Его глаза вспыхнули холодным блеском:

– Да, представь себе, я ценю непорочность.

– Скажите на милость, он ценит непорочность! – вскипела Джетта. – Не смеши меня! Ты без возбудителей в постель не ложишься! У тебя целый склад искусственных членов, вибраторов, смазок и черт знает чего. До встречи с тобой я о таких штуках и понятия не имела.

– Джетта... – предостерегающе начал он.

– Да что там говорить! У тебя одно на уме: поскорее уложить меня под себя. Я тебе только для этого и нужна!

– Замолчи, – процедил он сквозь зубы. – Кругом люди.

– Не замолчу. Я тебе не подстилка. Мне каждый раз...

– Прекрати – или я встану и уйду, – перебил Нико. Через пять минут он так и поступил.

Джетта сидела в темном зале, уставившись на экран, но не могла сосредоточиться. Ее душила обида. После просмотра она взяла такси и поехала к Сибилле Шеперд, которая пригласила к себе избранных гостей.

У Сибиллы собралась пестрая голливудская компания. Из динамиков неслась оглушительная музыка: Линда Ронштадт пела новую балладу Александры Уинтроп. Для Джетты это была ничем не примечательная вечеринка. Много воды утекло с тех пор как она, дрожа от волнения, входила с матерью в дом Брэдли Голдфарба. Теперь она стала своей в этом кругу.

– Надо же, мы снова встретились. – Рядом с ней неожиданно возник Дерек Уинтроп.

– Вы проникли сюда хитростью?

– Сознаюсь, виноват, – усмехнулся он. – Помогли друзья из высших сфер. Послушайте, а что если мы отсюда удерем, посидим где-нибудь в баре, немного поболтаем?

Джетта ответила не сразу. Если Нико узнает, ей это даром не пройдет.

– Поверьте, я вас не съем. Просто посидим где-нибудь вдвоем.

– Подождите, я только что вошла. Не знаю, возможно... Мне бы хотелось выпить крюшона. Сладкого, с тропическим вкусом и с кусочками ананаса, только не слишком калорийного.

– Я знаю, где такой подают, – заверил Дерек.

Не прошло и двух месяцев, как Джетта и Дерек Уинтроп стали очень близкими знакомыми. Он заинтриговал ее некоторой загадочностью и остроумием, а также абсолютной уверенностью в своей неотразимости. Действительно, какая-то сила притягивала к нему окружающих. Джетта с интересом наблюдала, как в ресторанах Бостона к их столику стекалась масса людей, которые желали завести знакомство не с ней, а с Дереком.

Их роман разворачивался на двух побережьях. Каждую пятницу Дерек присылал Джетте цветы, а дважды в месяц заказывал для нее билеты в Бостон на выходные дни.

Она находила Дерека посредственным любовником. За предварительные ласки она бы поставила ему «четыре», а за выносливость – едва-едва «троечку». Как только приближался кульминационный момент, он заставлял ее говорить непристойности и даже сдавливать самые чувствительные места, чтобы ему было больно.

Джетта мирилась с этими безобидными причудами. Она рассудила, что иначе он будет вообще ни на что не способен. С Дереком ей не приходилось рассчитывать на полное удовлетворение. Видимо, Нико Провенцо был единственным мужчиной, с кем она могла разделить миг высшего наслаждения.

Сенатор и мафиозо. Кто бы мог подумать...

Теперь, когда она ловко манипулировала двумя любовниками, ее жизнь приобрела особую остроту. Дерек и Нико не подозревали о существовании друг друга, хотя оба нередко наезжали в Лос-Анджелес: Нико – по таинственным «семейным делам», а Дерек – на конференции по торговле с Латинской Америкой.

Чтобы разделить две фазы своей интимной жизни, Джетта использовала автоответчик. Принимая у себя одного из любовников, она отключала звонок и до минимума уменьшала громкость, так что ее ответ, заранее записанный на пленку, в доме был не слышен.

Но однажды в июне, когда Нико появился в Лос-Анджелесе и остался на выходные, она утратила бдительность.

Они с Нико лежали в спальне, изящно отделанной бледно-лиловым ситцем, и читали воскресный номер «Лос-Анджелес таймс». Покрывало сбилось в сторону. Над постелью витал мускусный запах разгоряченных тел и пряный аромат огромной пиццы, ждущей своего часа в картонной коробке между ними.

Когда белый с золотом телефон залился трелью, Джетта мгновенно прокляла свою забывчивость. Нико всегда расспрашивал, кто ей звонит, и, если она не снимала трубку, требовал объяснения причин.

