Тур должен был закончиться в секретной сокровищнице. Прежде чем достичь ее, Марко отошел от главного направления в другую сторону, но Лавиния вмешалась:

— Не туда, Марко.

Елена вопросительно подняла брови.

— Что это? Какая-то тайна?

Марко кивнул Лавинии, чтобы показать, что он принял ее совет, и затем положил руку Елене на талию, чтобы повести ее к сокровищнице.

— Никакой тайны. Это скрытый салон, который содержится под замком, с тех пор как там много лет назад было совершено убийство.

Елена вздрогнула.

— Я никогда не хочу видеть его. Даже не говори мне, где он.

— Я не буду, — пообещал он. — Так же, как не будут ни Лавиния, ни мои братья. Больше никто, за исключением моей матери, не знает об этом.

Елена подумала тревожно, что палаццо Селано был похож на другие дворцы на берегу Гранд-Канала: он был смесью прекрасного и зловещего.

В сокровищнице Елена примерила несколько драгоценностей, хранившихся в жестяных коробках, и Марко водрузил ей на голову свадебную корону из золота и драгоценных камней. Лавиния, сидевшая на стуле и смотревшая на них, почувствовала острую боль мрачного предчувствия. Ни одна будущая невеста не должна надевать эту корону до дня свадьбы, но было уже слишком поздно что-либо говорить. Через мгновение она забыла свое предчувствие и смеялась вместе со счастливой парой.

Она никогда не видела двух людей более влюбленных друг в друга.

Елена чувствовала себя, как в коконе из счастья, когда ждала следующего вечера, чтобы увидеть Марко снова. Она так много раз подходила к окну, что синьора приказала ей сесть и учиться не проявлять невежливой нетерпеливости. Когда наконец послышались шаги, Елена радостно спрыгнула со своего стула, но это был Элвайз, выглядевший мрачно.

— Марко нездоровится, — объяснил он. — Сегодня утром он жаловался на ужасную головную боль, а к полудню у него возникли признаки лихорадки.

Елена побледнела.

— Я должна идти к нему!

Синьора набросилась на нее.

— Не будь смешной! Место Марко здесь, в его собственной постели, если он болен. Привези его немедленно, Элвайз.

Когда появился Марко, он качался на ногах и его поддерживал брат. Елена подбежала к нему, озабоченная румянцем и капельками пота, выступившими на висках. Он сделал усилие, чтобы улыбнуться ей.

— Я буду в порядке завтра, моя дорогая. Вот увидишь.

Когда Элвайз помог Марко дойти до постели, синьора попыталась запретить Елене входить в спальню.

— Марко — мой сын, но пока еще не твой муж, — заявила она с яростью собственницы. — Держись от него подальше!

Елена сделала глубокий вдох и в первый раз оказала сопротивление женщине.

— Отойдите в сторону и позвольте мне пройти к нему. Не заставляйте меня сталкивать вас с пути.

Синьора была изумлена этим переходом от покорного послушания к открытому неповиновению, но поняла, что Елена не уступит. Быстро повернувшись, она вошла в спальню первой.

— Я пришла, чтобы ухаживать за тобой, мой дорогой сын, — сказала она успокаивающе, но Марко с горячим желанием смотрел на Елену.

— Я хочу, чтобы ты была здесь со мной, — сказал он, поднимая руку, чтобы Елена взяла ее в свои, — но ты можешь заразиться лихорадкой.

— Я привита, — уверила она его, ее сердце сжималось от страха при виде его. — И я точно знаю, как надо ухаживать за тобой. Я делала все это и раньше в Пиете.

— Пациенты выживали? — пошутил он.

Она улыбнулась:

— Конечно.

— Это хорошо. — Он закрыл глаза, все еще держа ее руку. Его температура поднималась.


В Пиете Мариетта с волнением ожидала новостей о выздоровлении Марко. Было несколько случаев такой же точно лихорадки в оспедале, включая нескольких девушек из основного хора, и все приглашения были отменены. Она испытывала радость от многообещающих признаков выздоровления в трех самых тяжелых случаях, когда встретила сестру Джаккомину на лестничной площадке. Добрая монахиня выглядела несчастной.

— Что случилось? — спросила Мариетта в тревоге. — Неужели один из больных детей?..

— Только что пришло сообщение из палаццо Селано. — Монахиня заломила руки. — У Елены не будет никакой свадьбы. Ее жених умер.

Несколько секунд Мариетта была безмолвна. Затем слова вырвались из нее:

— Елена нуждается во мне! Она будет вне себя от горя.

— Это невозможно. Ни сестра Сильвия, ни я, ни кто-либо еще не может пойти с тобой сейчас.

— Тогда, — твердо сказала Мариетта, — я должна попросить вас отвернуться в другую сторону на некоторое время. Пожалуйста!

— О господи! — Монахиня боязливо посмотрела в стороны, качая головой, поспешила прочь, опустив глаза.

Мариетта не могла позволить, чтобы ее остановили около главной двери, поэтому, воспользовавшись случаем, взяла ключ от двери, ведущей на улочку. Быстро глянув, чтобы убедиться, что у окон никого нет, она выскользнула и закрыла дверь на ключ за собой.

— Никаких посетителей сегодня не принимают, — услышала она, прибыв в палаццо Селано.

— Синьорина Елена захочет видеть меня, — сказала она, назвав свое имя. — Я из Пиеты.

Ее заставили ждать только несколько минут, прежде чем проводили вверх по большой лестнице в спальню Елены. Ее подруга, уже в черном платье, сидела, смотря невидящими глазами из окна.

— Я знала, что ты придешь, — сказала она благодарно, не поворачивая головы.

