Джорджиана напряглась, почувствовав скольжение его теплых нежных губ по своей коже. Они дразнили обещанием огромного наслаждения, и она полностью расслабилась, прижавшись к нему, принимая его ласки, стремясь познать еще больше и чувствуя, как внутри ее разгорается пламя.

Заслышав щелчок дверной задвижки, Доминик вскинул голову.

– Вот вам милое тихое местечко. Наверху так шумно, что я даже собственных мыслей не мог услышать!

В библиотеку вошел старый герцог Бакли в сопровождении двух приятелей столь же почтенного возраста. Направляясь к расположенным у камина креслам, они заметили пару, поглощенную созерцанием картины, висящей на стене между двумя длинными окнами.

– Прекрасная работа, вы не находите? – произнес виконт Элтон, указывая на полотно.

Джорджиана сдавленно кашлянула.

Доминик обернулся, будто только сейчас осознав, что они больше не одни в комнате.

Герцог некоторое время непонимающе смотрел на него, потом наконец узнал.

– А, это вы, Элтон.

– Ваша светлость, – с поклоном ответил Доминик.

– Видом наслаждаетесь? – поинтересовался герцог, сверкая серыми глазами.

Доминик пояснил невинным голосом:

– Этот портрет написал отец мисс Хартли.

– А! – Его светлость перевел взгляд на Джорджиану, присевшую перед ним в глубоком реверансе. – Парнишка-художник? Смутно припоминаю его, если память мне не изменяет. – Он милостиво кивнул Джорджиане, затем вспомнил, зачем пришел в библиотеку. – Наверху снова танцы начались.

Доминик понял намек.

– В таком случае нам пора возвращаться. – Повернувшись к Джорджиане, он предложил ей руку. – Мисс Хартли?

Строго следуя этикету, Джорджиана положила ладонь на сгиб его локтя и отправилась вместе с ним в бальный зал. Она испытала глубочайшее потрясение, с трудом веря в то, что произошло между ней и лордом Элтоном. И все же это было так. Более того, даже сейчас, стряхнув с себя гипнотические чары виконта, Джорджиана отдавала себе отчет, сколь глубоко была разочарована тем, что их прервали. Собственное вожделение шокировало ее.

О чем она не подозревала, так это о том, что ее реакция шокировала и Доминика, но его ощущение было весьма приятным. Уже поднимаясь по ступеням, виконт вспомнил свое так и не реализованное до сих пор намерение дать понять прекрасной Джорджиане, опирающейся сейчас на его руку, что он, несомненно, узнал ее на бале-маскараде. Вознамерившись во что бы то ни стало прояснить это недопонимание между ними, Доминик дождался, когда они преодолеют последний лестничный пролет, и, остановившись, посмотрел на Джорджиану сверху вниз, отмечая, что с ее щечек еще не сошел румянец смущения. Не в силах побороть себя, он лучезарно улыбнулся ей, заставив заблестеть ее огромные ореховые глаза, и выбрал самый простой, по его мнению, способ сообщить сведения.

– Мне очень нравится ваше платье, любимая, – чувственным шепотом сообщил лорд Элтон. – Оно, без сомнения, составит конкуренцию тому наряду из темно-желтого шелка, которое вы надевали на бал-маскарад.

Джорджиана отчаянно покраснела. Пребывая в смятенном состоянии, она не уловила намек Доминика. С усилием заставив свое тело повиноваться, девушка грациозно поклонилась и сказала:

– Полагаю, нам пора возвращаться в бальный зал, милорд.

Ответом ей был тихий смешок.

– Думаю, вы правы, любимая. Довольно с вас приключений – на сегодняшний вечер.

В его тоне прозвучало обещание, не укрывшееся от внимания Джорджианы. Призвав свои разбушевавшиеся эмоции к повиновению, она, безоблачно улыбаясь, позволила Доминику отвести себя обратно в бурлящий бальный зал.


Лишь оказавшись в темноте кареты Уинсмеров, увозящей ее из особняка Мессингемов, Джорджиана позволила себе задуматься о произошедших вечером событиях. Даже во мраке девушка почувствовала, что краснеет при воспоминании о том, что случилось в библиотеке. Как она могла вести себя столь… столь распущенно? В сознании тут же возник убийственный ответ. Теперь и его светлость знает. При этой мысли Джорджиана содрогнулась. Она плотнее завернулась в плащ, наслаждаясь ощущением тепла. Шелковая подкладка ласкала ее обнаженные плечи. Невероятные модные наряды Фэнкон ничуть не помогали. Облаченная в шелка или атлас, она испытывала странное желание, чтобы ее обнимали и ласкали, как сегодня вечером. Подавив язвительный смешок, Джорджиана сказала себе, что вовсе не платья рождают в ней эти странные ощущения. Но в них было проще чувствовать себя… покинутой.

