– Я не могу сейчас раскрывать все карты, но вечер задуман в своеобразном и неожиданном ключе. Планируется выступление балетной труппы под управлением Туайлы Тарп; перед гостями будут петь Тони Беннетт и Брюс Спрингстин. Мы пригласили известного голливудского художника-декоратора, договорились с лучшими флористами о создании цветочных композиций и даже заказали известнейшему художнику ледяные скульптуры.

– Вы ничего не сказали о том, что в отеле в любой момент может вспыхнуть забастовка, – заметила Дана Чен, выслушав рассказ Александры. – Не может ли это поставить под угрозу все ваши замыслы?

– Нет, – твердо сказала Александра. – Я уверена, что все разногласия с профсоюзом будут улажены – это отвечает интересам обеих сторон.

– Ну, а все-таки? Если не удастся достичь соглашения, что тогда? Вы перенесете прием в другое место или вообще отмените его?

Александра улыбнулась, ничем не выдавая своей тревоги:

– Такие возможности мы даже не рассматриваем, мисс Чен.

– Хорошо; тогда ответьте, пожалуйста, не думаете ли вы, что положение осложняется из-за упрямства вашего мужа? Насколько я понимаю, он отказывается идти на какие бы то ни было компромиссы.

Александра встала.

– Я не уполномочена обсуждать дела моего мужа.

– И все же, миссис Кокс...

– Благодарю вас за проявленный интерес, мисс Чен. Интервью заняло более часа; теперь, к сожалению, меня ждут другие неотложные дела.

* * *

Через полчаса приехала Долли, и они с Александрой помчались на такси в отель «Фитцджеральд», где шло совещание по вопросам безопасности. В нем принимали участие сотрудники секретных служб, агенты ФБР, представители британской стороны, офицеры полиции штата Иллинойс и города Чикаго, а также частные детективы.

– Вся королевская рать, – пошутила Долли.

– Да, в самом деле, – подхватила Александра. – И не могу сказать, чтобы мне это было очень приятно. Если не соблюдать чувство меры, то наш прием будет больше похож на театр военных действий.

Совещание вел Джек Слэттери. Было решено, что у входа в танцевальный зал будет установлен полицейский кордон, усиленный чикагской полицией и частными детективами. Досье всего персонала подлежали тщательной проверке; служащих ожидал личный досмотр на предмет ношения оружия. Гостей предполагалось пропускать через металлоискатель.

Через три часа, когда совещание близилось к концу, Александра громко спросила:

– Мы ничего не забыли?

Все головы повернулись к ней.

– Наблюдение с вертолетов? Миноискатели? – уточнила она. – Можно теперь мне взять слово? Поймите, ведь это банкет. Предусмотрите все, что полагается в таких случаях, но постарайтесь действовать ненавязчиво. Я не могу допустить, чтобы мои гости были поставлены в неловкое положение.

* * *

Александра и Ричард договорились встретиться в дирекции отеля в половине седьмого. Александра приехала пораньше и позвонила домой, чтобы узнать, какие поступили сообщения. Оказалось, что среди множества звонков был один неожиданный: из школы, где учился Трип.

Она тут же набрала номер директора школы, миссис Локвуд. По счастью, та задержалась у себя в кабинете дольше обычного.

– Да, миссис Кокс, я хотела поставить вас в известность о сегодняшнем происшествии.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась Александра.

– Нет-нет, ничего страшного, – поспешила успокоить ее миссис Локвуд. – Наоборот, вам будет приятно. Сегодня ваш сын вступился за одноклассника, которого обижал старший мальчик. При этом ваш сын не полез в драку, но сумел оттащить обидчика.

– Значит, Трип совершил благородный поступок? – Лицо Александры осветилось улыбкой.

– Ваш ребенок выделяется среди своих ровесников, миссис Кокс. Его отличает редкое добросердечие. Он охотно помогает другим, берет под свою защиту слабых. Вы можете им гордиться.

– Мы им гордимся, – с благодарностью ответила Александра.

Через десять минут она присоединилась к Ричарду. Для них из директорской столовой должны были доставить легкий обед, чтобы Ричарду не пришлось надолго отрываться от работы.

Когда Ричард услышал о звонке из школы, он тоже просиял от родительской гордости. Потом Александра поднялась с кресла, подошла к окну и остановилась.

– Ричард, меня все спрашивают, не сорвется ли наш прием из-за выступлений профсоюза. Я отвечаю «нет». Но мне непонятно, что происходит на самом деле. Разве меня это не касается?

