П. Паркер - «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

Хафса смотрела в мудрые глаза пожилой женщины.

«Ты очень проницательна, Изабель. И я вижу, что ты сразу угадала то, на что у меня ушло много месяцев, хотя все происходило в моем собственном доме. Очевидно, ты гораздо умнее меня…»

Она улыбнулась новой подруге и, опустившись рядом с ней на диван, подала знак к началу праздника. Она хлопнула в ладоши, и в павильон вошли мавританки, которые несли подносы с угощениями и кувшины со сладким шербетом. Все поздравляли Хюррем, и павильон полнился смехом и радостью. Гостьи отдали должное сладостям. Хафса с удовольствием рассказывала Изабель, из чего и как все приготовлено. Их разговор перешел на различные ремесла и, наконец, на мужчин и их отличительные черты. Изабель лукаво подмигнула Хафсе и слегка закашлялась. Она все больше успокаивалась и радовалась.

После того как все насытились, валиде-султан снова хлопнула в ладоши, и блюда унесли. В павильон вошла молоденькая мавританка, совсем еще девочка. Она несла в руках широкую плоскую миску, доверху наполненную золотыми дукатами и драгоценными камнями.

Хафса зачерпнула пригоршню дукатов и осыпала ими голову будущей невестки.

— Пусть твое будущее будет изобильным, моя милая! — воскликнула она.

Изабель изумленно взирала на переливающиеся драгоценные камни. Затем, засмеявшись, она тоже опустила в миску обе руки и осыпала дукатами голову и плечи Хюррем. Хафса рассмеялась, видя явную радость Изабель.

— Дитя мое, — сказала Изабель, беря еще пригоршню монет и осыпая платье Хюррем, — пусть твоя завтрашняя свадьба и вся твоя жизнь сохраняют любовь и процветание, которых ты заслуживаешь. И пусть Сулейман и Д…

Хафса мягко сжала ее руку. Все поняв, Изабель продолжала как ни в чем не бывало:

— И пусть те, кто любят тебя, радуются вместе с тобой.

Марьяна и Хатидже также осыпали Хюррем монетами и счастливыми пожеланиями. Когда миска опустела, молоденькая рабыня покинула павильон. Ей на смену тут же пришла другая; она несла на подносе зажженные свечи, стоящие в блюдцах с хной. Четыре женщины взяли каждая по свече и, окружив Хюррем, начали танец. Они то выходили из-за колонн на балкон, то ходили вокруг клумб в парке и фонтанов по его краям. Хатидже запела песню собственного сочинения о наступающей брачной ночи, лукаво подмигнув Хюррем. Стихи оказались на редкость неприличными. Изабель даже закашлялась, когда Хафса шепотом перевела ей содержание. Она держала в одной руке свечу, а второй опиралась на локоть валиде-султан.

Свечи замерцали на теплом ветерке, а женщины продолжали гулять по парку и петь.

Когда наконец все вернулись на мягкие диваны и стали пить шербет, Хафса взяла Хюррем за обе руки и покрыла их сложными узорами из хны от плеч до запястий. Изабель смотрела на ее работу не отрываясь, захваченная невиданным зрелищем. Она еще больше удивилась, когда увидела нескольких красивых цыганских девушек, которые вбежали в павильон и закружились перед ними под звуки флейты и барабана. Их волосы цвета воронова крыла разметались по плечам. Раздувались пышные юбки; блузы распахивались, обнажая прекрасные плечи и груди.

— Они такие красивые, — прошептала тетушка Барановская.

Хафса наклонилась к ней и заметила:

— Изабель, судя по твоей фигуре, в свое время ты была такой красавицей, до которой далеко этим цыганкам!

Изабель снова усмехнулась, но возражать не стала. Она с удовольствием наблюдала за танцами. Цыганки качались и кружились вокруг диванов. Их пыл нарастал; блузки и юбки взлетали, выставляя напоказ все их прелести. Танец делался все бесстыднее; он невольно заражал и женщин, лежащих на диванах. Когда черноволосые красавицы упали на пол и стали извиваться в такт музыке, зрительницы дошли до экстаза. Барабаны грохотали все громче и вдруг резко замолчали. Цыганки томно стонали, лежа на полу у их ног.

Хафса искренне радовалась, глядя на юные тела на полу — и на красавиц, которые нежились рядом с ней на диванах.

Она повернулась к Изабель, и женщины обменялись многозначительными улыбками.

Затем Изабель еще раз посмотрела на Хюррем — на свою любимую Александру. Она теперь точно знала: несмотря на горе и страдания, которые пережили они обе, сегодняшний день и предстоящее событие — радость, которая будет до конца жизни согревать их сердца.

