– Договорились! – сказала Джетта.

* * *

Джетта сдержала свое обещание и прилетела в Покипси.

Подруги втроем сидели на травке перед главным зданием, подставив лица весеннему солнцу.

– О-о-ох! – потянулась Джетта. – Благодать! Здесь такая безмятежность, такая тишина. Вы не представляете, как мне этого не хватает. А в Голливуде столько всяких гадостей, с ума сойти можно.

– Скажи, трудно быть телезвездой? – спросила Александра.

– Вкалываю по пятнадцать часов в сутки, – вздохнула Джетта. – Между прочим, Роб Кремер вроде бы «голубой». А я... – она хотела сказать что-то еще, но передумала. – Ладно, Бог с ним.

– Ну, за эти выходные ты придешь в себя, – обнадежила ее Александра. – Мы тебя приглашаем на ужин, а потом купим хорошего вина, пойдем к нам в комнату и обо всем поболтаем.

У Александры была с собой стопка учебников, а Мэри-Ли, лежа на животе, царапала что-то в тетради. Она залечила лодыжку и еще больше похудела, а ее тициановские волосы были теперь заплетены в тяжелую косу, так что она стала похожа на валькирию.

– Что ты там строчишь? – полюбопытствовала Джетта.

– А, ерунда. Записываю кое-какие мысли для статьи, – туманно объяснила Мэри-Ли.

Через полчаса Мэри-Ли извинилась и покинула их под тем предлогом, что ей надо было позаниматься в лингафонной лаборатории. Они договорились встретиться перед ужином.

– Джетта, что тебя гложет? – спросила Александра, когда высокая, безупречно стройная фигура их подруги скрылась за деревьями.

Джетта ответила не сразу, но потом ее словно прорвало:

– Ты когда-нибудь притворялась в постели?

– В каком смысле?

– Сама знаешь. Притворялась? Изображала оргазм? – К своему стыду, Джетта расплакалась. – Я тут попробовала... Это был такой ужас...

Александра сочувственно подсела к Джетте поближе и обняла ее за плечи.

– Кошмарное унижение... Он... он... просто выставил меня за дверь.

Всхлипывая и вытирая нос бумажным платком, Джетта рассказала ей о своих злоключениях. Единственно, о чем она умолчала, – это о причастности семьи Провенцо к мафии. Она опасалась, что для Александры это будет слишком большим потрясением.

– Я правильно поняла: ты притворилась, что испытала все до конца, а он разозлился? – переспросила Александра, покачивая головой.

– Ну да. Ужасная глупость, правда? Я себя ненавижу. Почему, почему я ни на что не способна? У других все как у людей, а иначе он не требовал бы этого от меня. Если уж совсем честно говорить, – Джетта вконец смешалась, – я хочу по крайней мере знать, что именно я должна изображать, раз иначе у меня ничего не получается. Понимаешь, получается, что я вела себя как последняя дура.

Серебристый смех Александры зазвучал среди цветущих деревьев. Помимо своей воли Джетта тоже рассмеялась.

– Ну, что скажешь? Можешь помочь мне советом?

Александра прошептала:

– Надо, чтобы внутри... понимаешь... как будто пробежала судорога.

– Что?

– Ну, в самом конце внутри все сокращается, оттуда по телу расходится сладостная дрожь. Если опять придется притворяться, надо будет, наверно, так и действовать.

Джетта была озадачена:

– Каким образом?

Александра коротко рассмеялась:

– Джетта, у тебя, как и у всех, внизу есть мышцы. Ты же их сокращаешь, когда, к примеру, ходишь в туалет.

– Поняла. Это у меня получится.

– Дыши учащенно, слегка постанывай. Можешь вообще дать себе волю и делать, что в голову придет. Если не сдерживаться, то вообще легче достичь кульминации. Тот, кто стонет и даже кричит, продляет себе удовольствие. Наверно, при этом высвобождаются какие-то сдерживающие центры.

– Поняла, – сказала Джетта, покривив душой.

– Но самое главное, – добавила напоследок Александра, – старайся об этом не думать. Вообще не думай об этом.

* * *

Вечером они втроем, как и в прежние времена, сидели у себя в комнате в спальном корпусе, сплетничали, смеялись, поддразнивали друг друга, а между делом красили ресницы и обсуждали, что надеть на ужин.

– Что происходит с Мэри-Ли? – спросила Джетта Александру, когда их подруга пошла в ванную, чтобы переплести косу. – Ее что-то гнетет. Да еще она так исхудала – все ребра можно пересчитать.

