– Да, я заметила.

– Ха! – Макс оторвался от телескопа. – Сколько ночей мы провели здесь, но ни разу не обратили внимания на такую особенность этого холма. Миссис Митчелл очень повезло.

Она обратила на него взгляд, полный ужаса.

– Вы за ней шпионили?

– Мы были одиннадцатилетними мальчишками. Конечно, мы за ней шпионили. Ведь речь идет о миссис Митчелл. Она своего рода загадка Колриджтона. Вышла замуж в семнадцать лет, овдовела в девятнадцать, детей у нее не было. И в свои сорок шесть она остается живой, дружелюбной и к тому же очень хорошенькой женщиной. Но она никогда не проявляла ни малейшего интереса ни к одному из мужчин, которые приходили к ней с визитом. А недостатка в них не было.

– Откуда вы это знаете?

– Ну… ходили разговоры.

Она вновь взяла у него телескоп и на этот раз, прежде чем посмотреть в окуляр, постаралась навести его на небо. После небольшой настройки прибора луна увеличилась и стала яркой, хотя и оставалась немного расплывчатой.

– Потрясающе, – прошептала Анна и решила обязательно испросить у Люсьена разрешения взять телескоп в следующий раз.

Насколько бы зрелищной ни была луна при многократном увеличении, интерес к этому небесному телу не мог сравниться с ее интересом к мужчине, расположившемуся рядом. Она опустила телескоп и отложила его в сторону.

– Возможно, миссис Митчелл была без ума от своего мужа, и никто не может заменить его в ее доме и в ее сердце.

– Это был предварительно согласованный брак, и кроме того, муж был старше своей супруги на целых тридцать лет.

Конечно, столь большая разница в возрасте не исключала возникновения амурных чувств, но делала их маловероятными.

– Может быть, мужчины, добивающиеся ее внимания, просто не устраивают ее, а может, она верна какой-то прошлой или тайной любви. Представь, что ее возлюбленный служит или, не дай бог, воюет где-нибудь в дальних странах. В конце концов, они вполне могут переписываться.

– Бедняга.

– Я думаю, это довольно мило. – Она улыбнулась при этой мысли, потом пожала плечами, когда в голову ей пришла другая мысль. – А может, она просто предпочитает женское общество.

– У нее, конечно, много подруг, но думаю, что нет, если вы имеете в виду плотские утехи.

Анне захотелось сжаться до незримого атома, когда он, не сказав ни слова, вскинул темную бровь. Наверное, ей не следовало делать подобные предположения?

– Прошу прощения. Я никого не хотела обидеть. Я полагала, что, бывая в Андовер-Хаусе, вы знаете, что такие склонности существуют. Мне не следовало…

– Да, я в курсе, и вы меня нисколько не задели. Скорее удивили, впрочем, вы все время меня удивляете.

– Я ведь выросла в том доме, – напомнила она ему.

Макс поставил перед ней тарелку.

– Я думал, что вас ограждали от подобного.

– Меня ограждали от гостей, а не от того, что происходило, что происходит между ними. Моя мать держала меня на расстоянии, но в то же время старалась, чтобы я была хорошо информированной. Она придерживается того мнения, что ничто так не возбуждает любопытство, как незнание, и ничто так не навлекает беду, как любопытство.

– Никогда не думал, что скажу это, но я полностью согласен с вашей матерью. Конечно, было бы гораздо разумнее позволить вам расти вне этого дома, чтобы детские чувства не травмировали примеры распутной и слишком вольной жизни.

– Похожей на вашу?

Он слегка качнул головой:

– Я не распутник, милая.

– Конечно же распутник. – Она бросила на него шутливый взгляд. – Разве не так? В свое время вы сами сказали мне, что вы не джентльмен.

– По меркам некоторых, я им не являюсь, – легко согласился он. – Но тот факт, что есть правила, которые я не соблюдаю, не означает, что нет правил, которых я буду придерживаться. Я не стану переживать из-за того, что разочарую таких людей, как старые друзья моего отца, но из этого не следует, что я активно стремлюсь стать великаном-людоедом. Я не лишаю девственниц невинности, я не соблазняю замужних женщин и вообще не развлекаюсь с девушками из приличного общества.

– Ну да, только с такими женщинами, как я?

Он моргнул, долго молчал, и Анна поняла: он тщательно подбирает, что ответить.

– Я испытываю к вам величайшее расположение и высочайшее уважение, – наконец произнес он. – Я не знаю, как вы относитесь ко всему этому, но позвольте мне заверить вас… Я нисколько не развлекаюсь.