Она горделиво улыбнулась.

Праздник по случаю свадьбы Сулеймана и Хюррем продолжался целую неделю. Торжества охватили весь город и его жителей. В полдень султан Сулейман и его великий визирь ждали под балдахином у Ворот счастья. Сулейман слышал лишь гулкое биение своего сердца. Ладони его вспотели, и он ничего так не желал, как поскорее получить свою невесту. Одет он был безупречно — в черный шелк, украшенный жемчугом, но красота наряда меркла рядом с его огненным взором. Он весь дрожал от желания. Ему хотелось поскорее заполучить сладкий нежный цветок, владевший всеми его помыслами.

Во Втором дворе перед ним в плотном строю стояли несколько тысяч янычар. Все они почтительно молчали. Султан с гордостью оглядел солдат и улыбнулся старому другу. Ибрагим ответил на его улыбку, но затем обернулся к солдатам, заполнявшим двор, и подал знак рукой. За спинами султана и великого визиря стояли паши и сановники, одетые в лучшие, самые яркие наряды. Жаркое летнее солнце пекло неимоверно, но ни один из солдат не дрогнул.

Хотя они молчали, рев толпы снаружи дворца был оглушительным; он прокатывался по стенам и по двору, наполняя султана волнением предстоящего дня… и ночи.

Грохотали большие военные барабаны, трубили трубы.

Сулейман вышел из-под нависающего балдахина, увидев, что распахнулись большие Каретные ворота, ведущие в гарем. Из ворот вышел Гиацинт, облаченный в красный атлас и белую парчу. После того как умолкли трубы и барабаны и затихла стоящая под стенами дворца толпа, Гиацинт склонил голову и посмотрел на Ворота счастья. Во Второй двор Топкапы вышли несколько черных евнухов, одетых так же роскошно, как и Гиацинт. В руках они сжимали зажженные факелы. За ними медленно шел белый ослик, на котором сидела во всей красе Хасеки Хюррем.

Сулейман при виде ее не удержался от восхищенного вздоха. Его избранницу закутали в золотистые и белые шелка. Полупрозрачная золотистая вуаль закрывала ее лицо. Она сидела на дорогой, изящно вышитой попоне. Сбруя ослика была украшена жемчугом.

Сулейман стиснул кулаки, стараясь унять охватившую его дрожь.

Гиацинт подвел ослика под балдахин величественных деревьев. По пути к Воротам церемоний им пришлось пройти сквозь строй молчаливых янычар. Увидев любимого, Хюррем под вуалью просияла. Радостное волнение охватило ее, когда ослик остановился под широким балдахином и Сулейман подхватил ее на руки. Глубоко вздохнув, она стала мечтать о том, чтобы поскорее прикоснуться пальцами к его обнаженной коже. Когда ее туфли коснулись мраморных плит двора, она нагнулась, поцеловала султану руку сквозь вуаль и подняла глаза к его улыбающемуся лицу.

Крепко взяв ее за руку, он повел ее в ворота. Они прошли Третий двор Топкапы и направились в Четвертый. За ними следовали Ибрагим и сановники; они прошли по величественному летнему парку к красивому павильону, воздвигнутому в древней роще специально по случаю их свадьбы. Над трепещущим шелковым балдахином высились огромные деревья; по бокам пестрели тюльпаны и хризантемы. У подножия павильона Сулейман остановился и коснулся губами ее губ сквозь золотистую полупрозрачную вуаль.

— Я люблю и желаю тебя все больше и больше с каждым днем, мой несравненный тюльпан, — прошептал он.

Хюррем улыбнулась в ответ; от счастья глаза ее наполнились слезами.

Их переплетенные пальцы нехотя разделились, когда они на время расстались, разойдясь по двум разгороженным половинам.

Хюррем радовалась обществу своих подруг и их веселью. Они угощались всем, что могла предложить им огромная империя. Но сама она не сводила взгляда с тени своего любимого на полупрозрачной ширме, отделявшей ее и ее спутниц от него, великого визиря и сановников, которые также поглощали экзотические яства и вина.

После наступления сумерек смех постепенно утих, веселье прекратилось. Молчание воцарилось в павильоне. Над парком поплыл азан…

Хафса и Изабель прижались к Хюррем и расцеловали ее в щеки. Она вышла в проход, разделяющий мужскую и женскую половины. Здесь ее уже ждал Сулейман. Улыбнувшись, Хюррем прижалась к любимому. Сулейман взял ее за руку, любуясь ее красотой, которую не могла скрыть вуаль.

Они стояли одни в проходе из тонкой золотой материи, которая развевалась вокруг них в теплом летнем ветерке.

