— Держите мерзавца, не дайте ему уйти! — закричал Азанчевский, срываясь с места.

Все устремились за ним. Но нужды ловить Самборского уже не было: двое дюжих молодцев, заранее спрятавшихся на террасе по указанию Матвея, крепко держали его за руки. Правда, Андрей Евгеньевич успел выплеснуть содержимое бокала в траву, а сам бокал разбить о каменные ступени лестницы.

— А! Так это была ловушка, подстроенная с целью оклеветать невинного человека?! — закричал он, едва завидев Матвея. — Ну что ж, клянусь честью, вы за это ответите! Занимался, видите ли, всякими махинациями, нажил себе врагов и теперь в каждом человеке видит убийцу и злодея! Яд! — иронично передразнил он. — Какой яд? Где он? Ищите! Только вызовите сначала исправника, чтобы все было по закону!

— Исправник уже здесь, — внезапно услышал он.

Андрей Евгеньевич повернулся на голос… и оторопел.

— Вы? — пробормотал он, изумленно глядя на Кондырева. — Так, выходит…

— Вас подозревали еще до сегодняшнего вечера, — спокойно докончил за него исправник.

— А вот и доказательство, — Виолетта торжественно вручила исправнику массивный золотой перстень, найденный в траве возле террасы. — Здесь, под этой печаткой, есть емкость, в ней яд. Ведь это ваш перстень, Андрей Евгеньевич?

Самборский взглянул на нее с бешеной ненавистью. Потом перевел глаза на Матвея и расхохотался полубезумным, истерическим смехом.

— Андрей Евгеньевич, неужели… — пробормотала Юлия, подходя к нему, — неужели все эти ужасные вещи делали вы?!

— Да, мой ангел, — невозмутимо ответил он. — Это все я… начиная со смерти вашего третьего жениха, Ивана Долгорукова.

— А сплетни про мой «венец безбрачия»?

— Тоже моих рук дело. И «взбесившиеся» лошади, и испорченное платье, и все остальное.

— Но… почему?!

Самборский посмотрел на нее долгим, выразительным взглядом.

— Любовь? — спросила она с горькой усмешкой. — Но какая же это любовь, когда человека пытаются довести до безумия?

— Безумная любовь, — многозначительно произнес Самборский. — Впрочем, я вовсе не собирался доводить вас до сумасшествия, а, напротив, хотел, чтобы вы долго и счастливо жили… со мной. Я был немного влюблен в вас, когда вы были еще ребенком, но окончательно понял, что вы нужны мне, два года назад, когда вы вернулись в Москву после смерти второго жениха. Однако я сознавал, что вы не примете мое предложение, пока за вами будут увиваться молодые красавцы. И я решил их устранить — всех, до единого. И все бы у меня получилось, если бы на моем пути вдруг не появился он. — Андрей Евгеньевич кивнул на Матвея. — Отчаявшись выйти за молодого красавца, вы бы приняли мое предложение, и все было бы прекрасно и замечательно. Но судьба распорядилась иначе… А теперь, любезные господа, — вдруг деловито проговорил он, — позвольте мне пройти к столу и выпить последний бокал за здоровье моей дорогой Юленьки. А потом исправник уведет меня.

Юлия вопросительно посмотрела на Матвея, и тот дал знак отпустить Самборского. Андрей Евгеньевич двинулся к столу, но по пути сделал резкое движенье в сторону исправника и выхватил у него перстень. Потом метнулся к столу и высыпал яд в первый попавшийся бокал. Несколько человек одновременно бросились к нему, но Юлия так громко крикнула: «Не подходите!», что они остановились.

— Благодарю, мой ангел, — сказал Самборский, затем поднял бокал и на одном дыхании выпил шампанское. — Ну, вот и все, конец. Это очень хороший яд, господа, от него не мучаются, а спокойно и безболезненно засыпают… навсегда. Стало быть, не успею я с господином исправником доехать до Москвы, как умру. Что ж, это гораздо лучше, чем гнить в сырой тюрьме или на каторге. Надо уметь достойно проигрывать. Прощайте, моя дорогая, — с улыбкой обратился он к Юлии и безразлично протянул исправнику руки, чтобы тот связал его.

После того как Самборского увели, на несколько минут повисло тягостное молчание. Наконец Юлия встряхнула головой и, тяжко вздохнув, пробормотала:

— Боже мой, Боже мой, и это моя свадьба!

— Нет, дорогая, ты ошибаешься, — мягко возразил Матвей. — Это не свадьба, а мистификация. Настоящая свадьба у нас впереди.