«Какие прекрасные романтичные слова», – подумала она, и ее сердце забилось сильнее. Если бы они пребывали сейчас в более приватной обстановке, она, возможно, даже поцеловала бы его. Кроме того, ей очень хотелось заверить Максимилиана в том, что она тоже не развлекается, но, пересилив себя, Анна промолчала.

Она каждое утро прогуливалась с ним по окрестностям, жаждала его общества и возможности побеседовать с ним, дважды поцеловала его, но, безусловно, рассчитывала, что количество поцелуев увеличится. И вот сейчас они были вместе на пикнике под усыпанным звездами небом.

Но в то же время Анна понимала, что их только зарождающиеся отношения ведут в никуда. К сожалению, она не леди, и то, что предлагал Макс, нельзя было назвать ухаживанием. И в конце концов наступит время, когда она должна будет уехать. Так что же тогда она делает, если не пытается развлечься с этим мужчиной?

Что делают они оба?

– Я не хотел вас огорчить, – пробормотал Макс.

Анна покачала головой. Она не собиралась грустить, зная, что это не поможет. Если отпущенное им с Максом время ограниченно, она постарается использовать каждое мгновение.

– Я вовсе не огорчена, – ответила она и почти поверила в эту ложь. – Я просто задумалась.


Она лгала, но Макс знал, что Анна всегда останется женщиной, которую нелегко понять, хотя ему нравилось считать, что он уже начинает узнавать признаки некоторых ее настроений. Конечно, за эти дни Макс узнал ее настолько, что Анна просто не могла скрыть от него все свои эмоции, поэтому он сразу заметил, что девушка говорит неправду.

Но он предпочел бы понять – почему? Почему, черт возьми, его сентиментальное признание огорчило ее?

Такая реакция Анны никак не обнадеживала, учитывая, что на этот вечер Макс планировал и некоторые другие сентиментальные признания.

– О чем вы думаете? – спросил он, рассчитывая возобновить прервавшийся разговор.

– Я думаю о… О разном. О миссис Кулпеппер. О моей матери. Последние несколько дней были нелегкими.

Он пробормотал какие-то слова согласия, пытаясь сообразить, лукавит Анна или нет и что ему делать в том или ином случае.

– Хотите яблоко? – предложил он и тут же почувствовал себя глупцом, потому что в такой момент нужно было предложить нечто более существенное, чем заурядный фрукт.

Но Анна, по-видимому, оценила его попытку. Она улыбнулась, взяла дольку яблока и откусила маленький кусочек.

– Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном. Расскажите о своей семье, что-нибудь такое, чего я не знаю, ну, к примеру, о ваших племянницах.

Макс несколько секунд колебался, но в конце концов решил, что это в его же интересах – поднять Анне настроение тем способом, который она считает наиболее предпочтительным.

– Признаюсь, я знаю их не так хорошо, как следовало бы. Моя невестка не очень меня любит, и я думаю, для всех будет лучше, если я некоторое время не стану докучать этому семейству своими знаками внимания.

– Но вы ведь купили своей племяннице лошадь?

Макс повел плечами.

– Я же в курсе их интересов.

– Благодаря вдовствующей виконтессе?

– Нет, благодаря великому виконту, которым он никогда не был.

– Прошу прощения?

– Мой кузен мистер Уильям Дейн. Он управляет поместьем в мое отсутствие, по сути, он и является настоящим хозяином. Он появился три года назад в надежде занять денег, чтобы купить офицерский чин, – обычная участь дальнего родственника. Я знаю Уильяма с детства. Он хороший человек, с задатками лидера, способностями к бизнесу и талантом к дипломатии. Я предложил ему помочь мне в управлении поместьем, и он с радостью согласился. – Макс сунул в рот виноградину и продолжил, жуя: – Некоторое время назад мое участие в управлении стало излишним.

– По-видимому, он хорошо разбирается в этом деле.

Макс кивнул:

– Поместье Дейнов никогда так не процветало. Арендаторы готовы молиться на нас, даже моя невестка, которой просто невозможно угодить, не находит к чему придраться, а, смею вас заверить, леди Дейн может найти недостатки даже в раю. Титул виконта должен был бы перейти к Уильяму.

– И чем бы вы тогда занимались? – спросила Анна и потянулась за бокалом вина.

Он следил, как ее губы коснулись края бокала, когда она делала глоток. Это было самое обычное движение, но оно показалось ему невероятно чувственным.

