Полли, побледнев, покачала головой:

— Я не подумала об этом…

— В таком случае ты должна рассказать Николасу все сразу же, не откладывая, — посоветовал ей Ричард. — То, что произошло, — не такая уж большая трагедия, и Ник правильно все поймет, Полли, уверяю тебя.

— Нет, нет и нет! Я не хочу, чтобы он знал об этом! — с отчаянием в голосе проговорила Полли. — Не хочу, чтобы он винил себя за случившееся!

Де Винтер вздохнул:

— Представь тогда, что он узнает об этом от самого герцога или от кого-то еще. Напрасно ты думаешь, что Джордж Виллерс станет хранить это в тайне. У него нет для этого никаких оснований.

— Но у него нет и причин болтать о том, что было между нами, — заметила Полли. — Нет, Ричард, я не могу переступить через себя и сказать Нику правду. — Потом после короткой паузы произнесла: — Хотя возможно, несколько позже, когда все немного забудется, я и признаюсь ему.

У нее был изнуренный вид, еще недавно такое живое, румяное лицо ее побледнело и осунулось: семь бессонных ночей не прошли для нее даром.

Три вечера в течение этой ужасной недели она играла на сцене королевского театра, и только три человека — Томас Киллигрэ, профессионально читавший чувства и мысли своих актеров, герцог Букингемский и лорд Де Винтер — знали, каких невероятных усилий ей это стоило.

Полли поистине находилась на краю гибели, и только присущая этой девушке огромная сила воли помогла ей не сломаться и сохранить себя.

Ричард решил, что было бы неправильно настаивать сейчас на своем. Да и к чему торопиться. Нездоровый вид Полли можно было легко объяснить беспокойством, которое испытывала она за своего возлюбленного. В свет же Николас вряд ли захочет выходить в ближайшие дни, и, таким образом, до него не дойдут сплетни и пересуды сановной толпы. А когда пройдет достаточно времени, Полли и сама поведает Николасу всю правду.

— Ну что ж, я ухожу, — сказал Де Винтер, беря накидку и шляпу. — Прими ванну и отдохни немного, это тебе не помешает.

— Спасибо за поддержку, Ричард! — промолвила Полли. — Мне было бы трудно без вас. Де Винтер улыбнулся:

— Ты недооцениваешь себя, дорогая моя. Ты достаточно сильна, чтобы справиться со всем и без посторонней помощи. — Он наклонился и поцеловал Полли в щеку. — Николасу ужасно повезло, поверь!


В это же самое время Кинкейд стоял у окна своей камеры, погруженный в мрачные мысли. С Темзы дул сырой промозглый ветер. Река несла свои серо-коричневые воды вдоль набережной, по которой шли торопливо прохожие, не обращая никакого внимания на массивные серые стены и башни Тауэра, где томились несчастные узники, чья судьба мало кого волновала.

Николас обошел помещение и посмотрел в другое окно, выходившее во внутренний двор крепости, где черные вороны с громкими криками делили между собой добычу.

В этот ранний час в тюрьме уже никто не спал. Слуги торопливо сновали по коридорам, солдаты, отличавшиеся отменной выправкой, выполняли приказы, а курьеры и посыльные верхом на лошадях то и дело въезжали и выезжали из ворот.

Вскоре появился начальник тюрьмы. Проезжая мимо башни, в которой находился лорд Кинкейд, он взглянул наверх и поприветствовал заключенного. Поскольку начальник, человек вполне светский, любил провести время за бокалом отличного портвейна в компании с приятным собеседником, лорд Кинкейд редко оставался по вечерам в одиночестве.

— Вот ваш завтрак, милорд, — послышался голос гвардейца, вошедшего в камеру Ника.

— Благодарю, но есть я не хочу, — ответил лорд Кинкейд.

Помещение, в котором он обитал, было вполне терпимым. В камине горел огонь, на узкой кровати лежали большой матрас и толстое теплое одеяло. Стол, стоявший у окна, был завален книгами. В общем, Николас, пребывая здесь, не испытывал особых неудобств, если не считать потерю свободы. И хотя обращались с ним весьма учтиво, тюрьма оставалась все же тюрьмой.

Он взглянул на поднос, на котором стояли кружка эля и блюдо с тушеным мясом.

Что, интересно, делает сейчас Полли? Уже начало восьмого, но если она легла за полночь, то, наверное, все еще спит. Потом ее ждет утренняя репетиция с Киллигрэ, а вечером скорее всего будет спектакль. Как она проводит свободное время после представления? Может быть, ездит вместе с Ричардом во дворец и в интересах дела старается предстать перед окружающими этаким беззаботным, легкомысленным существом?