Оба обернулись, когда к ним приблизился имам. Впрочем, слов, которые произносил священнослужитель, Хюррем почти не слышала. Она прижималась к своему любимому. Его стать и сила доставляли ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Она не могла отвести взгляда от завитков его волос и гладко выбритых щек. Изгиб его влажных губ доводил ее до исступления…

Имам объявил их мужем и женой. Ночь огласилась шумом, фейерверками, музыкой. Гости захлопали в ладоши, принялись восторженно поздравлять их. К ним присоединились сотни тысяч стамбульцев, толпящихся на улицах за стенами дворца, эхо от их криков поплыло по воде над Золотым Рогом и Босфором.

Хюррем была на верху блаженства, когда Сулейман обнял ее и крепко-крепко прижал к себе. Он закружил ее и прошептал ей на ухо:

— Я люблю тебя, Хюррем, больше чем жизнь или даже мою империю!

Хасеки-султан, жена султана Сулеймана, — теперь, несомненно, самая влиятельная женщина на свете — обняла его в ответ и покрыла его лицо поцелуями.

— Любимый мой! — воскликнула она.

Пока гости продолжали пировать и праздновать, Сулейман поднял жену на руки и отнес в их покои. Они не сводили друг с друга глаз, когда он поднимался по усыпанным гравием дорожкам, пересекал мраморные террасы и спешил в их покои. Хюррем выскользнула из объятий мужа и, подойдя к дивану, упала на него. Сулейман последовал за ней и опустился на колени на ковер у ее ног. Держа ее за руку, он шепнул:

— Можно снять с тебя вуаль, мой тюльпан?

— Нет, — прошептала Хюррем.

Сулейман наклонился и поцеловал ей руку.

— Можно снять с тебя вуаль, о сад райских наслаждений?

— Нет, — снова прошептала Хюррем, качая головой. Глаза ее лукаво сверкнули.

Сулейман улыбнулся и куснул ее за палец. Услышав шорох, он обернулся. К ним приближался Давуд. Хюррем следила, как Давуд опускается на колени рядом с ее мужем. Султан положил руку на плечо Давуду, и два ее любимых мужчины хором спросили:

— Можно снять с тебя вуаль, о свет нашего величайшего желания?

Хюррем молча кивнула в знак согласия.

На седьмую ночь торжеств по случаю свадьбы Сулейман и Хюррем рука об руку прогуливались по парку Топкапы, направляясь к маленькой дворцовой гавани. На волнах подпрыгивал султанский каик. Деревья вокруг них украшали разноцветные фонарики, весело раскачивающиеся от летнего ветерка. Чернота ночного неба над головой рассеивалась сиянием миллиона звезд, то и дело меркнущих от взрывов фейерверков, которые запускали с парапетов дворца или со многих барж, стоящих на якоре вокруг мыса Сарайбурну.

Хюррем прижималась к Сулейману; они спустились по каменным ступеням и зашагали по усыпанной гравием дорожке к калитке, ведущей к морю. Впереди них бежал молодой черный евнух с криками: «Хельвет! Хельвет!» Он должен был проследить, чтобы ни один аджеми-оглан, ичоглан или другой белый мужчина не видел красавицы, идущей по парку. За ними несколько евнухов и мавританок несли все необходимое для свадебного путешествия в Эдирне. Старший евнух вел за руку юного Селима. Крепко спящих Джихангира и Баязида нес на своих сильных руках Гиацинт.

Все остановились у прохода, а затем зашагали по коридору из мерцающей ткани, ведущему прямо в каюту султанского каика. Хюррем заняла место рядом с Сулейманом; детей положили к их ногам.

Хотя полог целиком закрывал каюту, Хюррем отчетливо видела силуэт Давуда, стоящего у руля. Она слышала, как ее любимый отдает приказы матросам. Она прильнула к Сулейману и, сжав его руку, засмеялась от радости. Он коснулся губами ее губ.

Несколько ичогланов оттолкнули нос судна от причала. Блеснули золотистые весла и с плеском опустились в воды Мраморного моря. Каик, быстро набирая скорость, плавно шел на запад, не отдаляясь от побережья.

По-прежнему взрывались фейерверки, расцвечивая небо и воду яркими красками. В честь новобрачных был дан пушечный залп. Каик скользил по воде. Из каюты доносился тихий радостный смех.

Если бы кто-нибудь из находящихся на судне потрудился обернуться и посмотреть на панораму Стамбула, он бы, наверное, успел заметить среди буйства фейерверков языки пламени и клубы черного дыма, которые поднимались к ночному небу из самого центра дворца Топкапы.