Отвергнув эти мрачные мысли, Джорджиана снова покраснела, вспомнив молниеносную реакцию Доминика, когда герцог и его друзья чуть их не застали. Она понимала, что он едва сдерживает смех, и сама изо всех сил старалась не рассмеяться. Размышляя об этом сейчас, Джорджиана удивилась тому, что не чувствует стыда, лишь разочарование.

Снова сосредоточившись, она постаралась вспомнить, что Доминик сказал позднее, перед тем, как они вошли в бальный зал. Сознание услужливо нарисовало его ласковый взгляд, скользящий по ее лицу и плечам. Потом он похвалил ее платье. Что именно он сказал? Что оно такое же прекрасное, как и темно-желтое шелковое.

Карета подпрыгнула на ухабе, и Джорджиана соскользнула с сиденья. Снова забившись в уголок, она невидящим взглядом провожала проплывающие мимо фронтоны домов.

Тут ее разум выхватил обрывок воспоминания, и в голове ясно зазвучали слова Доминика: «Оно, без сомнения, составит конкуренцию тому наряду из темно-желтого шелка, которое вы надевали на бал-маскарад».

Джорджиана ахнула.

– Джорджи, ты в порядке?

Хватая ртом воздух, Джорджиана заверила, что с ней все хорошо, и, снова сжавшись в комок в уголке кареты, полностью погрузилась в обдумывание сделанного ею открытия.

Он все знал!

А это, как она давно решила, могло означать только одно… На нее точно затмение нашло, разум отказывался принимать объяснение, единственное разумное объяснение.

Сердце Джорджианы забилось с удвоенной силой, грудь затрепетала от эмоций, разум пытался постигнуть немыслимое. Раз он обо всем знал, значит… О, великий боже!


Три следующих дня промелькнули в дымке счастья. Джорджиана едва осмеливалась верить своим умозаключениям, но при каждой встрече с лордом Элтоном все его слова и поступки подтверждали их. Он в самом деле ухаживает за ней. За ней – малышкой Джорджианой Хартли!

Белла ни о чем не подозревала, а Джорджиана, повинуясь шестому чувству, не спешила делиться с ней радостью. Белла, конечно, заметила, что она так и сияет, и, что было ей совсем не свойственно, не стала допытываться о причинах. Пребывающая в приподнятом настроении Джорджиана не обратила внимания на эту странность.

Ей удалось весьма искусно преподнести новость о том, что Доминик пригласил ее в Кэндлвик на Рождество и что она ответила согласием. Белла притворилась, что очень удивлена, но Джорджиана подозревала, что ей было известно о намерениях брата, – об этом свидетельствовала ее самодовольная улыбка.

Сегодня леди Чедвик устраивала торжественный вечер, и Джорджиана была уверена в том, что встретит там Доминика. Вне пределов бального зала они не виделись, и ей не потребовалось много времени, чтобы разгадать его стратегию. Хотя она и была молодой и наивной, но все же понимала, что, если Доминик станет открыто ухаживать за ней, это никак нельзя будет списать на простое желание помочь protégée своей сестры, поэтому они тут же сделаются объектами всеобщего пристального внимания. Джорджиана не имела ни малейшего желания становиться героиней светских сплетен, поэтому была очень благодарна Доминику за то, что он печется о ее репутации.

Ей приходилось довольствоваться лишь его ласковыми взорами, в которых она купалась всякий раз, как они встречались, нежным обещанием его улыбки и прикосновением его пальцев к ее. Но этого ей было совершенно недостаточно. Ей приходилось утешать себя тем, что, когда время будет подходящим, он наверняка постарается добиться ее расположения более явно и снова погрузит ее в мир пьянящих наслаждений, как тогда, в библиотеке Мессингем-Хаус.

Белла удалилась отдохнуть перед приемом леди Чедвик, и Джорджиана отправилась в свою спальню с тем же намерением, но сон как рукой сняло. В беспокойстве она вскочила с кровати и стала порхать по комнате, затем принялась танцевать вальс, предвкушая грядущий вечер. Ничего не видя перед собой, она не заметила, как открылась дверь, и, врезавшись во входящую в комнату Крукшэнк, сбила ее с ног.

– Ой! – Джорджиана схватилась за голову, испытывая головокружение. – Ой, Крукерс! Как ты меня напугала.

– Это я-то вас напугала? – воскликнула ее суровая горничная, поднимаясь с пола и со стуком захлопывая за собой дверь. – Ну-ка, мисс Джорджи, признавайтесь, что на вас нашло? С чего вам вздумалось кружиться, точно язычнице какой?