Лорду Кинкейду запрещено было отправлять и получать какую-либо корреспонденцию, так что он даже не имел возможности отдать леди Маргарет необходимые распоряжения. И, тем не менее, Ник был уверен, что Полли ни в чем не нуждается, поскольку, несомненно, Ричард взял на себя заботу о ней.

Однако ничто не могло унять его тревоги. Он словно видел ее лицо, чувствовал ее, слышал ее голос. Вспоминал об их внезапных ссорах и бурных примирениях, когда она обезоруживала его своей неожиданной кротостью, восхищала и заставляла смеяться от радости, которой он никогда прежде не знал. И он готов был рыдать от отчаяния, что все это, возможно, безвозвратно потеряно.

— Лорд Кинкейд? — вывел его из грустной задумчивости голос начальника тюрьмы.

— Прошу прощения, сэр! — Николас поприветствовал почтительно человека, который в сложившихся обстоятельствах обладал несомненной властью над ним. — Вы, верно, принесли весть о привлечении меня к суду?

— Напротив, милорд! — весело улыбнулся начальник. — Только что из Уайтхолла прибыл посыльный и доставил вот это. — Он протянул Нику бумагу. — Мне будет жаль лишиться столь приятной компании в вашем лице, и в то же время я искренне рад за вас.

Николас быстро пробежал глазами документ, скрепленный печатью и подписью герцога Букингемского и содержавший приказ о его освобождении и снятии с него всех подозрений.

— Интересно, с чего бы такая милость? — вырвалось у него. — Неплохо было бы выяснить это!

Начальник Тауэра, немало озадаченный подобной реакцией лорда Кинкейда, не смог помочь Николасу найти ответ на данный вопрос. Но это его не очень заботило, и он, не теряя зря времени, кивнул сопровождавшим его стражам.

— Вот ваша шпага, милорд, — обратился начальник к Кинкейду. — Во дворе вас ждет экипаж.

— Позвольте поблагодарить вас за вашу доброту, сэр!

Николас, взяв шпагу и вновь почувствовав себя полноправным членом общества, вышел из темницы и быстро зашагал к поджидавшей его карете.


Полли погрузилась в ванну с горячей водой, стоявшую в спальне у камина. И тут ей в голову пришла весьма неприятная мысль.

— Ах, Сью, посмотри, пожалуйста, нет ли у меня на теле каких-нибудь следов? — Она привстала.

Воспринимая занятия любовью с герцогом как неизбежное зло, Полли как-то упустила из виду, что после этого могут случайно остаться предательские следы — синяк или царапина, — которые никак не могли бы появиться при уединенном и целомудренном образе жизни.

Сьюзан не была посвящена в тайну ночных похождений Полли, она знала только, что это как-то связано с арестом лорда Кинкейда. Однако девушка обладала достаточным житейским опытом, чтобы догадаться о смысле ночных исчезновений ее хозяйки, после которых та неизменно принимала по утрам ванну и лишь затем погружалась в тяжелый глубокий сон. Так что просьба эта не вызвала у горничной никакого удивления, и она, не задавая лишних вопросов, стала внимательно осматривать стройную фигурку Полли.

— На руке, повыше локтя, небольшой синяк, а вот здесь царапина, — указала Сью на спину. — Больше ничего не видно.

— Если не считать запястий, — уточнила Полли, вновь сев в ванну и осматривая слегка покрасневшую кожу. — Это не так страшно, однако будет лучше, если милорд ничего не заметит.

— Милорд? — От неожиданности Сью выронила мыло. — Значит, его скоро освободят?

— Я жду его с минуты на минуту, — радостно сообщила Полли, ничуть не сомневаясь в скорой встрече.

Ведь даже Ричард и тот убежден, что Джордж Виллерс не нарушит данного им слова. Кроме того, она знала, что в глазах герцога Букингемского потеряла уже былую свою привлекательность. Он получил то, что хотел, доказав ей свое могущество и силу, которую она имела неосторожность недооценить. Он использовал ее, а затем взял да и выбросил за ненадобностью. Она — всего лишь шлюха, сделавшая свое дело и тут же забытая. Он найдет себе новый и, следовательно, более интересный объект увлечений, а лорда Кинкейда и его маленькую потаскушку-актрису предоставит самим себе.

Что бы там ни было, сейчас ее волновало только одно — как отнесется Николас к тому, что произошло: воспримет ли он случившееся, как уверял ее Ричард, прагматично и спокойно, тем более что и сам вынашивал когда-то план, согласно которому Полли предстояло вступить в любовную связь с Джорджем Виллерсом, чтобы добывать нужные им сведения, или же проникнется к ней презрением, расценив ее поступок как проделку распутной девки, недостойной его любви.

