Бесконечно долго тянулись минуты. Казалось, конца не будет этому изнурительному ожиданию. Подъехал нотариус и припарковался прямо напротив них. Нотариус вышел надутый, демонстрируя собственную важность. Впрочем, то, что Стасик приехал за Ларисой один, без тетки и другой родни, несколько взбодрило Петрова. Почему-то этот факт показался ему обнадеживающим. Но потом он заметил и тетку, притаившуюся за колоннами. И сник. Никто из них не знал, чем закончится этот день.

А Лариса знала?

Она появилась в тот момент, когда Петрову наконец удалось раскурить сигарету. Он стал гасить ее, искать, куда выкинуть. А Стасик рванул навстречу бывшей жене, рискуя сломать шею. Ступени крыльца были скользкими, легко можно было навернуться. Петров тоже сделал невольное движение вперед, но остановился. Он не знал — нужен ли он там.

Ребенка держала медсестра. Еще несколько медсестер толпились на крыльце. Стасик подлетел с цветами к Ларисе, с разбегу чмокнул ее в щеку. Она ответила ему тем же и что-то быстро сказала на ухо. Стасик кивнул и побежал наверх, к сестрам. Вручил цветы одной из них.

Петров увидел, что Лариса смотрит на него, И он смотрел на нее, не смея сделать ни шагу. Медсестра в замешательстве топталась у Ларисы за спиной. Все замерло в ожидании, даже Стасик остановился там, наверху, на крыльце, не смея нарушить мизансцену. Было как перед выстрелом. Именно так Петров воспринял хлопок дверцы собственной машины. Как выстрел. Это нарушили тишину его дети. Они подбежали к отцу, и сразу все пришло в движение. Лариса сделала шаг навстречу Петрову-старшему, тот рванул к ней. Сашка подбежал и принял из рук медсестры сверток, перевязанный голубой лентой. Наклонился, показывая младенца сестре. Петров-старший подхватил на руки Ларису и закружил по нижней площадке крыльца.

— Осторожнее, уронишь! — заорала тетка с другой стороны тротуара.

Медсестры окружили детей, подстраховывая на скользких ступеньках. Все двигалось, суетилось, все смешалось в едином порыве радостного вдохновения. Возле машины Петровых образовалась толпа. Все шумели, шутили, смеялись. Только один человек остался на верхней площадке широкого больничного крыльца и не знал, что ему делать. И когда машина Петрова рванула с места и исчезла за поворотом, нотариус все еще топтался на крыльце, не чувствуя, что мерзнут ноги.

* * *

Ульяна Викторовна собиралась в город. Каждую весну она неизменно ложилась в сестрицыну клинику на обследование. И неизменным было при встрече с соседями ее ворчание на сестру, которая срывает ее с места, заставляет бездельничать, валяться в больнице, как будто она генеральская жена. В ответ соседи и знакомые дружно опровергали точку зрения Ульяны, и она с удовольствием выслушивала их доводы. Соседи справедливо напоминали, что не у каждого имелась сестрица, которая постоянно приглашала бы к себе в частную клинику на бесплатное лечение. В такой клинике полежать — сколько деньжищ надо? То-то. А ты лежи себе и плюй в стерильный потолок. И соседи-знакомые, и сама Ульяна знали, что ворчание больше для форсу. На самом деле она рада-радехонька понежиться с месяцок на всем готовом, пользуясь столь драгоценным щедрым вниманием знающего персонала клиники. К событию готовилась загодя, жила им всю зиму и всегда приезжала к Инне без предупреждения. Считала, что и та должна жить ожиданием их встречи.

Ульяна выгрузила корзины с вареньем у калитки и отпустила таксиста. На ее звонок никто не вышел, и гостья, подхватив корзины и перекинув через плечо сумку, вползла в чистенький сестрицын двор.

«Хоть бы собаку завела для порядку, — с досадой отметила она, перетаскивая тяжелую ношу от калитки к крыльцу. — Вот ведь заходи кто хочет, ни одной живой души!»

Остановившись на крыльце, Ульяна Викторовна перевела дух. Посмотрела наверх и покачала головой. Ну куда такой домина одной-то? Совсем Инка с ума сошла. Кому строила? Зачем? Дело-то не к молодости. Дети разлетелись.

Ульяна вошла в холл и с порога поинтересовалась:

— Есть кто живой?

Никто не отозвался. Где-то в глубине квартиры работал телевизор. Ульяна оставила корзины и двинулась на звук. В холле зачем-то горел свет. Ульяна выключила. Заглянула в гостиную, там тоже хрустальным дождем горела люстра. Целых три лампочки, и, конечно же, все три — сотки.

