Он ошибался. Девичья хитрость здесь роли не играла. Просто обладательница рыжей косы и дерзких глаз сама воздыхала по красивому посыльному и мечтала получить вознаграждение не за сомнительное поручение, а за любовные утехи. На торгу Арина поняла, что этот ломоть уже отрезанный. Терять ей было нечего, и она потребовала за услугу сполна. Записочку Ксении передала в тот же день, а уже вечером по настоятельной просьбе молодой хозяйки ее перевели из кухни на женскую половину, и вскоре она стала наперсницей прекрасной тюремной затворницы.

Свидание с Ксенией произошло только осенью. Глагол какой-то корявый, будничный – произошло. Это свидание так долго готовилась, столько всего с Ариной было переговорено – и все урывками, на надрыве, что говорить о случившемся следует высоким, значительным слогом, как о государственном перевороте или землетрясении. Арина хорошо почистила тощий кошелек Паоло, но записочки носила исправно. Ответ о Ксении он получал на словах. Встреча с Паоло перевернула тихий мир девушки с ног на голову, а сам флорентиец находился в такой любовной тряске, что если мы позволили преувеличение, то незначительное.

В середине сентября наметилась поездка дьяка Стромилова в Вологду. Он ехал туда по казенным делам и должен был отсутствовать неделю. На этот срок и было назначено великое событие.

Для начала Паоло, как и было в мечте, предложил для встречи домашнюю божницу, но Арина категорически отвергла эту идею. Тайное свидание в ночи есть грех, а уж если боярышне вздумалось греховодничать, а ей, Аринке, в этом пособлять, то делать это надо отнюдь не в святом месте.

Ну что ж, резонно. Осмелев, Паоло предложил, чтобы служанка провела его на женскую половину: в какой-нибудь сенник или камору. Если вдруг случится переполох, девица без затруднения вернется в свою спаленку. Что будет делать он сам во время облавы и общего смятения, Паоло не думал. Вывернется как-нибудь.

Этот план Арине тоже не понравился. Женская половина дома – заповедное место. Если хочешь погреться, то не надо совать голову в костер. И лучше нам, барич, самим ничего не придумывать. Боярышня Ксения, хоть и скромница великая, умом остра и рассуждать умеет лучше, чем мы с вами, барич, вместе взятые. Она сама все и придумает.

Предложенный Ксенией план был до чрезвычайности прост. Свидание должно было состояться в двенадцать часов ночи в саду, там, где лавочка. Кусты сирени и шиповника оборонят их от посторонних взглядов, но позволят увидеть условный знак – зажженную в малой оконнице свечу.

Но это все только на первый взгляд выглядело просто. На самом деле Ксении пришлось перебрать множество вариантов и продумать подробности. Привести Паоло в дом, а тем более уйти от него подальше, Ксении помешала стыдливость. Можно, скажем, назначить свидание рядом со стряпущей, но повариха намедни сытила мед и никуда теперь из избы не выйдет, а вероятнее всего, пользуясь отсутствием хозяина, позовет конюха, и они в полной темноте будут снимать пробу с пьяного напитка. Можно встретиться у сенницы, там сеном пахнет, но на сене могут спать дворовые, хоть это им строжайше запрещено. Около мыленки красиво и липы рыжие стоят, но там тоже нельзя, потому что сука Верная ощенилась, перетаскала щенят в бурьян и теперь лает от каждого шороха. У амбара некрасиво и голо, скотный двор и конюшня были исключены сразу ввиду зловония, голубятня тоже не подходила – там сторожка рядом. Где же тогда? В саду у любимых качалей на лавочке, хоть на первый взгляд это место кажется совершенно неприемлемым и опасным.

Время свидания тоже было тщательно продумано. До полуночи нельзя было выйти из дому – нянька Фрося мучилась болями в пояснице и засыпала необычайно трудно, в час ночи Василиса Ивановна, воспитательница и мамка Ксении, ходила по нужде, а потом осматривала все женские покои, в два часа ночи сторож обходил весь двор, сад и службы. Так что романтическое время двенадцать было подсказано самой судьбой. После свидания Арина должна была вывести Паоло за первую ограду к летней баньке на берегу Яузы. Там он мог встретить рассвет, а после, когда отопрут городские ворота, безбоязненно добраться до своих хором.

План был соблюден точно. Арина привела хозяйку к ожидавшему ее Паоло и исчезла в ночи. Ксения стояла рядом молча и неподвижно, и опять в голове Паоло возник образ одинокой церковной свечки. Он тоже молчал и только теребил пуговицы на кафтане, словно боялся, что сердце выпрыгнет из груди, разорвав застежки. Ксения первой подала голос:

– Вот… пришла, – и сделала крохотный шажок к нему навстречу.

