Отплевываясь, он встал на колени, потом сел, осмотрелся. Уборки на день. Колено, дьявол! Только бы не было перелома. Он согнул ногу. Вроде работает. Очень хотелось курить. Лениво через плечо он бросил взгляд на листки неведомой рукописи. По печатному тексту прошелся красный редакторский фломастер. А может быть, сам автор правил свое творение. Из глупого любопытства он прочитал первую строку: «Италия не была родиной Зои Палеолог, нареченной на Руси Софьей…»

Дальше читать он не мог, потому что потерял сознание.

2

Италия не была родиной для Зои Палеолог, нареченной на Руси Софьей. Родилась она в славном Константинополе и была племянницей последнего багрянородного правителя Византии – Иоанна VIII. Как известно, Константинополь пал под напором турок в 1453 году, сорок с гаком лет назад. Император к тому времени был уже мертв, и византийский дом представляли два его брата: Фома и Дмитрий. Фома был женат на принцессе Екатерине – дочери правителя Мореи Захария II. От этого брака имелось четверо детей: Елена, Зоя, Андрей и Мануил.

После падения дома Палеологов Фома и Дмитрий повели себя по-разному. Хроники того времени бесхитростно сообщают, что Дмитрий не пожелал расставаться с родным городом, отдал свою дочь в жены султану, а попросту говоря продал ее в гарем за большую сумму денег и остался жить в Константинополе как частное лицо.

В отличие от брата Фома до конца жизни остался верен своей вере и отечеству. Он бежал из лежащей в развалинах византийской столицы в Италию. Не зная, как примет его чужбина, он не решился везти в дальний путь жену и детей, а оставил их в безопасном месте на острове Корфу. Фоме не удалось спасти что-либо из своего имущества, но он вынес из горящего города большее, чем драгоценности и жемчуга. Он привез в Анкону святыню – мощи, а именно голову святого Андрея. Да, да… того самого, апостола Иисуса Христа и первого ученика Иоанна Крестителя, за что и прозван он был Андреем Первозванным. Святой Андрей проповедовал учение Христово, за что и был распят на косом кресте. В этой казни, прости господи, голову не отделяют от тулова, поэтому как именно попала голова святого в Константинополь, совсем уж непонятно, но из легенды слов не выкинешь.

Святые мощи ценились во все времена. Святой Людовик – король французский, построил драгоценную часовню – Шапель, в которой хранились куски креста Господня и терновый мученический венец. Реликвии были куплены в Византии, сколько они стоили, точно не скажем, но одно точно, цена их намного превышала стоимости самого храма, их вместилища. Великолепный, блестящий, грандиозный собор в Кельне – гробница мощей волхвов, тех, что шли за Вифлеемской звездой, за мощи тоже было заплачено золотом. А здесь святые мощи сами идут в руки, понятно, что в католическом мире развернулась настоящая борьба за право предоставить приют брату византийского монарха.

Борьба продолжалась более года. Фома выбрал Рим. Папа Пий II встретил изгнанника с почестями, весь город вышел встречать святые останки. Голова Первозванного была помещена в соборе Святого Петра, а спасителю мощей папа преподнес золотую розу. Этим знаком отличия награждались раз в год государи католического мира за особые заслуги перед церковью.

Золотой розой дело не ограничилось. Папа предоставил Фоме ежемесячное содержание в размере 300 тысяч золотых экю и дом в Санто-Спирито. Поместье было скромным, но обширным. При нем находилась греческая церковь, школа и госпиталь, в котором Фома мог продолжать творить добрые дела. Кроме милосердных дел его волновали и политические – Фома призывал христианских государей к походу против турок.

Добрые дела требуют многих сил и времени, сам себе уже не принадлежишь, а честолюбие открывает все новые и новые горизонты. Словом, за высокой суетой Фома как бы и вовсе позабыл о жене и детях, живших на Корфу. Опомнится его заставила только тяжелая болезнь. Человек полагает, а Бог располагает. Когда дочери с высокородной матушкой прибыли в Санто-Спирито, Фома был безнадежен.

После смерти Фомы детям оставили содержание отца. Им даже дали образование, но жили сироты более чем скромно. Дом был полон приживальщиков – под его стены собрались многие бездомные единоверцы. Всем жить надо, а средств к существованию где взять? Старшая дочь Елена уже давно жила отдельно, она была замужем за королем Сербии Лазарем II. Юная Зоя, вторая дочь Фомы, пребывала в невестах. Она называлась возлюбленной дочерью римской церкви. Высокий титул никого ни к чему не обязывал. Зоя жила затворницей и хоть формально исповедовала греческую веру, молиться ей приходилось в католическом храме. Она была девушкой неглупой, веселой, сложение имела мясистое, попросту говоря была толстухой.

