Все три служанки разом внесли ее завтрак в спальню — первая — поднос с едой, вторая — серебряный кувшин с горячим шоколадом, а руки третьей были заняты хрустальным блюдом с персиками.

Пожилая служанка по имени Анна, теперь камеристка Мариэтты, услужливо подала ей веер, на тот случай, если хозяйке покажется, что в спальне слишком душно, а затем подала ей и серебряный тазик с водой доя умывания рук перед едой. В конце концов, выполнив все церемонии, ее оставили в покое, и она могла в одиночестве наслаждаться едой.

Когда с завтраком было покончено, Анна вызвалась пригласить парикмахера, но Мариэтта, похоже, не собиралась менять привычки, оставшиеся от прежней жизни.

— Мои волосы очень легко укладывать, и я всегда сама этим занимаюсь, — запротестовала она.

— Синьора, вы только покажите, как вы их носите, и я тогда смогу сама это сделать. Вот увидите, какие ловкие у меня руки, — убеждала Анна, и Мариэтта все же уступила.

И не зря — результат превзошел все ожидания Мариэтты. Ей было также в новинку и то, что теперь у нее были люди, которые по очереди подавали предметы ее гардероба и обувь. Когда она жила в Оспедале, подруги, конечно, могли помочь зашнуровать корсет, но не больше.

— Вы прислуживали первой синьоре Торризи? — осторожно поинтересовалась Мариэтта.

— Нет, синьора. Меня наняли всего десять дней назад, чтобы подготовить все ваши наряды — отутюжить их, вычистить, если нужно, чтобы вы в любой момент могли их надеть.

Мариэтта вздохнула с облегчением. Ей совершенно не хотелось никаких склок в собственном доме. Что же касалось ее приданого, она решила ограничить число платьев самыми неприхотливыми в носке, которые можно надеть почти по любому поводу. Тяжеловато для нее было сосредоточиться на эскизах, предлагаемых модельерами, если ее голова постоянно занята предстоящими прослушиваниями и партитурами, над которыми ей предстояло еще поработать. У нее имелось достаточно платьев на весь июль, хватит даже на август, когда они с Доменико отправятся на виллу за город, как он планировал. А когда вернется в Венецию, то у нее будет еще уйма времени для обновления и расширения гардероба, чтобы не ударить лицом в грязь на светских церемониях. Мариэтта намеревалась стать супругой Доменико Торризи и исполнять роль таковой во всех аспектах. Половинчатость никогда не была в ее характере, и она собиралась оставаться верной себе.

Завершив одевание, она спустилась вниз и прошла через несколько гостиных, то и дело глядя через окна на улицу, чтобы определить их расположение. В большом «тронном зале», где вчера шло буйное празднество, слуги наводили порядок после пиршества, которое затянулось далеко за полночь.

Оттуда Мариэтта отправилась на кухни, где ее внезапное появление вызвало страшный шок среди кухарок и поварят, некоторые из них даже попрятались, остальные же просто замерли как вкопанные. Навстречу ей поспешил опешивший лакей, натягивая на ходу ливрею.

— Вы не заблудились, синьора? Могу показать, как выйти отсюда.

— Нет, не заблудилась. Я пришла, чтобы все увидеть своими глазами.

Мариэтта вспомнила, что говорила ей Элена о необходимости держать руку на пульсе дома и никогда не забывать об этом. Она бросила взгляд на развешанные сковороды и стоявшие котлы, затем побывала в леднике, где на полках громоздились запасы продуктов, оставшихся после вчерашнего пиршества, которых с лихвой хватило бы еще на пару таких же свадеб. Призвав себе на помощь одного из кухонной челяди, Мариэтта заявила, что еда эта должна быть роздана бедному люду, а несколько тортов, которые так и стояли здесь не разрезанными на части, велела отослать в Оспедале.

Когда она возвратилась после обхода, у нее состоялась встреча с запыхавшимся от беготни по лестницам управляющим.

— Синьора, чем могу вам помочь?

— Отправляйтесь со мной, — коротко бросила она.

Часа два странствий по лестницам, коридорам, анфиладам и гостиным сослужили ей добрую службу — она теперь, хотя и не без труда, но все же могла ориентироваться во дворце, благодаря помощи управляющего, причем его желание помочь было вполне искренним. А краткий выборочный обзор расходных книг доказал ей, что управляющий — честный малый. Мариэтта, в целом удовлетворенная увиденным, могла раскритиковать лишь кухни.