Он обнял ее нерешительно и сразу стал шептать первое, что приходило в голову:

– Лепесток мой, розочка, заря, росинка, мотылек ласковый, плод граната, в котором зерна сияют, как рубины, кожа твоя – бархат, шелк нежнейший, – русские слова иссякли вдруг, и он перешел на итальянский, – ты – лилия долин, и порока нет в тебе.

Лица ее не было видно, но он знал, что оно прекрасно. Ксения ему тоже что-то отвечала, то горячо, то тихо и нежно, она не сопротивлялась его поцелуям, а потом вдруг откидывалась назад, вглядывалась в его лицо и шептала:

– Как ты прекрасен, королевич мой…

От этих слов Паоло буквально шалел, внутри зажигался факел, язык отказывался повиноваться. Потом, лежа на своей постели, он будет вспоминать звук ее голоса и осмысливать сказанное. У Ксении хватило ума и такта не говорить, что любовь их бессмысленна, тупикова, что никогда не встанут они вместе под венец. Она только робко сожалела, что сама не родилась во фряжеской стране, где они непременно были бы счастливы и прошли бы рядом длинную, раю подобную жизнь.

Паоло был более опрометчив. Он даже произнес слово «побег» и воскликнул в упоении: «Я украду тебя!» Ксения никак не отреагировала на эти слова.

– Когда мы еще увидимся?

– Бог даст и увидимся. Обязательно.

Вся душа Паоло умещалась в ее прекрасных глазах, и он был уверен, что и Ксения растворилась в нем. Ан нет, оказывается, она украдкой не забывала посматривать в сторону черной громады дома. Неожиданно она легко оттолкнула от себя Паоло и пошептала в ухо:

– Все. Мне пора, – дыхание ее было теплым и душистым.

– Как – пора? – он повернул голову, в просвете между яблоневых веток (и это учли!) слабо сияла розовым узкая оконница.

Ксения дотронулась губами его щеки, выскользнула змейкой из рук и исчезла. И тут же на месте Ксении возникла Арина, схватила его за руку и, высоко подхватив юбку, побежала через сад.

Отягощенные яблоками ветки били по лицу, сука Верная коротко взлаяла и бросилась под ноги, норовя укусить за пятку, в темноте Паоло не увидел ручей и замочил сапоги. Вот и все неудобства этой ночи.

А во всем прочем… Он вспомнил, как ходил вместе с синьором в домовую капеллу во дворце Медичи. Дивная фреска работы Гоццоли украшала стены капеллы. В одном из нарисованных пажей, что сопровождали нарисованного герцога, синьор вдруг узнал Паоло. Святая Мадонна, как похож! Сейчас, после встречи с возлюбленной, Паоло ощущал себя не мальчишкой из свиты, а самим Лоренцо Великолепным. Он ехал на прекрасном сером жеребце, на голове его сияла драгоценными камнями шляпа, роскошный желтый камзол сиял, как солнце, а вела его к счастью сама восьмиконечная Вифлеемская звезда.

4

Школьный товарищ Кима – Никита Шлепиков, в просторечии Никитон Рыжий, что было удивительно при его темно-каштановых лохмах, был славным малым с живыми, любопытствующими глазами, глянцевым клювообразным носом и торчащими вразнотык белыми, без изъяна зубами. Все его женщины, а их было у него немало, с троими он даже был расписан и благополучно развелся, твердили в один голос, что ему достаточно поставить на зубы скобку и он станет обладателем гулливудской улыбки. Никитон отшучивался, мол, денег на стоматолога нет, а в шестьдесят лет он без всякой скобки с помощью пластмассовой челюсти станет красавцем.

В девяносто втором году Шлепиков окончил энергетический и сразу, прямо с колес, ушел в авангард. Не будь этих демократических встрясок, Никитон бы благополучно трудился где-нибудь в проектном институте, но время перемен разметало людей – кого в журналисты, кого в охрану, кто в малый бизнес, то бишь в торговлю, кого в большой. Всем казалось тогда, что главное – это не работать по спецаильности.

И в авангарде Никита писал не абы что, а иконы, твердя при этом, что обновленная вера должна рождать нетрадиционное представление об объекте, и самое удивительное, имел покупателей даже за границей. Когда спрос на иконы упал, он, сменив фамилию Шлепиков на иностранного звучания псевдоним, стал писать детские книжки про пиратов и инопланетян. Платили мало, но писал он столь быстро, что заработок имел вполне приличный. Сюжеты про инопланетян он черпал где придется, читал что ни попадя, а потом сам и попался на собственную удочку, то есть стал странен.

