисправимый оптимист.

Он печально улыбнулся:

– Годы все вышибают из нас, Майра. Когда мы были молоды, будущее казалось бесконечным, но, по мере того как годы шли, все яснее становилось, что у любой дороги есть конец… Но к черту его, этот конец пути. У нас есть сегодня, и это значит очень много. Мы должны прожить этот день.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе. Голос его теперь зазвучал октавой ниже:

– Кстати, куда это дворецкий отнес мои дорожные сумки? Надеюсь, что сегодня мы с тобой будем спать в одной комнате.

Майра подняла голову, посмотрела в его зеленые глаза и была поражена тем, что увидела: в них снова сверкала страсть. Она улыбнулась и погладила его по щеке.

– Если хочешь.

Теперь его улыбка была подобна лучам восходящего солнца. Она осветила все его лицо.

– Я опасался, что ты, возможно, устала ждать меня.

Она рассмеялась низким грудным смехом:

– А почему ты вообразил, что я только сидела и ждала тебя? Я находила разнообразные занятия, которые меня развлекали во время твоих долгих отлучек.

– Я так и предполагал.

Он поцеловал ее в макушку.

– Сегодня я виделся с Уинстоном. Мы выпили в клубе. И он рассказал мне о странных обстоятельствах, при которых произошла ваша первая встреча.

– Славный, милый Уинни! – Воспоминание об этом дне вызвало у нее искренний смех. – Он рассказал тебе, как я ударила его зонтиком по голове на собрании женского движения? И о том, что весь комитет миссис Пенкхёрст, и я в том числе, кончили тем, что оказались в каталажке?

Брэд рассмеялся:

– Должно быть, это было забавно. Но ведь в конце концов он заплатил залог за всех вас, и вас выпустили.

– Да, и с тех пор мы стали самыми близкими друзьями. Не хочешь ли сейчас принять ванну? А я отдам распоряжения кухарке насчет обеда. Хочешь чего-нибудь особенного? Пока что наш чулан полон всякой еды. До сих пор немецкая блокада не оказала особенного влияния на нашу экономику.

– Но петля на шее Британии все затягивается. Сегодня Черчилль сказал мне, что через год такой блокады наш маленький остров окажется не в лучшем положении. А что касается сегодняшнего вечера, можешь сделать мне сюрприз. – Он встал и подошел к бару. – Думаю, я возьму бокал с собой наверх.

Они рано ушли в спальню. Майра приняла ванну и надушилась, напудрилась и умастила свое тело кремом. Единственным признаком возраста на ее безупречной коже стало появление участков огрубевшей ткани на локтях, коленях и плечах. Прежде чем скользнуть в ночную рубашку, она оглядела себя в зеркало на двери ванной комнаты, ущипнула за бедра и ягодицы, приподняла груди тыльной стороной рук.

– У старушки еще кое-что осталось, – заметила она игриво.

Ее ночная рубашка была просторным одеянием из нежного белого батиста, с очень низким вырезом, украшенным бледно-розовыми бантами над пышной пеной оборок у ворота, с едва заметным серебристым кружевом. Чувствуя головокружение и нервозность, как юная невеста, она пошла к Брэду, уже лежавшему на большой постели с пологом. Он был обнаженным, и только простыня целомудренно прикрывала его тело чуть выше бедер.

– Боже! Ты восхитительна! Я постоянно представляю тебя такой, какой увидел в тот день, когда нарушил твое уединение во время купания в пруду в Техасе.

Она рассмеялась, но была польщена.

– В таком случае время положительно сказалось на твоем зрении. – Она встала на постели на колени и откинула простыню, прикрывавшую его тело. Глаза ее округлились. – И в то же время никак не сказалось на столь важных рефлексах.

Больше не раздумывая, она склонилась над ним, нежно охватила пальцами его разбухший орган, и ее губы обволокли его.

После того как он достиг пика наслаждения, он овладел ею, и она тоже испытала наслаждение в полной мере.

В эту ночь они еще трижды занимались любовью.

И в течение тех трех недель, что Брэд пробыл до своего отплытия во Францию, страсть их не убывала.

– У меня такое чувство, будто мы вернулись назад, во времена нашего медового месяца, – сказал Брэд.

– Да, я чувствую то же самое.

Но они оба лгали и знали, что лгут. То, что они испытывали теперь, было реакцией на ужас и отчаяние, на безумие смерти. Их страсть объяснялась иллюзией того, что если они попытаются, то смогут обрести бессмертие.

Правда заключалась в том, что и Брэд, и Майра были убеждены, что, как только он покинет Англию и отправится на войну, они больше не увидятся.