— В Оспедале кухни блестят, будто в монастыре. Во дворце я этого, к сожалению, не вижу. Извольте навести порядок, и немедленно, — вежливо, но настойчиво потребовала она.

— Слушаюсь, синьора, — подобострастно поклонился управляющий.

Когда Мариэтта ушла, он еще долго недоуменно тряс седой головой, безуспешно пытаясь найти разумное объяснение тому, что вчерашняя невеста в первое после брачной ночи утро ни с того, ни с сего столько времени и сил уделила такому занудному делу, как осмотр кухонь и других вспомогательных помещений. Прежняя синьора Торризи ни разу не показала свое хорошенькое личико на кухнях, но этот жест новоиспеченной супруги синьора Доменико никак не мог принизить уважения к ней, скорее, наоборот. Было видно, что она понимает, чего хочет. Старый управляющий дал себе зарок так же верно служить ей, как и прежней хозяйке, и постоянно заботиться о том, чтобы у нее не было повода осерчать на него, какой бы части дворца это ни касалось.

Вернувшийся после осмотра одного из дворцов Торризи, Доменико обнаружил свою супругу сидящей в фамильной гостиной перед портретами родственников, занятой их изучением. Когда он зашел туда, она как раз передвигала кресло, чтобы усесться перед изображением очередного пращура Торризи, заключенным в дорогой багет.

— Тебе бы следовало прилечь отдохнуть в это жаркое послеобеденное время, — предложил он. Ему казалось, что она даже с какой-то неохотой оторвалась от своего занятия, и был слегка удивлен.

— Наверное, я так и сделаю, — пообещала она, затем, сложив веер, поднялась и по привычке хотела уже поставить кресло на прежнее место, но Доменико опередил ее.

— Нет, нет, оставь это, — с этими словами он схватил тяжелое кресло за высокую дубовую резную спинку и отодвинул его куда следовало.

Мариэтта вдруг почувствовала, как она устала — ведь с самого утра она ни разу не присела за время своего первого обхода. Доменико предупредительно распахнул перед ней двери, и когда она прошла, подхватил ее на руки и отнес в одну из гостиных, окна которой были закрыты ставнями, где осторожно, словно дорогую фарфоровую статуэтку, положил на одну из кушеток, стоящих здесь. Мариэтта закрыла глаза. Он, стараясь не потревожить ее, снял туфли и удалился, чтобы не мешать ей уснуть.

Мариэтта проснулась спустя два часа и некоторое время лежала, глядя на высокий лепной потолок. Как раз над ней был вылеплен маленький позолоченный херувимчик, В этом дворце, казалось, несть числа этим херувимчикам. А вот портрета Анджелы Торризи она не увидела ни одного — все они куда-то бесследно исчезли. Скорее всего, Доменико распорядился отправить их куда-нибудь в другое место, в один из принадлежащих ему дворцов, потому что вряд ли он пошел бы на то, чтобы украсить ими стены каких-нибудь, пусть даже малозначительных, гостиных этого дворца — она могла натолкнуться на них и там. Вероятно, он поступил так из уважения к ее чувствам, но, если речь шла о чувствах Мариэтты, то она не имела бы ничего против, если бы эти портреты оставались висеть на своих прежних местах, поскольку в любом случае их отсутствие не могло умалить ощущения присутствия ее предшественницы буквально повсюду, в каждой безделушке, каждой статуэтке, каждой мелочи. Мариэтте временами казалось, что гостиную, в которую она входила, только что покинула синьора Торризи. Наибольшим эффектом такого воздействия обладала маленькая атласная подушечка с лентами, которую она обнаружила в кресле одной из гостиных — она очень способствовала тому, чтобы в этом кресле могла уютно расположиться женщина, которая жаждет покоя и удобства, например, когда она в положении. И повсюду эти широкие фарфоровые вазы, наполненные розами.

Мариэтта села и опустила ноги на прохладный мрамор пола. Ей никогда не приходила в голову мысль претендовать на то, чтобы занять место Анджелы в душе Доменико, но ей было необходимо отделаться от этого неприятного чувства, что ее здесь постоянно подстерегает призрак покойной Анджелы, притом везде, куда бы она ни пришла. К счастью, они с Доменико на лето уедут на загородную виллу — может быть, там осталось меньше напоминаний о временах царствования другой женщины.