Но, пожалуй, это расплывчатое заявление. Кто сейчас не странен, где норма? Жириновский не странен, или килеры, или бизнесмены, которые при огромном богатстве упорно считают, что жить надо исключительно «сейчас и для себя», а до граждан, которых они так ловко обворовали, им и дела нет?

Не странными эти люди кажутся только потому, что, когда ты с ними водку пьешь, они говорят о привычных вещах: мол, дождь надоел, в шведской химчистке костюм окончательно испортили, а еще изжога замучила, вчера какая-то сволочь покрышку проткнула, а «Спартак» опять продулся вчистую.

А Никитон за водкой и за чаем – без разницы, говорил о странном, явно нарываясь на спор. Друзья быстро летели с колес и начинали убеждать, что его учителя, равно как и он сам, – идиоты, блаженные с жидкими мозгами. Если человек писать прозу не может, он идет в критики, если не получается самому лошадь грамотно нарисовать – двигает в концептуальное искусство, а уж если ортодоксальная наука не под силу, то в ход идут летающие тарелки и круги на полях.

Они кричали, а Никита тихо улыбался. Дождется, пока все охрипнут, и сообщит что-нибудь новенькое в свете своей доктрины. Скептики замолкали, брезгливо морща губы, а некоторые, слабые душой, начинали расспрашивать. А дальше… по крапиве в ботах – кто быстрей! После третьей рюмки тайна народов майя и важные знания «о конце дней» хорошо идут, тем более конец дней приходится как раз на наше столетие и даже ограничен временными рамками: с солнечного затмения в августе 2000 года до католического Сочельника в 2012 году. Иными словами двенадцать лет «кончаться» будем. Никитонова доктрина (вернее, его учителей – иностранных адептов) была хороша тем, что конец света не только не был похож на апокалипсис, но был переходом в «новую фазу жизни», переходом безболезненным и радостным. Более того, главная роль в переходный период предназначалась России, и это знали все просвещенные, как то: Настродамус, индейцы племени хоппи в штате Аризона, древние шумеры и некто Друнвало Мельхиседек – наш современник, словом, все-все, кроме этих дураков, которые сидят за столом и непотребно ржут.

И дураки начинали задавать вопросы, потому что очень неприятно жить в государстве с развалившейся экономикой и нравственностью, в стране, о которую все ноги вытирают.

И очень приятно ощущать себя спасителем демократического подгнившего капитализма и его «золотого миллиарда» – чванливых сливок их общества.

А в чем фишка-то? А в том, что внеземные цивилизации уже все делают, чтобы спасти человечество руками России. Тема внеземных цивилизаций, накрепко связанных с летающими тарелками, обычно в компании сочувствия не находила. Эти неопознанные объекты уже в зубах навязли, их давно никто серьезно не воспринимал. Другое дело – существа их других измерений. С ними связывали появление кругов на полях. Круги – это факт. Своими глазами их тоже никто не видел, но по телеку показывали. Особенно убедительными были не пшеница, уложенная в правильный геометрический рисунок, и наши перепуганные и крайне озадаченные мужики, которые, матерясь, чесали в затылке и на все вопросы корреспондентов отвечали однозначно:

– А мать их знает – что это такое! Вчера не было, а сегодня косить надо, а тут такая хрень… то есть мозаика.

– Может, вы сами уложили колосья?

– Да на кой! И как бы мы все это скрутили, да еще ночью.

Слова мужиков дышали правдой, такое не сыграешь. Каждый из сидящих за столом успел за свою жизнь пожить в деревне. И представить, что где-нибудь в Выдрицах или в Белых Заломах кто-нибудь из жителей, опохмелившись, попрется с утра в пшеницу заниматься эдаким рукоделием! – нет уж, увольте, полный абсурд!

Вдохновленный вниманием слушателей Никитон продолжал развивать тему про «знаки в пути». Оказывается, нам в помощь для безболезненного перехода в другое измерение посланы особые дети. У них измененное ДНК, они никогда не болеют, выигрывают у компьютера в любые игры и умеют видеть любой точкой тела. Спросите, кто их рожает? А мы и рожаем. Они уже имеют название – «дети-индиго».

Придуманное кем-то странное прозвище придавало вес Никитиной болтовне. Кроме того, Олежек, оказывается, сам видел по телику парнишку, который пятками читает. Ему завязывают черной косынкой глаза, подсовывают под ступню текст, дурдом! Мать парнишки пытается хоть как-то использовать его способности, но от него отмахиваются, то ли боятся, то ли не верят, даже в цирк не берут.