– Что вы имеете в виду?

– Если бы у вас не было обязанностей виконта, чему бы вы себя посвятили?

– Тому же, чем занимаюсь сейчас, только делал бы это чаще. Пил, бездельничал… – Макс подмигнул ей. – Соблазнял бы хорошеньких женщин.

– Лжец, – обвинила она его смеясь. – Вы и наполовину не столь порочны, как хотите казаться. Вы уже говорили мне, что вы не негодяй и не распутник… и уж, конечно, не лентяй.

– Вы так хорошо меня знаете? – спросил он и подумал, что бы она ответила, если бы он сказал, что, не собираясь соблазнять всех женщин подряд, он, однако, жаждет соблазнить именно ее.

Он мог бы показать Анне, что такое свобода чувств. Он сгорал от желания показать ей, как это здорово – быть совершенно непримиримо непристойным.

Вот почему, подумал он, мельком взглянув на слуг, он привел с собой половину персонала Колдуэлл-Мэнор, они были своего рода дуэньей Анны.

– Полагаю, я знаю достаточно, чтобы догадываться, как бы вы себя повели, если бы не было сдерживающих обстоятельств, – сказала Анна. Она сделала еще глоток вина и поставила бокал. – Думаю, на военную службу вы бы не вернулись. Вы бы вышли в отставку до того, как стали лордом Дейном. Для занятий политикой у вас недостаточно терпения. Церковь бы вас к себе не приняла. И хотела бы я знать… – Она наклонила голову. – Чем вы занимаетесь, когда не появляетесь в обществе? Когда за вами никто не наблюдает?

Его губы медленно растянулись в порочной ухмылке, а брови изогнулись в намеке на самые неприличные мысли.

Анна охнула в веселом испуге:

– Я совсем не это имела в виду.

– Я знаю. – Он рассмеялся. – Но ценю, что вы поняли, что это означает. У вас действительно необычное образование. Похоже, ваша матушка не упустила ничего.

– Откуда мне знать, упущено ли что-нибудь, если я даже не поняла, когда такое образование началось?

Анна была права.

– Ваш личный исследовательский опыт? Могу представить, что библиотека в Андовер-Хаусе не испытывала недостатка в материале… скажем, определенного характера.

– Что ж, если все, что нужно знать о подобных вещах, можно найти в книгах, которые имеются у моей матери, то в этом случае она не упустила ничего.

– А у нее много книг, посвященных этой теме?

– О да, – заверила его Анна. – Множество.

– Мне следовало бы больше времени проводить в библиотеке.

Анна засмеялась и покачала головой:

– Самые ценные книги она хранила отдельно, как часть личной коллекции.

– Могу я поинтересоваться, что является критерием при определении ценности книги?

– Художественная работа, – лаконично ответила она.

Он задумался.

– В самом деле. И какая же книга для вас самая ценная?

В сумеречном свете трудно было сказать определенно, но у Макса создалось впечатление, что Анна слегка покраснела, услышав этот вопрос.

– Этого я вам не скажу.

– Отчего же?

– Я не знаю, – призналась она со смехом. – Мне не нравится сама идея, что вы будете рассматривать эти картинки, вспоминая, что и я смотрела на них.

– Но я уже знаю, что вы их видели, – возразил Макс.

– Да, но вы же не знаете, какая это книга.

– Мы говорим о ее специфике? Любимые иллюстрации в любимой книге, не так ли?

– Я этого не говорила.

– Но подразумевали. Что там было изображено? – Он рассмеялся, когда она фыркнула и отвернулась. – Названия там не было, поскольку это картинка в книге. Как это называется? Скажите мне.

– Это не английские иллюстрации, милорд.

– Может, французские. Французы создали некоторые зрелищные…

– Да, – смущенно призналась она. – Я знаю.


Рисунок, о котором думала Анна, не был особенно непристойным, по сравнению с другими рисунками, имевшимися в Андовер-Хаусе. Это был цветной набросок, изображавший молодого человека и женщину, обнимающихся в залитом солнцем саду.

Ее смущение вызывала не нагота изображенных… его вызывало чувство. Пара сплелась в объятиях, утонула во взглядах друг друга и, казалось, полностью забыла об окружающем мире.

Для Анны эта картинка была не каплей чернил, раскиданной по листку умелой рукой художника, а символом, олицетворявшим ее романтическое представление о любви. Именно этот глупый романтизм и смущал ее. Всегда было немного неприятно признавать, что ты хочешь того, чего иметь не можешь.