Джетта подбежала к аппарату.

– Алло?

– Детка, это я, – раздался у ее уха вкрадчивый голос Дерека Уинтропа.

– Вы не туда попали, – быстро ответила она и повесила трубку.

Телефон немедленно зазвонил снова, и опять Джетта подскочила как ужаленная.

– Вы ошиблись номером, – раздраженно крикнула она и незаметно отключила звонок, соображая, что можно будет наврать Дереку.

Вернувшись к кровати, Джетта плюхнулась рядом с Нико.

– Вот черт! – воскликнула она. – Прямо хоть меняй номер. Постоянно звонят какие-то идиоты.

– Какие идиоты? – Нико оторвался от газеты. Его мускулистый торс был покрыт блестящими черными завитками; можно было подумать, что он позирует для эротического журнала.

Джетта нервно рассмеялась.

– Не знаю, куда деваться от этих дурацких звонков. А ты бы посмотрел, какие я получаю письма – можно подумать, кругом сплошные психи. Один предлагает мне руку и сердце, другой скорбит, что я в последней серии сделала аборт, третий возмущается, зачем я ношу манто из меха убитых животных. А недавно один полоумный написал, будто Господь Бог нам с ним повелел произвести потомство, которое спасет мир. – Она захихикала. – Честное слово! Сибилле тоже пришло почти такое же письмо.

Нико пронзил ее взглядом.

– Любопытно, – тихо сказал он.

Джетта прильнула к нему, выхватила газету и проникновенно заговорила:

– Миленький мой, зачем ты забиваешь себе голову этими несчастными биржевыми сводками? Такая скука, и все одно и то же, разве нет? Купи, продай, сколоти капитал.

Под его пристальным взглядом Джетта поежилась и замолчала. После некоторого раздумья Нико заговорил:

– Люди покупают и продают акции без разбора. Большей глупости не придумаешь. Я предвижу крах фондовой биржи в ближайшие год-два. Если у тебя есть акции, надо поскорее сбыть их с рук.

– Этими вопросами занимается мой поверенный.

– Тебе надо с ним поговорить. А лучше поручи это мне.

Нико потянулся к Джетте и покрыл поцелуями ее лицо и шею. От прикосновений его быстрого, чувственного языка Джетта блаженно постанывала. Только сейчас ей удалось расслабиться. Нельзя забывать про автоответчик, иначе недолго потерять Нико.

* * *

В тот год у Александры вышел третий платиновый диск. Баллада «Женщина простит», написанная для Кенни Роджерса и Барбары Мэндрелл, получила международное признание и вошла в «топ-твенти».

В названиях всех песен Александры так или иначе фигурировало слово «женщина». Оно сделалось ее фирменным знаком.

В июле у Коксов гостила Джетта. Она прилетела на уикэнд. Как назло, все выходные не переставая лил дождь.

– Что новенького в музыкальном мире? – спросила она.

Александра светилась от радости.

– У меня столько замыслов! Настоящий творческий подъем. Я разговаривала с дирекцией «Ариста рекордс» – они собираются выпустить целый альбом с моими балладами в исполнении разных певцов.

– Потрясающе!

Александра подошла к белому роялю, который занимал центральное место в гостиной Коксов.

– Хочешь послушать, что я написала совсем недавно?

– Хочу, но сперва сыграй мне «Ласковую женщину», хорошо? Я могу ее слушать сколько угодно. Она в точности передает мои чувства к Нико.

Джетта забралась с ногами на длинный, обтянутый нарядной тканью диван и закрыла глаза.

По комнате разлился теплый голос Александры. «Всю нерастраченную ласку я сберегала для тебя» — пела она. Джетта слушала как зачарованная. Песня проникала в самую душу, вызывая светлую, щемящую грусть.

– Бесподобно, – вздохнула она, когда смолкли последние ноты. – Бесподобно. Просто нет слов! Как тебе удается выразить такую печаль?

– Как, Джетта, разве это печальная песня?

Джетта не успела ответить, как в комнату притопал Трип, а следом за ним вошла няня с трехмесячным Энди на руках.

– Мама, мама! – Трип подбежал к Александре. Красивые дети, круглолицые, беленькие, хоть снимай их для рекламы, подумала Джетта. Она не сводила глаз с Трипа. Уже сейчас можно было представить, в какого неотразимого мужчину он превратится, когда вырастет.

– Трип услышал звуки рояля и попросил, чтобы вы ему что-нибудь спели, – улыбнулась Брауни.