— Денег куры не клюют, — проворчала Ульяна и снова устранила беспорядок. Нет, раньше не замечала она за сестрой подобной расточительности. Да, у Инны водились деньги, но оттого и водились, что им знали счет. Смутное чувство тревоги зарождалось в душе Ульяны во время обхода владений сестры. Проклятые ноги не давали двигаться живо, как раньше, в молодости. Как две тяжелые колоды — передвигались с трудом, а мысль, полная тревоги, бежала впереди. И еще, пока она разворачивалась в дверях гостиной, мысль уже летела на звук звякнувшей ложечки на кухне. Она догадалась, что и телевизор работает там же, на кухне. А есть и смотреть телевизор любит племянник Андрюшка. Все нутро Ульяны радостно всколыхнулось. Уж как она любила племянников, кто бы знал! В их младенчестве они месяцами живали у нее в деревне. Босиком бегали по грядкам, гоняли кур.

Ульяна доползла до кухни и остановилась как вкопанная: в кухне был не Андрюшка. За кухонным столом вольготно разместился чужой высокий мужик в синей атласной пижаме и дорогих велюровых тапках. Мужик и не заметил гостью, он весь был поглощен автогонками, которые транслировал спортивный канал. Гоночные машины визжали и то и дело ударялись о борт ограждения.

Ульяна перевела взгляд на стол. Мужику в пижаме жилось неплохо. На столе был выбор: пузатая бутылка коньяку, плоская, с мутной жидкостью, по цвету напоминавшей кофе с молоком, с ликером и водка в рифленой прозрачной бутылке. Кроме бутылок, на столе имелись синие, как сливы, невкусные маслины, в которых Ульяна проку не видела, но уважать уважала. Они подчеркивали статус сестры. Ветчина, нарезанная тонко, как любит Инна, и большой кусок копченой курицы. Этими деликатесами обычно потчевали ее, Ульяну, и она полагала, что яства покупались нарочно к ее приезду, и считала это справедливым. Когда-то она собирала теплые яйца из-под несушек и складывала их в особое лукошко в чулане — для племяшек. Копила к их приезду. И сестрице в город отправляла. И лучшие яблочки в тот же чулан, и огурцы. Поэтому мужик, уплетающий ее ветчину и ее маслины, беззастенчиво дегустирующий содержимое сестрицыного бара, мог вызвать у Ульяны только сугубо враждебные чувства. Но она сумела совладать с собой.

— Здоровеньки булы! — брякнула она откуда-то возникшее украинское приветствие.

Мужик повернулся на голос и в недоумении уставился на нее.

— Я гляжу, моя сестрица время даром не теряет, — заметила Ульяна и вдвинула в узкое пространство кухни корзину с вареньем. — А вы — новый гражданский муж Инны? Или как?

Ульяна распахнула холодильник и стала переставлять на полки варенье из корзины.

— А вы — родственница? — сообразил Верховцев и кинулся помогать.

Ульяна решительно его отстранила.

— Родная сестра Ульяна! — припечатала она.

— А я — Верховцев Владимир… — глядя в спину гостье, представился Верховцев. — Разве вам Инна не сообщила? Мы… в некотором смысле… живем вместе.

— Поняла уж, — угрюмо бросила Ульяна и покосилась на стол. Количество красивых бутылок, которые мужик в пижаме дегустировал в одиночку, напрочь сбило ее настрой.

— Не желаете присоединиться?. — любезно предложил подвыпивший Верховцев.

Ульяна шмыгнула носом. Ух, как ей хотелось сказать что-нибудь едкое этому типу, без году неделя появившемуся в Инкиной кухне и уже хозяйничавшему здесь, как у себя дома! Она покосилась на мясистый кусок копченой курицы, уже открыла рот, чтобы ответить гордо: «Не желаю!» — но в последний момент передумала. Кивнула:

— Присоединюсь.

Мужик засуетился, полез за второй рюмкой, не нашел, и Ульяна опять же властно отстранила его.

— Не трожь. Перебьешь посуду. Сама знаю, где взять. Достала рюмку, хлеба нарезала по-своему, крупно. Открыла банку привезенных огурцов.

— Что же, Инна не предупредила, что я приеду? — с ревностью в голосе поинтересовалась Ульяна после первой рюмки выпитой «Гжелки».

— А вы можете без предупреждения! — нашелся Верховцев. — Родная кровь! Сестра! Родней не бывает! Вы — в любое время. Мы рады.

Ульяна внимательно наблюдала за новым зятем. И это это Инна вечно подбирает каких-то убогих? И главное, поначалу, как слепая, не видит то, что видно всем и каждому.

Ульяна по-хозяйски подвинула к себе курицу, зачерпнула ложкой маслин.

— Давно вы тут… живете? — поинтересовалась.

— Пару месяцев уже, — с готовностью доложил Верховцев. — Я, знаете ли, супругу схоронил. Был безутешен…

— А сестрица утешила, — догадалась Ульяна, смачно вгрызаясь в курицу.

