– Я понял, ладно!? Я должен найти Таби. Не хочу, чтобы она бродила тут расстроенная.

Я нахожу ее в коридоре у туалета вместе с Джилл. Я прибавляю шаг и быстро встаю между ними.

– Что, твою мать, здесь происходит? – требую я, мой взгляд впивается в Джилл.

– Я рассказываю твоей маленькой подружке все о тебе. Кто-то же должен предупредить ее.

– Серьезно? Думаешь, если отсосала мне пару раз, то все обо мне знаешь? – повышаю голос. – Ты шлюха и пьянчушка. Даже не знаешь, блядь, о чем говоришь.

Таби прикасается к моей руке.

– Вэндал, пожалуйста…

– Рене была одной из моих лучших подруг. Ты ведь не догадывался, Алекс? – оскорбляет она.

Мой желудок сжимается. Я понятия не имел, что Джилл дружила с Рене. Может ли мир быть еще теснее?

Я наклоняюсь ближе к Джилл.

– Нет, не думаю, что у тебя было много друзей, ведь ты злобная сука! – лаю я ей на ухо.

– По крайней мере, я не убийца, – бросает она мне в лицо.

Я ударяю кулаком по двери рядом с головой Джилл, и она подпрыгивает.

– Заткни пасть, тебе лучше держаться подальше от моей жизни и моих близких. Ты сблизилась с группой через трах, иди и найди себе новых жертв. Завтра с тобой свяжется мой адвокат и выдвинет обвинение в преследовании.

Я хватаю руку Таби и тащу ее вниз по коридору.

– Беги, пока есть возможность, маленькая девочка! – кричит Джилл нам вслед.

Я так зол, что даже говорить не могу. Таби не говорит ни слова, вися на моей руке, пока мы забираем наши вещи и отправляемся на стоянку. Я открываю дверь со стороны пассажира, усаживаю девушку, обхожу вокруг машины и сажусь на место водителя. Боюсь спросить, что она знает и что Джилл сказала ей.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, когда мы проехали несколько миль. Не могу выносить больше этой тишины. Она кивает, но по-прежнему молчит. Блядь.

– За исключением этого происшествия, тебе понравился концерт?

Никакого ответа.

Я пытаюсь зайти с другого угла.

– Ответь мне, Таби. Ты не будешь меня игнорировать.

Она сглатывает, смотря в лобовое окно.

– Да, «Сахарный поцелуй» очень хороши. А ты… – она делает паузу, и я вижу, как ее глаза закрываются. – Ты потрясающий. Так красиво смотришься на сцене. Твое выступление очень… сильное.

Таби снова открывает глаза, и я вижу мерцающую слезу в уголке ее глаза.

– Мне понравилась тяжелая музыка, которую ты играл вместе с девчонками, но, когда вы с Лукасом в ту ночь играли акустические мелодии, было красиво и душевно. Я полюбила их. Как будто у тебя две стороны, – ее голос немного дрожит в конце.

Она знает.

Ни один из нас не говорит за все оставшееся время на пути к дому. Тишина сводит меня с ума. Я хочу заставить ее говорить, но боюсь того, что она скажет. Мои мысли мечутся от незнания того, что она поняла, что собрала воедино, до чего догадалась. Знаю, что бы она ни сказала, когда, наконец, заговорит, я все заслужил, и мне нужно все принять, независимо от того, насколько это плохо.

Оказавшись внутри дома, она садится на кресло в гостиной. Не на диван как обычно, где я мог бы подсесть к ней, а на одинокое кресло. Не помню, чтобы я когда-либо сидел в нем, но знаю, что буду ненавидеть один его вид с этого дня.

– Она назвала тебя Алекс, – говорит она, прерывая затянувшееся молчание.

– Знаю, меня усыновили в пять и мне изменили имя. Приемным родителям не понравилось имя Вэндал. Они посчитали его странным.

Ее голос напряжен от волнения, и она смотрит на свои руки, сложенные на коленях.

– Пожалуйста, скажи мне, что это лишь совпадение. Наши несчастные случаи произошли в один месяц. Водителя, который врезался в нас, звали Алекс. Плач маленькой девочки. Ты потерял дочь. Наша встреча на кладбище. Все твои тайны, – она смотрит на меня умоляюще. – Скажи, что ты не знал.

Я сажусь на диван и снимаю куртку, от упоминания плача маленькой девочки появляется боль в груди, и голова начинает раскалываться. Моя Кэти.

– Иди сюда.

– Нет.

– Таби…

С глубоким вздохом она пересекает комнату и встает на колени передо мной, так как она делала сотни раз, и, вероятно, больше никогда не будет.