Ричард откинулся на спинку стула и рассеянно сказал:

– Гномик, я же просил тебя не волноваться, помнишь?

– Помню, Ричард. Но ничего не могу с собой поделать. Меня осаждают журналисты, и я должна иметь наготове хотя бы мало-мальски убедительный ответ. Рич, у нас неприятности? Ты что-то скрываешь?

Ричард подошел к Александре и положил руку ей на плечо.

– Со дня на день все вопросы будут решены.

– Как я должна это понимать? – Она заметила у него под глазами сетку мелких морщинок. – А не случится ли так, что прилетит принцесса Диана в бриллиантовой диадеме, а ее встретит какой-нибудь Танк Марчек со своими головорезами и сунет ей под нос плакат: «Убирайся восвояси»?

– Бог с тобой! Это исключено.

– Если не это, то что нас ждет? Просвети меня.

После некоторого колебания Ричард сказал:

– Ну, хорошо, слушай. Все угрозы этого профсоюза – не более чем сотрясение воздуха. В худшем случае нам придется обратиться в федеральный суд за постановлением о трехмесячной отсрочке забастовки. За это время страсти улягутся и можно будет возобновить переговоры.

– Ясно.

Улыбка Ричарда получилась вымученной; от этого его лицо приобрело еще более усталое выражение.

– Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что поводов для волнения нет. Если бы ты повнимательнее слушала меня...

Александра уже начала было успокаиваться, но последняя фраза подлила масла в огонь. Высокомерный тон мужа казался ей оскорбительным.

– Чушь собачья, – бросила она. Ричарда покоробила несвойственная ей грубость. – Я всегда тебя внимательно слушаю. И что же я слышу? Я слышу, что ты безмерно упрям и не желаешь искать никаких компромиссов. И только по этой причине ситуация зашла в тупик. Ты удавишься, но не уступишь ни дюйма. Об этом, кстати, трубят все газеты.

– С каких пор ты уверовала в непогрешимость прессы? Мне представляется, что у тебя слишком примитивный взгляд на вещи...

– Вовсе нет! Но я прекрасно понимаю, что ты хочешь этим сказать.

Ричард повысил голос. Он не терпел, когда его брали за горло.

– Нечего выискивать в моих словах тайный смысл. Не устраивай мне истерику.

Александра в упор смотрела на мужа, хотя слезы щипали ей глаза.

– Что с нами происходит? – Спазмы не давали ей дышать. – Послушай себя.

– Мистер Кокс, Луи доставил обед, – раздался из динамика голос секретарши.

Ричард нервно нажал на кнопку:

– Пусть подождет.

– Ричард, – умоляюще сказала Александра, – я понимаю, что на карту поставлено слишком многое, и ты не все можешь мне сказать. Но не вымещай на мне свои неудачи. Пожалуйста, никогда не делай этого. Наверно, тебе все же стоит пойти на некоторые уступки, хотя бы в малом. Можно хоть в чем-то проявить добрую волю, бросить им кость, в конце концов.

Его лицо приняло сердитое и обиженное выражение.

– Уж не берешь ли ты их сторону?

– Нет, Ричард, никоим образом. Я только хочу, чтобы ты проявил известную гибкость.

– Александра, – вздохнул он, – ты знаешь, что я оказался в достаточно сложном финансовом положении. Наша задолженность различным службам доходит до десяти миллионов в месяц. Сложное положение – это еще очень мягко сказано.

– Мне это известно. – Александра видела, что его нервы напряжены до предела, и мгновенно остыла. Она обняла его и зарылась лицом ему в грудь. – Ричард, Рич, я тебя люблю. Мне очень тяжело, когда мы ссоримся, а это случается все чаще.

– Разве мы часто ссоримся? – искренне удивился Ричард.

– Да, часто, очень даже часто, – воскликнула Александра – и сама засмеялась.

* * *

Как только Александра и Луи расчистили стол после обеда, Ричард позвонил своему официальному представителю на переговорах.

– Как дела? – нетерпеливо спросил он без всяких предисловий.

– Уперлись, сукины дети. Ни туда ни сюда.

Рэй Секкиа охрип от многочасовых дебатов. В переговорах с каждой стороны участвовали до пятнадцати адвокатов и целый ряд других специалистов. Двери конференц-зала не закрывались по двое суток – члены делегаций торопливо глотали сэндвичи, изредка выскакивали в туалет и время от времени по одному уходили прикорнуть где-нибудь в кресле. Страсти накалились до предела. Разговор велся на повышенных тонах; пару раз дело едва не дошло до рукопашной.