Путешествие на летнюю виллу Торризи началось с того, что Мариэтта и Доменико, сидя в довольно большой лодке, под тихий плеск весел медленно скользили по бирюзовой глади Венецианского залива. Багаж их, отправленный загодя, должен был ожидать их прибытия уже на месте. Мариэтту взволновала эта поездка по воде, точь-в-точь как и тогда, когда она впервые отправлялась в Венецию много лет назад. Когда они прошли устье реки Бренты, она увидела множество барж, ожидавших своей очереди отбыть, и ей подумалось, что, может быть, какая-нибудь из них вполне могла принадлежать Изеппо. Он и его супруга были в числе приглашенных, и хотя они из вежливости или стеснения отклонили приглашение, тем не менее пришли к церкви и стояли в толпе зрителей, чтобы иметь возможность хоть издали поздравить Мариэтту, помахав ей рукой.

И теперь, сидя под тентом из зеленого бархата на мягких подушках, Мариэтта с интересом оглядывала берега Бренты, вверх по которой они плыли. На свадьбе ей довелось встретиться и познакомиться со многими владельцами вилл в этих местах, и Доменико то и дело показывал ей то или иное прекрасное здание, укрывшееся в густой зелени. Когда их лодка причалила у ступенек, ведущих к вилле Торризи, Мариэтта легко спрыгнула на берег. Она бегом пересекла лужайку, направляясь к воротам, которые распахнули в ожидании новой хозяйки, как и сами двери в виллу. Когда Доменико догнал ее, она одарила его сияющей улыбкой.

— Ты только посмотри на меня! — игриво воскликнула она. — На мне превосходное платье, шляпа — одно загляденье, в руке — дорогой веер, на мне драгоценности — никто не сможет отличить меня от тех женщин, которые были в числе твоих гостей, когда я впервые увидела это место по пути в Венецию.

Доменико забавляла эта игра, но вдруг он посерьезнел.

— Знаешь, есть разница.

— В чем?

— Ты приехала к себе домой, а не в гости.

Внезапно смутившись, Мариэтта потупилась, и прошло несколько мгновений, прежде чем она посмотрела ему в глаза. У этого человека был особый дар, умение говорить впопад, а это очень важно для нее сегодня, когда она внезапно оказалась там, где в последний раз была много лет назад в тот самый день, который предшествовал смерти ее матери, и никакие новые впечатления и восторги были не в силах стереть это трагическое обстоятельство из ее памяти.

— Да, ты прав, — внезапно охрипшим голосом согласилась она, — я, действительно, дома, — и протянула ему руку.

Вилла, построенная в шестнадцатом столетии по проекту архитектора Палладио, удачно сочетала стремление следовать и форме, и принципу целесообразности — летом здесь создавалась прохлада. Мраморные полы, выкрашенные в белый цвет стены, роскошная лепнина, пропорциональность помещений — все это превращало не очень большое строение в поистине райский уголок. Большая часть резной мебели, в основном, относившейся к году постройки виллы, а также и та, что постепенно накапливалась в течение двух с лишним столетий, радовала глаз цветом своей обивки, прекрасно гармонируя с мягкими тонами, присущими реке и окружающему пейзажу, то же самое относилась и к пологам кроватей и гардинам на окнах.

Мариэтте понравился дом, а вскоре она по-настоящему полюбила его. В нем не осталось ничего, что напоминало бы ей о том, что до нее здесь хозяйничала другая. Вокруг и вправду было очень уютно и спокойно: античные статуи, возвышаясь на постаментах и в нишах вокруг дома, в усаженном цветами саду, придавали вилле особую вневременную красоту, создавая впечатление, что все эти раритеты времен Рима только и ждали, пока не пробьет их звездный час, и Палладио не задумает выстроить здесь виллу, где они снова могли бы подняться во всей красе и былом величии.

Лениво проходили дни. Доменико понемногу учил Мариэтту премудростям езды верхом, а когда им случалось получить приглашение отужинать у кого-нибудь из соседей на свежем воздухе, Мариэтта с восторгом привыкала к новому для нее средству передвижения — обычной карете. Словом, молодая чета развлекалась, устраивала пикники, летние балы, участвовала в поездках по реке и просто встречалась с самыми близкими друзьями Доменико, которые сразу же полюбили Мариэтту. Многих из них она знала довольно давно, еще с периода вечеров в Оспедале, а в резиденциях некоторых из них ей даже приходилось не единожды выступать. Иногда она даже пела в этих новых компаниях под собственный аккомпанемент на клавесине, и это неизменно становилось гвоздем программы любого вечера.