Я поднимаю ее голову за подбородок и заглядываю в голубые глаза, которые светятся уже не так ярко, как сегодня утром.

– Это был я, – говорю мягко. – Я был водителем того автомобиля.

Ее тело начинает дрожать, слезы хлынули из глаз, скатываясь по щекам.

– Как давно ты знаешь? – всхлипывает Таби.

– Со дня на кладбище. Честно, еще до этого.

Она обхватывает голову руками.

– В результате аварии погиб мой муж, Вэндал. Я чуть не умерла. И ты допустил, чтобы я сидела здесь и ревела, ты никогда не собирался рассказывать мне об этом.

– Знаю, я должен был тебе рассказать.

– Ты заставил меня говорить о Нике. Христос, ты даже расспрашивал о сексе с ним. Как ты мог, зная, что посодействовал его смерти? Ты прикасался ко мне. Ты осознаешь, как это больно? Разве ты не чувствуешь вину за то, что сделал? – она качает головой, слеза падает на пол, растворяясь. Как и мы.

Я опускаю голову, понимая, что она права.

– Да. Ты права. Это ужасно и для меня, мне очень жаль.

– Это все, что ты можешь сказать? Ты сожалеешь? – она дает мне пощечину, и я замираю в шоке, потирая щеку. Через несколько секунд я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Да, я действительно сожалею. Ты не представляешь, как я сожалею. Я не думал, что делаю. Я увидел тебя на кладбище и не смог забыть. Я ненавижу себя за то, что погубил столько жизней, включая твою. Ты была счастлива и любила, а я все испортил, – я подыскиваю правильные слова, но они никак не приходят. – Думал, получится вернуть это тебе, сделать все лучше.

– Лучше для кого? Для себя? Избавиться от чувства вины?

– Лучше для нас обоих. Чтобы мы прошли через это не в одиночку. Хотел, чтобы ты улыбалась так же, как на твоих старых фотографиях. Я хотел знать, каково это быть причиной твоей улыбки, а не страданий.

Я ненавижу себя сейчас еще больше чем раньше, и это говорит о многом. Не знаю, как бороться с этим или как оправдать себя. Мне никогда не приходилось этого делать. Никогда не было причины для этого. Я не знаю, как логически объяснить свои действия, ведь раньше в них не было логики. Я просто делал то, что хотел. Она не сможет понять мое поведение, ведь я сам не понимаю.

Она смотрит на меня, не моргая, в течение длительного времени. Похоже, она в шоке. Я теряю ее, я понимаю это, но не знаю, какие слова подобрать, чтобы исправить это. Знаю, как выразить это физически, но в данном случае это не сработает.

– Мой муж погиб. Что ты делал, когда врезался в нас? Был пьян? Зажимался с девушкой? Я должна знать, что случилось. Писал на телефоне сообщение? Дочь отвлекла тебя? Скажи мне! – требует она.

– Нет ... ничего из этого. Я уснул. Я был истощен и не должен был садиться за руль. Клянусь, это правда, Табита. Я никогда не пил, когда садился в машину с Кэти, не зажимался девушкой, не писал сообщения.

Она уставилась на меня, не моргая, слезы продолжают капать из ее глаз.

– Так трудно оставаться в сознании за рулем? – плачет она. – Нормальные люди не водят машину в таком состоянии, да еще и по темной горной дороге.

– Я знаю, но нужно было отвезти Кэти домой. Ее стерва-мать угрожала мне, – я хватаю ее за руки. – Пожалуйста, Таби, послушай меня…

– Угрожала тебе? – она выдергивает руки. – Как? Чем? Что может быть настолько ужасным, чтобы рисковать жизнями других невинных людей?

Все, что я сказал, правда, но ее недостаточно. Это была ошибка, с которой я собираюсь жить вечно.

– Она угрожала подать в суд за нарушение расписания посещения. Я лишился бы родительских прав, – отвечаю я.

– Так, потому что у вас, двух идиотов, был ребенок, недостаточно зрелых для того, чтобы общаться, мой муж должен был умереть. Замечательно, – она встает и начинает ходить по комнате, останавливаясь, чтобы посмотреть на статую волка на полке над камином.

– Он не единственный, кто умер. Я потерял дочь. Ей было всего пять.

Она оборачивается и холодно смотрит на меня.

– И давай не будем забывать о шлюхе на пассажирском сидении.

– Достаточно, – говорю я, вставая. – Прости меня. Это все, что я могу сказать. Я прошу прощения за все. Я сожалею о Ники, о Рене и о Кэти, – я поднимаю ее за подбородок, заставляя посмотреть на меня. – Прости, что причинил тебе боль.