— Инна — редкая женщина, — отозвался Верховцев, не замечая ее язвительности. Подлил водки.

Ульяна свою норму знала, вторую рюмку приняла, бутылку сразу завинтила и в холодильник спрятала. Мужик в пижаме все равно пьет один коньяк. Нечего продукт зря переводить.

— А как дела у детей? — закинула удочку гостья. Она, конечно, потом все выспросит у сестры, но надо же знать, как этот дядька воспринимает детей.

— Нормально, — кивнул Верховцев. — Самостоятельные. Лизавета фотографии дочки постоянно присылает. Выросла.

— Черненькая?

— Мулатка. Глаза, что вот эти маслины.

— Да… — протянула Ульяна, задумчиво сворачивая в трубочку ломтик ветчины. — А ведь Умар совсем черный, сама видела.

— Чернее ночи, — подтвердил Верховцев.

— И ведь Лиза поехала с ним, — задумчиво и одновременно недоверчиво констатировала Ульяна.

— Полетела! — подтвердил Верховцев. — Любовь…

— Неужели же любовь? — усомнилась Ульяна. Она, смягчившись, вглядывалась в осоловелые глаза новоявленного зятя.

— А как же. не любовь, если уже второго ребеночка ждут? — хохотнул Верховцев и плеснул себе коньяку.

— Снова… ждут? — Ульяна была ошеломлена. Ну, сестрица! Ни словом по телефону не обмолвилась! Она там, в своей деревне, безнадежно отстала от жизни.

— Да они его сразу и сотворили, как только он сюда приехал. Пока наследника не родят, не успокоятся, — подтвердил Верховцев. — У них там, в Африке, с этим строго.

Ульяна долго молчала, качая головой. Верховцев хвалил огурцы и расспрашивал ее о хозяйстве. Но посторонние темы не лезли в голову. С лета не была она у сестры, и теперь ей казалось, что за это время, когда у нее самой ничегошеньки не изменилось, у сестрицы все встало с ног на голову.

— А Андрюшенька… живет со своей? — осторожно поинтересовалась Ульяна, забыв о курице и маслинах.

— На грани развода.

— Что ж… завел себе какую? — нерешительно принялась выяснять Ульяна.

— Вроде того, — кивнул Верховцев. — Да Инна казнится, что сама познакомила их. Женщина-то с ребенком, Ларисина подруга.

— Оксана! — догадалась Ульяна. — Ну надо же!

— Она самая.

Снова некоторое время Ульяна сидела отрешенная, молча глядя перед собой.

— Ну а Лариса? Как она? — встрепенулась Ульяна. — Мальчик у ней?

— Мальчик. У той все в порядке. Родила ребенка, вышла замуж. Он сам — с двумя детьми. Хорошо живут.

— С двумя детьми! — эхом повторила Ульяна, скорбно качая головой.

Что творится! Саму ее Бог миловал. Или наказал. Это как посмотреть. Дети Ульяны умерли в младенчестве. Все трое. Один за другим. Взамен дал племянников. Она им радовалась, как родным. А тут такое дело. На всех троих словно сглаз навели. У всех троих жизнь наперекосяк. Да и сама Инка снова вляпалась как есть!

Ульяна брезгливо наблюдала за осоловелым Верховцевым. Все внутри ее начинало бродить, как дрожжи. Она вздохнула и через ноздри выпустила жар. Ей не терпелось дождаться сестрицыного возвращения с работы.

* * *

Оксана высвободила руку и дотянулась до тумбочки. Будильник показывал половину пятого.

— Тебе пора.

Она повернулась к Андрею и провела пальцами по его бровям и носу.

Ресницы вздрогнули, Андрей улыбнулся, но глаз не открыл.

— Еще немножечко.

Он поймал Оксанину руку и прижал к щеке. Ее ладонь ощутила нежную колючесть его щеки. Оксана слегка пошевелила пальцами.

— Тебе нужно домой, Андрюша…

— Я могу прийти и попозже. Сегодня пятница.

— Я помню, что сегодня пятница и Кристина посещает массажный кабинет и сауну.

— Тогда в чем дело?

— Но маленькая девочка Юля не может ждать. Она томится в детском саду и ждет свою мамочку…

— Мы пойдем за ней вместе! — Андрей открыл глаза и стал хлопать ресницами по-детски трогательно.

— Ты с ума сошел! — Оксана стянула со спинки стула халат и принялась одеваться.

— А что особенного? Разве раньше я не ходил за Юлькой в детский сад? Ко мне уже привыкли воспитатели. Почему теперь у тебя это вызывает такую реакцию?

— Это совсем другое, — не глядя на Андрея, возразила Оксана. — Раньше мы гостили у твоей матери, и ты… У нас с тобой тогда ничего не было! Ты приходил к Юльке просто, как… ну не знаю. А теперь все изменилось.