Любые из немногочисленных сведений о Софье Палеолог можно подвергнуть сомнению, но в одном сходятся все авторы – в этой самой тучности византийской принцессы. А что до остального – много вокруг туману. Например, иные историки настаивают, что досталась Софья Ивану III, государю Московскому, отнюдь не девицей, поскольку уже была замужем за богатым и знатным господином по имени Караччиоло. Другие утверждают, что Софья была только обручена, а до замужества дело не дошло, потому что Караччиоло умер.

Рассказывали и вовсе забавную историю, де, сватался за византийскую принцессу Яков II – король Кипра, но браку помешала Венеция, имеющая для Якова свою невесту. Распутный и знатный город плел свою интригу. Екатерина Корнаро – красавица и дочь республики, должна была, по мнению венецианцев, приобрести еще и титул Венеры Кипрской. Куда было тягаться с прекрасной венецианкой скромной и толстой Софье Палеолог.

Папа Пий II совершенно забыл о своих обязанностях по отношению к семье Фомы, государя Морейского, и вспомнил о Софье уже папа Павел II, решивший, что византийская принцесса может послужить католичеству. В лице Московской Руси Павлу II нужен был союзник против страшных турок, которые угрожали всему христианскому миру. Напомним, что в 1439 году в Италии происходил всем известный Флорентийский собор, на котором была подписана знаменитая уния, к которой присоединилась и греческая церковь. По унии православие сохраняло свою обрядовость, но, поскольку восточная церковь пала под натиском турок, Рим предложил объединить верховную власть в одном лице папы. Под унией подписался и Московский «кардинал» Исидор. По возвращении в Москву Исидор сообщил об этом царю. Василий II Темный, батюшка Ивана III, пришел в ярость: никогда православная церковь не будет под пятой католичества. Жизнь Исидора спасло только то, что он своевременно бежал в Литву.

Итак, Московская Русь не покорилась папе. Не мытьем, так катаньем! Павел II попробовал подойти к Московии с другой стороны. Через униата греческого митрополита Виссариана, уже ставшего кардиналом, он предложил вдовому Ивану III в жены греческую царевну.

Сватовство состоялось. Мы не будем подробно описывать, как приехал в Рим царев посол (по московскому прозвищу – Иван Фрязин, а на самом деле Жан Баттиста делла Вольпе), как произошло обручение, на котором оный Фрязин выполнял роль жениха, как пышно и торжественно все было отпраздновано. Добавим только, что Жану Баттисте так хотелось благополучно обделать дело, что он скрыл в Италии, что принял в Московии греческую веру, и теперь обещал папе все, и даже и то, что произойти никак не могло.

В июне 1472 года Софья выехала из Рима, а осенью морем уже прибыла в Ревель. Дальше ее путь шел через Псков в Москву. В столице давно уже мед сытили и корм собирали к пышной свадьбе. В дороге вышла неувязка. Сопровождал царевну кардинал Антоний. Он уже одним видом своим смущал честной народ. Мало сказать, что к иконам он не подходил и не крестился. Очень заметный в своих красных одеждах и перчатках, Антоний всюду ходил с литым католическим распятием, взоткнутом на длинном древке. И в церквях и на пирах Антоний сопровождал Софью с этим самым крестом. «Кого к нам привезли? – шептали люди. – А ну как царевна тоже почитает католический крыж больше, чем святую икону?»

Если можно вот так с литым крестом расхаживать по Новгороду и Пскову, то в Москве это и вовсе неприлично! Митрополит Филипп прямо сказал царю: «Если ты, великий князь, позволишь войти послу в Москву с сим крестом, желая почтить его, то он в одни ворота, а я другими воротами вон из города!»

Царь послал навстречу невесте боярина, которому приказал отобрать у кардинала крыж. Антоний вначале воспротивился, а потом подумал и позволил спрятать крест в санях.

После свадьбы между Антонием и книжником Никитой Поповичем состоялся диспут – богословский спор, на котором присутствовал сам митрополит. Спор был горячим, обе стороны были искренни, сильны в вере и образованны, но были вопросы, по которым они никак не могли договориться. Антоний был умным человеком, он понял главное – поднимать разговор о подписании унии сейчас преждевременно, поэтому позволил Никите выиграть диспут, сославшись на то, что у него нет с собой нужных книг.