Рождество было для них радостным событием, но его омрачало сознание того, что Патрик где-то в траншеях во Франции и на следующей неделе Брэд должен последовать за ним.

– Вы думаете, вам удастся повидаться с Пэтом? – спросила его Кэндиси перед сном, уже стоя на пороге своей комнаты.

– Надеюсь, – ответил Брэд. – Я на некоторое время приписан к штабу генерал-инспектора, и первый пункт, который мы собираемся инспектировать, несомненно, будет сектор Ипра.

В канун Нового года Майра, Кэндиси и ее семья отправились в доки Плимута попрощаться с Брэдом. Все улыбались и смеялись и притворялись веселыми, как жаворонки. Когда Брэд в последний раз поцеловал Майру, перед тем как подняться по сходням на корабль, все остальные отвели глаза.

Он поцеловал ее и прошептал ей на ухо:

– Когда я вернусь домой, все будет по-другому. Я устал скитаться по свету. Хочу обосноваться в Мэнорхейвене и стать джентльменом и фермером.

– Не могу этого дождаться.

Он торопливо взбежал по трапу, а Майра круто повернулась и пошла с гордо поднятой головой и прямой спиной.

В последний день мая 1915 года, когда горничная вошла в гостиную, Майра с Кэндиси пили чай.

– Мэм, мистер Уинстон Черчилль просит его принять.

– Пригласите его и поставьте еще один прибор.

Как только Майра увидела мрачное посеревшее лицо Черчилля, она тотчас же поняла, что привело его в Мэнорхейвен.

Голос ее дрожал, когда она пригласила его сесть:

– Входите, Уинстон, и присаживайтесь. Чаю?

– Пожалуйста, чистого виски.

Он вытащил письмо из кармана пиджака и показал его ей.

– Патрик попросил, чтобы я доставил его вам лично. Оно пришло сегодня утром из Парижа со специальной оказией с театра военных действий в Ипре.

– С Пэтом все в порядке, дядя Уинстон? – спросила Кэндиси.

– С Пэтом все будет хорошо, моя дорогая. Он был ранен, но не серьезно.

– Но Брэд погиб, – сказала Майра бесцветным голосом.

Подбородок Черчилля опустился почти на грудь, и он молча положил письмо перед Майрой. Она вскрыла его ножом и развернула страницы дешевой линованной бумаги, вырванные из записной книжки. Потом принялась громко и бесстрастно читать его:

«Милая мама!

Не стану прибегать к уверткам и эвфемизмам. Они только продлят твое страдание, когда ты будешь читать это письмо. Отец погиб. Он проявил беспримерный героизм. Он умер мужественно. Отец был в нашем подразделении накануне второй битвы при Ипре. Немцы были начеку с того самого момента, как мы потрепали их в ноябре прошлого года. Они были в отчаянном положении из-за своей неспособности выдержать новую атаку наших хорошо вооруженных войск. Они прибегли к новому страшному оружию, использованию смертоносного горчичного газа. Те британские солдаты, у которых не было противогазов, погибали сотнями и умирали страшной смертью. Я видел солдат с оторванными ногами или обезглавленных в результате взрывов снарядов, но долгая и мучительная смерть от удушья, вызываемого этим газом, кажется гораздо ужаснее, а гибель от снарядов или пуль милосердной.

В полночь вступили в бой крупнокалиберные пушки, и залп их был столь оглушителен, будто земля содрогнулась от землетрясения. Несколькими минутами позже немецкие траншеи и фортификационные сооружения предстали перед нами стеной огня, видной отовсюду. Этот пожар не утихал всю ночь.

Наши ребята пошли в атаку как раз перед рассветом, пробираясь мимо огромных воронок, оставленных снарядами, сквозь обожженный подлесок, обгоревшие пни и порванную колючую проволоку, преодолевая сопротивление немцев. К тому времени когда солнце поднялось над горизонтом, наша бригада заняла уже всю равнину, захватила командные посты противника, обрушив на пулеметчиков удары штыков с тыла и забрасывая гранатами огневые точки. Справа и слева наши томми[37] проникли сквозь пробитые в линии обороны противника бреши, вбивая клинья в самое сердце кайзеровской «несокрушимой» армии.

Отец, его адъютант майор Сомерс и я оказались в авангарде с группой А. Когда мы достигли деревенской площади, перед нами разверзлись врата ада. Мы попали в засаду. С четырех сторон площади на нас двинулись немецкие пулеметчики, ожидавшие за парапетами и зданиями, окружающими площадь.