– Черт, – резко выдохнул Кокс.

– Эмил Марчек нам уже поперек горла стоит. Не понимает человеческого языка. У них что ни требование – то ультиматум. Ни о каких исключениях или компромиссах и слышать не желают. А полчаса назад, чтоб им пусто было, выкинули новый номер.

– Что еще такое?

– Они претендуют на участие в прибылях – слушайте внимательно – при гарантированном минимуме выплат. Каковы наглецы, а? Прут напролом. Где это слыхано, чтобы в нашей жизни были какие-то гарантии, тем более в прибылях!

– Это тактический ход, – сказал Ричард. – Выдвинуть заведомо невыполнимое требование, а потом демонстративно пойти на уступку.

– Эти поганцы не пойдут ни на какие уступки, мистер Кокс. У них от пива мозги размягчились.

– А что Робби Фрейзер? Он там?

– У него жена в больнице. Его вызвали...

– Черт побери, придется мне срочно ехать к вам, – недослушал Ричард. – Буду через двадцать минут.

Он прошел в ванную комнату, примыкающую к кабинету, и пять минут постоял под колючим холодным душем, потом побрился, высушил феном волосы и переоделся в свежую белоснежную рубашку. В накаленной и лихорадочной атмосфере переговоров он хотел выглядеть подтянутым и хладнокровным.

Не прошло и десяти минут, как он уже поднимался в скоростном лифте на сороковой этаж Центра Джона Хэнкока.

– Мистер Кокс? Сюда, пожалуйста.

Не обращая внимания на администратора, Ричард энергичной походкой вошел в конференц-зал. За густой пеленой табачного дыма глаза едва различали темно-синий ковер, кожаные стулья и длинный полированный стол. Все головы повернулись к Ричарду.

За столом сидело восемь человек; все они были без пиджаков. Четверо представляли профсоюз, четверо других состояли в штате у Ричарда. Последние, увидев его, вздохнули с тайным облегчением. Они держались из последних сил.

– Ну что, Кокс? – сощурился Танк Марчек. – Приехали дать нам то, что принадлежит нам по праву?

– Я приехал для участия в переговорах, – сухо ответил Ричард, снял пиджак и повесил его на спинку стула.

* * *

В обнесенном стеной дворике дома Провенцо возились четверо мальчишек. Они галдели и норовили выхватить друг у друга пульт управления игрушечным автомобилем. Все четверо сорванцов были кудрявыми и миловидными, особенно младший, Дэйви, которому исполнилось всего четыре года.

Сэм Провенцо с отеческой гордостью наблюдал за своими отпрысками из окна загородного дома.

– Лихой парень этот Дэйви, – любовно сказал он, обращаясь к шестерым присутствующим, которые сидели за столом, прихлебывая кофе, и изучали деловые записи. – Наша семья еще будет им гордиться. Я подумываю отправить его учиться в Гарвард. – При этом тон крестного отца неожиданно сделался мечтательным. – Пусть набирается ума, как наш Николо. Поступит на маркетинг или еще на какую-нибудь хреновину; глядишь, и нас станет просвещать. Во всем будет понимать толк.

По комнате пронесся шорох; лишь двое невозмутимых охранников у входа хранили спокойствие.

Сэм буравил глазами Нико. Тот с вызовом встретил отцовский взгляд. Ну что за шалопай, никакого почтения к старшим. И все же Сэм несказанно гордился им. Единственный в семье получил образование, да еще какое! Гарвардский университет, шутка ли сказать!

Сэм чувствовал, что избаловал его, но все время заставлял соперничать с тремя старшими братьями. А как еще, черт побери, можно сделать из мальчишки мужчину? При всем том он не понимал своего любимца, а по правде говоря, и не стремился к этому.

Однако надо было продолжать совещание.

– Поди ж ты, – Сэм решил закончить вынужденное отступление, – у меня сыновей – что жеребцов в конюшне, восемь штук, и все как на подбор.

Отец здорово сдал за последние два-три года, думал Нико, холодно глядя ему в глаза. В волнистой шевелюре соли стало больше, чем перца, жесткие усы тоже поседели. Щеки дряблые, на правом виске старческие пятна.

Когда-то отец – умный, властный, жестокий – был для него идеалом. Эти времена канули в прошлое. Давным-давно. Теперь их связывали только общие дела. Сегодняшний семейный совет, который тянулся уже сорок минут, был посвящен отмыванию полученных денег: федеральные власти стали проявлять излишний интерес к сделкам, совершенным в Голливуде.