Джорджиана засмеялась и ничего не ответила. Хотя она и была влюблена, секрет свой никому открывать не собиралась. Никому, кроме Доминика.

Крукшэнк презрительно фыркнула.

– Что ж, раз уж вы все равно не спите, пойду распоряжусь, чтобы принесли вам воду для мытья. Займемся вашей красотой.

Думая о восхищении, которой прочтет во взгляде голубых глаз, Джорджиана с радостью согласилась.


На приеме у леди Чедвик вальс перед ужином предусмотрен не был, и Доминик пригласил ее на самый первый и самый последний вальс. Кружась по длинному бальному залу в свете канделябров, Джорджиана вдруг осознала, почему он всегда выбирает именно этот танец. Доминик прижимал ее к себе гораздо теснее, чем требовали нормы приличия. Она тут же покраснела, а он, мягко рассмеявшись, прошептал:

– Раз уж я не могу умыкнуть вас, любимая, в укромный уголок, где мы могли бы без опаски выразить взаимный интерес друг к другу, едва ли вам стоит отказываться от этого маленького наслаждения. – При этом лорд Элтон наградил ее таким взглядом, от которого она покраснела еще сильнее.

По окончании последнего вальса Джорджиана совсем запыхалась и пребывала как будто в дурмане. Со смехом отклонив чувственное приглашение подышать свежим воздухом на террасе – предприятие, как ей казалось, весьма опасное, – она ускользнула в дамскую гостиную. Для того чтобы прийти в себя, ей было достаточно выпить стакан холодной воды и несколько минут побыть в тишине. Ничего хорошего не выйдет, если Белла увидит ее в таком состоянии после танца со своим братом. Даже недальновидности ее подруги имелся предел.

Когда Джорджиана вошла в большую спальню на первом этаже, превращенную в дамскую гостиную, там не было ни души. Пригубив воды из стакана, принесенного услужливой горничной, Джорджиана подошла к высокому окну. Ночной воздух манил прохладой, и она вышла на маленький балкон. За ее спиной открылась и снова закрылась дверь гостиной, но она не обратила на это внимания. До тех пор, пока не услышала сказанные одной из вновь пришедших дам слова:

– Элтон такой циничный дьявол. Как думаешь, на этот раз он в самом деле намерен жениться?

Джорджиана медленно повернулась, чтобы видеть комнату. Притаившись в тени ниспадающих волнами занавесей, она стала незаметно наблюдать за двумя матронами. Обе были в годах и довольно грузные. Расположившись в креслах, они энергично обмахивались веерами, обсуждая нынешний вечер.

– Я бы сказала, да, – произнесла одна из них, та, что потолще, откидывая с лица изрядно увядшее страусиное перо. – Зачем ему в противном случае так утруждать себя ухаживаниями?

– Но ведь она совсем не в его вкусе, – возразила вторая, облаченная в сверкающее бомбазиновое платье. – Посмотри на Элейн Чэнгли. Мне бы очень хотелось узнать, отчего это такой денди, как Элтон, вдруг увлекся милой малышкой, чьи чары не идут ни в какое сравнение с чарами дам, к обществу которых он привык.

– А ты разве не слышала? – Полная дама склонилась ближе к подруге и, понизив голос, заговорщически зашептала: – Он охотится за ее землей. – Она снова села прямо и сведуще кивнула. – Похоже, что эта малышка унаследовала участок земли, который Элтон много лет пытается заполучить.

– Вот как? Что ж, это похоже на правду. А я-то все голову ломала, что на него нашло. – Шурша синим бомбазиновым платьем, дама встала и потянулась. – Идем же, Фанни. Если мы немедленно не вернемся, твой мальчик натворит что-нибудь, о чем ты потом будешь сожалеть.

Джорджиана будто приросла к месту. Она оставалась на балконе и после того, как две дамы, сетуя на вошедшие в моду несуразные оборки, удалились обратно в бальный зал.

Хартли-Плейс. Как бы Джорджиане хотелось ничего этого не знать! Но услышанные ею слова были не лишены смысла. Если верить Белле, это поместье было для ее брата настоящим помешательством. Сердце Джорджианы будто превратилось в груди в кусок льда. Медленно, с трудом сознавая, что делает, она шагнула с балкона обратно в комнату и поставила стакан, который до сих пор держала в руке, на боковой столик.

Подняв глаза, Джорджиана увидела свое отражение в висящем над туалетным столиком большом зеркале. На нее уставились большие обезумевшие глаза, ошеломленные и потрясенные. Нечего и думать возвращаться в бальный зал в таком виде.