Все эти страсти были, конечно, замечены Софьей. Она тоже была умным человеком, ей ничего не надо было повторять дважды. Она поняла, что на ее новой родине не терпят никаких заигрываний с иноверцами, а блюдут веру истинную, и сознательно забыла, что посещала когда-то католический собор. На Руси Софья стала ярой поклонницей ортодоксальной религии.

Брак Ивана III и Софьи был удачным. Софья смогла понять и почувствовать, какое место ей надо занимать при муже, когда нужно промолчать, а когда дать совет.

До появления в Москве греческой царевны великокняжеский дворец был разделен на две половины – мужскую и женскую. Женщины вели в теремах жизнь затворническую. И заботы их были просты: детей нарожать, мужу угодить да вышивать лики святых для монастырей. Софья завела новые правила. Теперь у нее был собственный двор – свита, она даже принимала на своей половине послов, и государь ей в этом не препятствовал. А что препятствовать, если, породнившись с домом Палеологов, Москва восприняла от Византии не только дворцовые порядки, но восприняла сам дух и славу Царьграда, стала Третьим Римом (а, как известно, четвертого не дано).

Главную свою задачу – рожать великому князю детей – Софья выполняла исправно. Вначале три дочери, а потом и сына послал Господь.

Рождение Василия предварило чудо – царицу посетило видение. Произошло это в Троицкой обители, куда Софья ездила молиться. Она так рассказывала… Явился пред очами ее сам святой Сергий. Вокруг лика старца сиял нимб, расточал небесный свет и благоухания, в руках же святой держал благовидного младенца мужеска пола. Молча подошел старец к царице и вверг ей в нутро оного младенца. Сон, явь, кто объяснит – свидетелей не было. Софья помнила только, и помнила твердо, что затрепетала всеми членами от дивного видения, а через девять месяцев в погожий мартовский день родила мальчика. Его нарекли Василием, но дали и второе имя – Гавриил – в честь Архангела Богоявления.

Велика была радость матери, одно огорчало – не быть Василию-Гавриилу наследником Московского престола, потому что наследник уже был – сын от первого брака царя с Марией Борисовной, дочерью тверского князя – тоже Иван, прозванный, чтоб не было путаницы, Иваном Молодым. Как только Молодой появился на свет – Иван старый стал звать сына великим князем, дабы не предъявили братья по смерти его прав на московский трон, а как вошел Молодой в возраст, то и вовсе стал называться соправителем. Оба Ивана, отец и сын, принимали иноземные посольства, грамоты государственные тоже писались от имени двух великих князей. С этим не поспоришь.

Когда родился Василий, Ивану Молодому шел двадцать первый год, и отец подумывал о его женитьбе. Достойная невеста сыскалась только через три года. Ею стала дочь молдавского господаря Стефана – Елена Волошанка. Обручили молодых на Крещенье, а уже через год Елена родила сына Дмитрия.

Всяк при дворе понимал, что брак этот был совершен в политических видах. Господарь Стефан был силен, и Иван хотел иметь его в союзниках против происков, вечных происков Литвы и Казанского царства.

На вид Елена была неказиста – худа, черна, как галка, глазищи, как два колодца бездонных, что там на дне их – и не рассмотришь. Да и кому есть любопытство рассматривать-то? Разве что молодому супругу, кречету-охотнику, то-то он около своей галки пигалицы похаживает, да все ненароком крылышком задевает. Ладно, пусть их…

О том, что Молодой, а не Василий, наследник, Софья старалась не думать. Зачем понапрасну травить душу? Судьба сама куда надо выведет, а пока следует высоко нести свое звание великой княгини, царицы, как стали теперь называть ее при русском дворе. А Елену можно и не замечать, не стоит она особого внимания.

Но, видно, напрасно Софья убаюкала бдительность. Началось все с безделицы, а кончилось большой бранью. Вместе с Софьей на Русь прибыл брат ее – Андрей. В Москве он не задержался, вернулся в Рим. Но спустя срок опять наведался к сестре. На этот раз он привез с собой дочь Марию, прижитую от некой гречанки, женщины распутной и ненадежной. Софья взяла племянницу под свою опеку и даже поспособствовала выдать ее замуж за князя Верейского. Перед свадьбой заглянула в казну, порылась в сундуках, нашла венец, скромный, но достойный, и подарила его племяннице.