Громкий стук в парадную дверь прервал ее размышления. Услышав голос Ника и вслед за тем его быстрые шаги по лестнице, Полли мигом забыла свои опасения. Он был жив, он вернулся, и это — главное!

Выскочив из ванной, она вбежала в гостиную и, нагая и мокрая, бросилась в объятия своего возлюбленного.

— Ник! О Ник! — рыдала Полли, без конца повторяя его имя. — Я так тосковала без вас!

Несколько мгновений он сжимал ее, не говоря ни слова, потом разжал ее руки и сказал, отстраняясь:


— Дай мне посмотреть на тебя, дорогая моя!

— Но я вся мокрая…

— Ничего, это не помешает мне полюбоваться тобой, — улыбнулся он, и Полли почувствовала, что тонет во взгляде его изумрудно-зеленых глаз.

— Я же говорила, что произошла ошибка и тебя скоро отпустят! — прошептала она.

— Не пойму никак, что это за чертовщина, но, надеюсь, скоро все выясню.

— А может, не стоит зря рисковать? — спросила встревожено Полли.

— Если я не узнаю, что за этим стояло, любовь моя, то не смогу быть уверенным, что это вновь не повторится, — ответил Ник, крепко прижимая ее к себе. — За моей спиной ведется какая-то странная игра, и я должен разузнать, в чем дело. Впрочем, Ричард наверняка что-нибудь знает. Он навещал тебя?

— Да, каждый день… Я так боялась за вас!..

— А я за тебя. — Он провел руками по ее мокрым волосам. — Почему ты купалась с утра пораньше, детка? Раньше ты не делала этого?

— Я не спала всю ночь и думала, что ванна освежит меня немного, — нашлась она и тут же подумала, что в ее словах содержится и доля истины. — А как вы, Ник? Завтракали? Может быть, тоже примете ванну? Или хотите поспать?

— Нет-нет, все потом, а сначала… — Он улыбнулся лукаво. — Боюсь, впрочем, что мне придется унять свои желания, если ты, противная девчонка, подхватишь простуду, стоя на холодном полу!

— Я так обрадовалась, услышав ваш голос, что забыла обо всем на свете! — сказала со вздохом облегчения Полли. — Однако это очень дурно, милорд, что вы браните меня, в то время как…

— А ну, хватит пререканий! — разыграв возмущение, воскликнул Николас и вновь заключил ее в объятия. — Я думал, что смогу ограничиться до определенного момента нежными словами и поцелуями, однако, вижу, тебе не обойтись без моей помощи.

Сказав это, он взял полотенце, которое Сьюзан оставила рядом с ванной, и начал растирать Полли, пока кожа ее не стала сухой и ярко-розовой. Смеясь и беспомощно отмахиваясь, она так и не смогла вырваться из нежных рук, которые поворачивали, щекотали, ласкали ее, словно она была тряпичной куклой, неспособной сопротивляться.

Полли вспомнила другие руки, и свое чувство беспомощности, и свой страх. Она понимала, что ни к чему сравнивать несопоставимые вещи, и отогнала непрошеные мысли прочь.

— Кажется, я насухо вытер тебя, не так ли? — проговорил Николас, внимательно осматривая ее.

— Вот здесь еще мокро, — заметила Полли, указывая на пальчики ног.

Николас усмехнулся.

— Ах, какая оплошность! — промолвил он, растирая сухим полотенцем щиколотки и розовые пальчики.

— О нет! — воскликнула она, когда Николас провел губами по бархатистой коже ступни. — Вы же знаете, как я боюсь щекотки!

Полли стала отбиваться, но сладостная мука все длилась и длилась, разливая по телу цепь ответных ощущений. В конце концов, обессилев, она прекратила борьбу, чувствуя, как в ней неумолимо пробуждается желание.

— Вы — чудовище! — прошептала Полли чуть дыша.

— Но ведь ты сама просила меня об этом, любовь моя! — смеясь ответил Николас. Он ласкал ее, а Полли лежала затаив дыхание. Тело ее было податливо, словно расплавленный воск. Жгучие слезы почти нестерпимого счастья текли по ее щекам. После бесконечно долгого ожидания ей, наконец, вернули то, без чего она не могла жить. Плотская, чувственная радость, доставляемая нежностью и лаской, бурный восторг, благословенное счастье — все это снова было с ней.

— Идите ко мне, любовь моя! — молвила чуть слышно Полли, страстно желая близости, и Николас обнял ее, вновь соединяя разорванное целое.