Новые слезы покатились из ее красных, опухших глаз.

– Я призналась тебе в любви, Вэндал. Я была уверена в этом. Ты ни разу не говорил мне этого. Как ты думаешь, я чувствую себя по этому поводу на фоне всего остального? Виноватой и еще более одинокой, чем раньше.

– Ты не одинока, Таби. Я все еще здесь, – я притягиваю ее в объятия, надеясь успокоить.

– Я сейчас так растеряна, что даже не знаю, что чувствовать. Я ненавижу тебя за смерть мужа и за то, что люблю, – она отходит подальше от меня. – Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне.

– Я обязан иметь возможность прикоснуться к тебе, когда захочу. Ты обещала. Позволь мне держать тебя. Пожалуйста.

– Нет, – говорит она, отступая. – Почему ты можешь прикоснуться ко мне, но не можешь сказать нужных слов? Что с тобой не так?

Если бы я только знал ответ на этот вопрос.

Я медленно качаю головой.

– Не знаю, – признаю я. – Но что бы со мной не случилось, ты делаешь это легче и лучше. Вот это я знаю.

Взгляд ее глаз говорит обо всем. Я больше не вижу в них любовь или заботу.

Только боль и сожаление.

Глава 24

Табита

Вэндал выглядит разбитым, и должна признать, часть меня довольна этим. Я хочу видеть, как он страдает. Все же не сильно, но хотя бы чуть-чуть. Он не сможет остаться невредимым. Я не позволю ему. Раз уж у меня останутся шрамы, то и у него тоже.

– Просто потому что я прежде не говорил этого, не значит, что я ничего к тебе не чувствую, Таби. Эти чувства важны для меня, так как я никогда раньше не любил ни одну женщину. Они для меня были лишь объектами желания, и я не мог изменить своего отношения к ним. Я руководствовался лишь своими желаниями.

Сделав глубокий вдох, он встает передо мной так, что мне приходится посмотреть на него.

– Любовь пришла к тебе легко. Ты сама мне говорила. У вас с Ником были счастливые, легкие отношения с радугой и единорогами, без какой-либо чертовой боли, лжи и борьбы, – он тяжело сглатывает. – У меня никогда этого не было и не будет. Я не простой человек и ты тоже, нравится тебе это или нет. Мы изменили друг друга. Ты сделала меня лучше, и, наверное, я сделал тебя хуже, но я действительно люблю тебя. Единственным известным мне способом, – его голос становится ниже, и он касается моей щеки. – Я никогда не говорил о любви никому, кроме Кэти. Пожалуйста, не лишай меня этого.

Господи, ненавижу то, как просто он может перевернуть все во мне вверх дном. Несмотря на то, что быстро я возвела стены вокруг сердца, чтобы защитить его от Вэндала, он уже сумел разрушить их, обнажить мою душу, заставляя вновь увидеть человека, которого я люблю со всеми его недостатками.

Я вздыхаю всем телом, кладу свою руку поверх его на моей щеке, позволяя ей остаться там ненадолго, прежде чем отталкиваю ее.

– Я не знаю, что ты сделал со мной, Вэндал, – говорю я мягким голосом уже без ненависти. – Как я могу отличить желание контролировать от любви? Вот, что ты делаешь: управляешь, манипулируешь и доминируешь. Ты зациклен на этом. Это и есть ты. Ты контролировал мое тело и мысли. Заставил меня хотеть и нуждаться в тебе. Не знаю, заставило ли все это меня любить тебя, – мой голос дрожит, я задыхаюсь, с трудом сглатывая ком в горле. – Как я пойму, что это настоящая любовь? Может, у меня крыша поехала от того, что я была твоей сабой. Я отдавала тебе каждую частичку себя и была полностью поглощена тобой. Не отрицаю, что хотела и наслаждалась этим. Я пошла на это добровольно, – произношу, смотря в его глаза, полные боли. – Этот образ жизни привлекал меня, и как только ты меня с ним познакомил, я сразу же захотела подобного. Но сейчас мне интересно, любила ли я тебя или все-таки нет. Разве ты не видишь? Я вряд ли могу доверять собственным чувствам.

Он выглядит напуганным, когда с широко открытыми глазами резко хватает меня за руки.

– Конечно, ты можешь доверять своим чувствам. Сердце никогда не лжет. Бабуля сказала мне это, и она чертовски права. Я никогда не манипулировал твоим сердцем, Таби. Ты знаешь это. Даже наоборот, всячески старался не затрагивать его.

– Знаю. И это ранит еще больше. Ты не хотел моей любви. Не хотел любить меня.

Он качает головой, отчего его волосы падают на лицо.