– Вот и хорошо. Я как раз сочинила для него песенку – закончила прошлой ночью.

– Песенку, – нетерпеливо просил Трип. Руки Александры застыли над клавишами.

– Песенка про белочку, – объявила она. – Про веселую белочку.

Прозвучал вступительный аккорд.

– Про беличку? – Трип только-только начинал говорить. В год и три месяца он значительно обгонял в развитии своих ровесников.

– Про белочку, – отчетливо повторила для него Александра. – Жила-была попрыгушка и хохотушка белочка. Больше всего на свете она любила танцевать.

Песенка звучала легко и задорно. Джетта не удержалась и принялась притопывать ногами в такт. Трип, стоя возле рояля, отбивал ритм пухлым кулачком. Джетта рассмеялась, с умилением глядя на малыша. Так или иначе, Александра получила все, к чему стремилась. У нее любящий муж, который не только хорош собой, но и сказочно богат. Двое прекрасных детей. И, конечно, творчество: можно было подумать, что музыка дается ей легко, без малейших усилий.

Александра не превратилась в типичную жену миллионера, думала Джетта. Она всегда сохраняла свою индивидуальность.

Песенка кончилась.

– Еще про беличку! Еще!

Александра со смехом сгребла сына в охапку и усадила за рояль рядом с собой. Джетта попросила дать ей подержать маленького Энди и почувствовала, как ее согревает частичка счастья этой семьи.

Нельзя сказать, чтобы ее собственная жизнь сложилась неудачно. Вовсе нет. Миллионам женщин такая жизнь и во сне не снилась. Тогда почему же она отчаянно завидовала своей подруге? Почему вдруг почувствовала себя обделенной?

Няня увела детей спать. Джетта и Александра потягивали вино и не могли наговориться друг с другом. Они позвонили Мэри-Ли, которая не сумела в тот день присоединиться к ним. Каждая взяла трубку, после чего они болтали без умолку добрых два часа.

– Я до сих пор в сомнениях насчет замужества, – призналась Мэри-Ли, закончив рассказ о своей новой программе – она брала интервью у Генри Киссинджера. – Не знаю, нужно мне это или нет. Джейк поставил мне ультиматум: либо за полгода я выбираю обручальное кольцо, либо через полгода мы расстаемся.

Подруги обсудили все за и против. Александра полагала, что Мэри-Ли не должна упускать своего счастья, потому что Джейк искренне любит ее. Джетта, в свою очередь, считала, что все сомнения Мэри-Ли объясняются ее прохладным отношением к Джейку.

– Я-то думала, вы мне дадите дельный совет, – сказала Мэри-Ли через час. – Но, похоже, вынесение вердикта откладывается. Еще я вам хотела сказать, что моя мама в больнице – возможно, вы слышали. Ее положили на обследование: почему-то она стала терять память.

– Терять память? – поразилась Джетта.

– Да, именно так, – взволнованно подтвердила Мэри-Ли. – Знаменитая Мариетта Уайлд, написавшая Бог весть сколько романов, с трудом вспоминает, куда засунула ключи. Не знаю, заметили вы или нет, но за последние три года она не опубликовала ни одной новой книги. У нее был в запасе роман на китайском материале, но издатель его отверг. Говорит, что это «непечатное произведение».

– Что с ней стряслось? – спросила Александра.

– Могу тебе сказать, – ответила Мэри-Ли. – Врачи у нее усматривают то авитаминоз, то побочное воздействие снотворного, то нарушение мозгового кровообращения. Но я-то знаю, что это такое. Здесь витаминные пилюли не помогут.

– Какое же это заболевание? – снова спросила Александра.

В голосе Мэри-Ли послышались горькие нотки.

– У нее синдром Альцгеймера. Вот ведь ирония судьбы, правда? Она пыталась мне внушить, что у меня страшная болезнь, а теперь оказалось, что болезнь поразила ее самое. Мне, конечно, придется взять на себя заботу о ней. Получается, что она, хоть и таким изощренным способом, все равно будет сживать меня со свету.

Потом Джетта с Александрой еще долго сидели в спальне и, откупорив вторую бутылку вина, смеялись и болтали. Джетта начала рассказывать то, о чем невозможно было говорить по телефону. Она описала их ночные безумства с Нико, не скрыла, что он давал ей возбудители, и посетовала, как сложно крутиться с двумя любовниками.

Но даже в порыве откровенности Джетта умолчала об одном. Она не назвала имени своего второго возлюбленного, опасаясь, что Александра не одобрит такой связи.