Юлия ошеломленно взглянула на него:

— Как? Значит, священник был не настоящим и наше венчание — тоже?

— Да, — виновато признался Матвей. — Все было подстроено, чтобы заманить Самборского в ловушку. Потому что я был уверен, что именно он и есть «таинственный злодей». Но чтобы доказать его вину наверняка, нужно было поймать его на горячем.

— И ты… и ты ничего не сказал мне?! — с негодованием воскликнула Юлия.

Матвей взял ее за руку и с мольбой посмотрел в глаза:

— Пойми, я не мог этого сделать! Если бы ты заранее знала, что это Самборский, ты бы не смогла вести себя с ним непринужденно и он заподозрил неладное. И тогда бы мы никогда не смогли вывести его на чистую воду.

Юлия на мгновение прикрыла глаза. Потом посмотрела на стоявших в дверях слуг и сказала:

— Уберите шампанское и бокалы. А взамен… принесите рюмки и пару бутылок коньяка.

28

Чтобы избавить Юлию от волнений, Матвей договорился с исправником и «делу Самборского» не дали хода. Подкупленный врач вынес заключение «внезапная остановка сердца», и Андрей Евгеньевич был похоронен на освещенном кладбище при одном из московских монастырей. По мнению Матвея, он этого не заслуживал, но Юлия хотела, чтобы все произошло именно так. Чувства ее были понятны: она столько лет считала Самборского близким другом и, несмотря на причиненное им зло, ей было его жаль.

Лишь на другой день после похорон Самборского Юлия с Матвеем, наконец, нашли время прогуляться вдвоем по парку и обо всем поговорить.

— Он любил меня! — с волнением проговорила Юлия. — Но я ни о чем не догадывалась. Столько времени общаться с человеком и не разглядеть, что творится у него в душе!

— Самборский был очень скрытным, хотя на первый взгляд вовсе не казался таковым, и, к тому же, прекрасно владел собой, — многозначительно заметил Матвей. — Ты говоришь, не догадывалась. А я? Я ведь тоже общался с ним, но до разговора с Антоном у меня и мысли не мелькнуло, что Самборский может оказаться «таинственным злодеем»!

— Но как ты понял? — изумленно спросила Юлия. — Ты ведь так до сих пор ничего мне и не рассказал!

— Первое подозрение у меня мелькнуло, когда Антон начал излагать свой разговор с таинственным гостем. Что-то в речах и манерах этого типа показалось очень знакомым, но я никак не мог понять, что именно, пока не услышал «голубчик» и «прищучим». Именно эти слова я слышал от Самборского, когда мы с ним искали Антона. Ухватившись за эту зацепку, я начал искать остальные, и пока мы с кузеном колесили по городу, меня все больше охватывали подозрения насчет Андрея Евгеньевича. — Матвей немного помолчал. — Антон не смог описать пришедшего к нему человека, потому что не видел его лица. Однако ему показалось, что тот не слишком молод и не слишком худощав. Эта была вторая зацепка. А третья — то, что тебе не причинили никакого вреда, хотя ты ранила одного из стрелявших. Я подумал: если бы это был кто-то из моих недругов или же человек, страстно ненавидящий тебя, стал бы он с тобой церемониться? — Матвей выразительно посмотрел на Юлию. — Думаю, едва ли. Но главное даже не это, а…

— Поведение Самборского перед твоим отъездом в Петербург, — докончила Юлия. — Ведь это именно он внушил тебе, что наемных убийц нанял Антон, и подтолкнул к мысли броситься вдогонку. Стоило тебе заподозрить его, как ты начал все это вспоминать, и твои подозрения быстро переросли в уверенность.

Матвей окинул ее ласково-восхищенным взглядом.

— Ты, как всегда, догадлива… Да, так и было. Пока Самборский находился вне подозрений, все казалось неясным, нелогичным, но как только я подумал на него, кусочки мозаики начали быстро складываться в картину. В самом деле, подумал я, а почему этим «таинственным злодеем» не может оказаться наш милейший Андрей Евгеньевич? Ведь у него-то как раз есть причина желать, чтобы ты осталась без женихов: он сам хочет на тебе жениться. То, что мы все принимали за отцовскую нежность, на самом деле было страстной, всепоглощающей любовью к молодой, очаровательной женщине, которая, к тому же, весьма богата.

— Но, конечно, все это были лишь домыслы и предположения, — с лукавой улыбкой заметила Юлия. — А в таком деле нужны твердые доказательства. И чтобы добыть их, ты решил без промедления ехать в Москву. Твоей целью было оказаться там раньше Самборского: ведь в этом случае ты получал возможность узнать, а точно ли он был в Петербурге!