– Действительно, она сама не своя. С тех самых пор, как мы вернулись из Дейтоны. Мать все время пишет ей в письмах разные гадости, издевается, дразнит толстухой, всячески обзывает. Потом звонит по телефону и повторяет то же самое. А Мэри-Ли безропотно выслушивает, только повторяет: «Да, мама», «Нет, мама», «Прости, мама».

– Кошмар!

– Мэри-Ли так жаждет материнской любви, что готова проглотить любую обиду, – объяснила Александра. – Страшно подумать: родная мать только и думает, как бы побольнее ее уколоть. Мэри-Ли постоянно делает какие-то записи и прячет от меня тетрадку. Кроме того, она все время звонит кому-то по телефону, но не из нашей комнаты, а снизу, из вестибюля.

Джетта покачала головой.

– Прямо мистика. Может быть, хоть сегодня она разговорится? С кем же ей еще поделиться, если не с нами?

Однако после ужина к ним на огонек забежало несколько студенток. Они засиделись до половины четвертого, рассказывали о своих приключениях и выпили несколько бутылок вина.

На следующее утро Джетта прощалась с подругами на остановке маршрутного автобуса.

Мэри-Ли нервничала и суетилась. Она попросила Джетту:

– Если услышишь какие-нибудь сплетни про мою мать, сразу сообщи мне, ладно? Или, может быть, прочтешь о ней заметку в газете, пусть даже в несколько строчек, – вырежь и перешли мне. В службе информации такая услуга стоит слишком дорого.

Джетта искоса посмотрела на нее и ответила:

– Будь спокойна, все сделаю.

Она обнялась с подругами и добавила:

– Смотрите меня по «ящику», девчонки.

Джетта скользнула в автобус и опустила дымчатое стекло, чтобы помахать им на прощание.

Александра и Мэри-Ли стояли обнявшись. Джетта уезжала от них в свой далекий мир.

* * *

Вернувшись в Беверли-Хиллз, Джетта с головой ушла в работу, решив навсегда вычеркнуть из памяти Нико, а вместе с ним и свои неудачи в постели. Зрительскую почту по-прежнему приносили ей мешками. Писем каждую неделю становилось все больше. Она несколько раз поймала на себе одобрительный взгляд режиссера, а однажды, к ее огромной радости, вся съемочная группа зааплодировала ей после особенно трудной сцены.

Прямо в павильон ежедневно доставлялись пышные букеты темно-красных роз для Дэррил Бойер. Их присылал ее жених, Ричард Кокс. Актриса расставляла их на столах у себя в гримерной и не убирала, пока они не осыпались. Отношения жениха и невесты были окружены романтическим ореолом: богатый, привлекательный мужчина встретил красавицу-актрису и влюбился без памяти с первого взгляда.

Показ сериала «Кэньон-Драйв» приостанавливали до осени, и бракосочетание было приурочено к окончанию съемочного сезона. В порыве великодушия Дэррил пригласила на свадьбу всю съемочную бригаду, от звезд первой величины до осветителей. Торжественный ужин был заказан в саду отеля «Бел-Эйр».

* * *

Содержание последней серии, в которой рассказывалось об авиакатастрофе, держали в строжайшей тайне. Даже сами актеры не знали, кому из персонажей суждено выжить и вновь появиться на экране в следующем сезоне. В студии только и разговоров было о том, кого вычеркнут из сюжета. Все трое сценаристов как в рот воды набрали и целыми днями совещались за закрытыми дверьми.

– Не иначе как выбросят мою роль, – сетовала Памела, пока они с Джеттой ожидали своей очереди в костюмерной. – Мне уже за пятьдесят, а зрителям подавай молоденьких. Писем я получаю много меньше, чем Дэррил. Да и на что можно рассчитывать, когда под глазами мешки, а шея вся в морщинах?

– Ерунда, – возразила Джетта, – вас все любят. И никаких мешков под глазами у вас нет.

Памела грустно улыбнулась:

– Милая моя, если бы только под глазами! Я и сама уже почти как мешок. Правда, можно обнадеживать себя тем, что они пощадят единственную старушенцию в этом семействе. Бог даст, сколько-нибудь еще продержусь.

Однажды утром Джетта забежала в кабинку женского туалета. До нее донеслись два женских голоса: в туалет зашли покурить две гримерши – Линда, свидетельница ее стычки с Дэррил, и Тилли Милгром, которую нередко присылали в помощь Линде.

– С ума сойти, что делается, – говорила Линда. – Эта Дэррил Бойер всех переплюнула. Говорят, с ней спят и Расти Коула, и Бен. И ее собственный женишок.

Джетта боялась пошевелиться. Расти Коула был помощником продюсера, а Бен Мартильяна – главным оператором «Кэньон-Драйв».