— Да, — подтвердил Матвей. — И я это узнал. Самборский ездил в Петербург. Выехал на полсуток раньше меня, а вернулся через пять дней после моей несостоявшейся дуэли. Узнав это, я поехал к знакомому исправнику и все рассказал. Мы составили план действий, и ты сама знаешь, что вышло.

— Но как ты мог быть уверен, что Самборский предпримет еще одну попытку убить тебя? И почему ты предполагал, что на сей раз это будет яд?

— Ты ошарашила его известием о нашем венчании и внезапном отъезде, сказала, что мы двинемся в путь под надежной охраной. И что ему оставалось? Либо махнуть на свою затею рукой и упустить тебя из рук, либо решительно действовать. Отказаться от тебя он уже не мог — ведь он столько усилий положил на то, чтобы достичь желаемого! Стало быть, ему оставалось действовать. И как же? Застрелить или прирезать меня не удалось бы, значит, оставался яд. Такая мысль пришла мне в голову еще и из-за кольца, на которое я давно обратил внимание. Это очень старинный перстень итальянской работы, именно в таких делали емкости для ядов.

— Я этого не знала, — нахмурилась Юлия. — Да и сам перстень как-то не замечала, наверное, потому, что все время видела его на руке Самборского.

— А я заметил. И подумал, что он может спрятать яд именно в этом перстне. Поэтому я велел нашим друзьям и исправнику внимательно наблюдать за ним, особенно в «самый подходящий момент», когда Азанчевский начнет петь романсы.

Юлия досадливо посмотрела на Матвея.

— Значит, все, кроме меня, были предупреждены? И лишь одна я, как последняя дурочка, ни о чем не догадывалась?

— Ну, почему же? — с улыбкой возразил Матвей. — Азанчевский тоже ничего не знал…

— Азанчевский! — с негодованием воскликнула Юлия. — Спасибо, дорогой, мне было очень лестно узнать, что, кроме меня, за нос водили еще и Азанчевского!

Матвей примирительно заглянул ей в глаза.

— Любимая, неужели ты до сих пор сердишься на меня за этот небольшой обман?

Юлия попыталась состроить непреклонное лицо, но не удержалась и улыбнулась.

— Ну конечно же, нет! — воскликнула она, порывисто обнимая его. — Как я могу сердиться, когда я так счастлива! Неужели этот кошмар закончился и теперь я смогу жить, не ожидая очередного удара в спину?

— Да, любовь моя, все закончилось, — проговорил Матвей, ласково гладя ее по волосам. — Впереди нас ждет веселая свадьба и много-много радостных дней.

Юлия слегка отстранилась от него, и в ее глазах появилось так хорошо знакомое Матвею, но подзабытое за последние дни озорное выражение.

— Представляю, каким сокрушительным ударом это известие станет для Лизы Горчаковой! — мечтательно протянула она. — Особенно когда она узнает, что ты выкупил у Антона особняк на Фонтанке, который, по иронии судьбы, находится как раз напротив ее дома!

— Да, черт побери, это будет для нее не слишком приятной новостью, — усмехнулся Матвей. И, внезапно посерьезнев, добавил: — Кстати, моя радость, я давно хотел рассказать тебе одну историю, связанную с Лизой… и с нами. Вернее, ты уже слышала от меня эту историю, но тогда я не все тебе рассказал. О самом главном как раз-то и умолчал. Вернее, мне пришлось умолчать, потому что я опасался, что ты не поверишь.

— И что же это за история?

Матвей лукаво усмехнулся:

— Дело было в марте этого года, на маскараде у барона Корфа…

И он рассказал ей, что на самом деле произошло на том маскараде и как он узнал, что двойником Юлии была Лиза Горчакова.

— Бедный ты мой, — пожалела его Юлия, когда он закончил рассказ. — Могу представить, как ты себя чувствовал, выслушивая мои намеки, а затем и обвинения, и не имея возможности оправдаться! Ведь эта история с костюмами кажется настолько нереальной, что я не поверила бы тебе тогда.

— По большому счету, я сам во многом виноват, — криво усмехнулся Матвей. — Коли не хочешь ввязаться в историю, не ищи сомнительных приключений!

Юлия строго посмотрела ему в глаза:

— Больше никаких сомнительных приключений и никаких недомолвок, даже ради моего блага!

— Никогда! — заверил ее Матвей, скрепляя обещание жарким поцелуем.