– Она хоть с удавом в постель ляжет, лишь бы получить роль, – лениво сказала Тилли.

– Сейчас у нее одна забота: удержать свою роль. Она сегодня при мне разговаривала с Расти. Как ни странно, он ее внимательно слушал – наверно, она его здорово ублажает, – продолжала Линда.

– Ты так считаешь?

– Ну конечно. А услышала я вот что: первой, кто сгорит ясным пламенем в этой авиакатастрофе, будет Джетта Мишо. Жаль ее, симпатичная девчонка. Но Дэррил ее сожрет и не поперхнется. Знаешь ведь, как говорят: «Кто прогневал леди Дэррил...»

Наконец обе гримерши вышли из туалетной комнаты, оставив за собой густое облако табачного дыма.

Только тогда из кабинки появилась Джетта. Ее душила обида, на глаза навернулись слезы. Значит, ее роль выбросят из сценария. Она снялась всего лишь в восьми сериях; эта роль впервые дала ей возможность заявить о себе. Какая вопиющая несправедливость...

Джетта напряженно задумалась и нахмурила брови. Если Дэррил не гнушается оказывать давление на продюсера, то и ей не зазорно будет заняться тем же, только с умом. Кто поможет ей подобраться к Расти Коупа?

Ответ нашелся быстро. Нико.

* * *

В Чикаго бушевал ветер. Джетта взяла такси и, доехав до Лейк-Шор-Драйв, сразу заметила восьмиэтажный комплекс «Провенцо Плаза билдинг».

– Маленькая Сицилия, – понимающе сказал молодой таксист-грек. Он всю дорогу пытался назначить Джетте свидание.

Она вытащила из сумки кошелек.

– Слушайте, вы хотите, чтобы я ждать здесь? Или приехать за вами позже. Что угодно. Вот моя карточка. Питер Спиро. Звоните мне в любое время. В любое время.

– Я точно не знаю, сколько здесь пробуду, – сказала Джетта.

– Будьте осторожны, – предупредил он, когда Джетта выходила из машины.

Она захлопнула за собой дверцу и, придерживая подол красного шелкового платья, направилась к главному входу, отворачивая лицо от колючего ветра.

Ветер впереди нее ворвался в просторный мраморный вестибюль.

– Вы к кому? – За столиком с мраморной столешницей сидел вооруженный охранник. Перед ним стояли телефонный аппарат, монитор и видеотелефон.

– К Нико Провенцо, – ответила Джетта, предъявляя охраннику визитную карточку Нико. – Скажите, пожалуйста, номер его квартиры.

Охранник не спускал с нее глаз.

– Вам назначено?

– Да, – солгала она. – Я... по важному делу.

По его непроницаемому виду трудно было понять, поверил он или нет.

– Ваша фамилия?

– Мисс Мишо.

– Подождите, я позвоню.

Джетта шагала взад-вперед по вестибюлю. Ее высокие каблучки стучали по мраморному полу. Сейчас она была довольна, что все идет по плану. Хорошо, что она не стала предварительно звонить ему и просить о встрече. Не прогонит же он ее, если она уже здесь. Откроет дверь хотя бы из любопытства.

Она достала пудреницу и привычно посмотрелась в зеркальце, потом быстро достала помаду и слегка подкрасила сочные, яркие от природы губы. Подумаешь, сказала она себе, на пробах было еще страшнее, однако все сложилось наилучшим образом. Она и в этот раз добьется своего. Надо только ловить момент и говорить быстро.

* * *

На шестом этаже шло совещание. Семеро мужчин сидели за столом. В комнате надрывалось радио. Эта необходимая мера предосторожности принималась на тот случай, если ФБР установило в здании подслушивающие устройства.

На фирменных конвертах и бланках, изготовленных из самой дорогой бумаги цвета слоновой кости, красовалась со вкусом выгравированная шапка: Провенцо Груп, Инк. Председателем правления был Сэм Провенцо. Президентом значился Джованни Д'Стефано, по прозвищу Вэн, возглавлявший финансово-кредитный банк «Италио-Америкэн Сэйвингс энд Лоун», который также контролировала семья Провенцо.

Сэм Провенцо, патриарх семьи, обвел глазами круглый дубовый стол. Его охватила гордость, к которой примешивалась тревога.

По правую руку от него сидел Ричард Фрэнсуорт, при рождении нареченный Рикко Фрондитти, вице-президент того же финансово-кредитного банка. Ему, выпускнику одной из лучших школ бизнеса, были доверены семейные банковские операции. Как и Д'Стефано, Фрондитти приходился близким родственником Провенцо и был связан с ними кровной клятвой.