Мариетта поспешила к ней.

— О моя дорогая Елена, я разделяю твое горе до глубины души.

Елена посмотрела на нее огромными печальными глазами.

— Но я тоже умерла. Моя жизнь ушла вместе с Марко. Поэтому я не могу плакать.

Мариетта знала, что Елена была доведена до совершенного отчаяния, но слезы были бы естественной и полезной разрядкой. Она придвинула стул и взяла подругу за руку.

— Давай посидим немного. Возможно, позднее ты захочешь поговорить.

— Сколько ты можешь оставаться?

— Столько, сколько ты пожелаешь. Это можно устроить, я уверена.

В течение долгого времени Елена не двигалась и не говорила. Затем она сказала:

— Я думаю, что должна пойти к синьоре. Бедная женщина упала в обморок, и ее вынесли после того, как Марко испустил последний вздох. Я оставалась с ним одна до рассвета.

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Я лучше пойду одна. Мы с ней не были друзьями, но я хотела бы исправить это теперь. Я надеюсь, она будет чувствовать то же. Было бы хорошо, если бы мы с ней могли утешить друг Друга. Пожалуйста, подожди меня здесь.

Когда Елена вошла в салон синьоры, она обнаружила, что там были Филиппо, Маурицио и Элвайз. Виталио стоял рядом с матерью, держа в руке бокал вина. Лавиния отсутствовала. Елена вышла вперед.

— Чего ты хочешь? — холодно спросила синьора.

Ее сыновья, которые сидели, поднялись на ноги, когда подошла Елена.

— Я пришла повидаться с вами, синьора, — ответила девушка. — Я думала, мы будем нуждаться друг в друге в нашем общем горе.

Глаза женщины сузились.

— Возвращайся на свою собственную половину. Для тебя теперь нет места в этой семье. Как только похороны закончатся, ты должна уехать.

Филиппо наблюдал, как Елена закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Когда дверь за ней захлопнулась, он повернулся к своей матери с успокаивающим жестом.

— Давай не будем опрометчивыми, мама. Елена должна оставаться здесь до тех пор, пока ее будущее не будет решено.

Гроб с телом Марко, украшенный геральдическими цветами Селано, был поставлен на возвышение, покрытое тканью из золота. Елена бросилась к нему, рыдая.

— Марко! Почему ты меня покинул? — Она поняла тогда, что все еще жила, потому что никто, кто умер, не мог чувствовать такого душераздирающего горя и проливать таких обильных слез.

Как оказалось, Мариетта не могла остаться со своей несчастной подругой. Ее уведомили от имени членов семьи Селано, что никакие посторонние не допускаются во дворец во время траура, и поэтому Елена, сломленная и обезумевшая от горя, была оставлена скорбеть без дружеской поддержки.


Опекун Елены пришел повидаться с ней на следующий день. Выразив свои соболезнования, он сказал ей, что не может быть и речи о ее возвращении в Пиету.

— Ни одна девушка не может вернуться после того, как она ушла. Это могло бы возыметь разрушительное воздействие, если в среде всех остальных будет та, кто попробовала жизнь другого сорта. Лучшее, что можно сделать, чтобы маэстро поговорил от твоего имени с одной из оперных трупп, хотя он предупреждает тебя не надеяться, что ты станешь примадонной.

— Я сознаю ограничивающие обстоятельства, — тихо ответила Елена.

— Будет ли тебе разрешено устроиться на работу — другое дело.

Елена, которая смотрела вниз на свои руки, сложенные на черном шелке платья, подняла голову.

— Что вы имеете в виду?

— Ты пришла сюда жить только потому, что руководители и я подписали передачу ответственности за тебя синьоре Селано. Твое будущее теперь в ее руках. Даже твое приданое теперь в ее власти.

— Это чудовищно! Она хочет прогнать меня отсюда. Она сказала мне это.

— Я только что разговаривал с ней, и она более не придерживается этого мнения. Новый глава Дома Селано настаивает, что неподобающе для девушки, которая была помолвлена с его братом, быть изгнанной на улицу. Ты должна оставаться под опекой его матери до тех пор, пока твое будущее не будет устроено.

— Неужели я совсем не имею никаких прав?

— Никаких.

— Вы говорите, что, если она пожелает, я могу быть выдана замуж за любого, кого она выберет для меня?

— Именно так. Ты можешь рассчитывать на то, что она постарается для тебя, но мой личный совет — никогда не иди против ее желаний. Такие люди, как те, среди которых ты сейчас оказалась, имеют абсолютную власть, и я уверяю тебя, что ты вскоре обнаружишь себя заточенной в каком-нибудь суровом монастыре, если осмелишься не повиноваться синьоре Селано.

— Закон очень суров для женщин, — ответила она горько, — если только они не могут возвыситься в исключительных случаях, как сделала она.

— Кто может сказать, что тебе однажды не представится шанс? — Он хотел помочь ей приспособиться к ограничениям, к которым ее приговорили.

— Если это когда-нибудь произойдет, — ответила она быстро, — я буду пользоваться им с милосердием и состраданием.


За день до похорон Филиппо заговорил со своей матерью о будущем Елены.

— Так как я принял все обязанности и ответственность, которые принадлежали Марко, я хочу поставить свою подпись на брачном контракте, заключенном с Пиетой, и взять Елену себе в жены. — Он сделал неторопливый жест. — У нее должно быть время свыкнуться со своим горем. Трех или четырех месяцев будет достаточно. Она молода и жизнерадостна и вскоре оправится, особенно если ей будет позволено остаться здесь. Из того, что я о ней понял, у нее есть вкус к хорошим вещам в жизни.

Он ожидал какую-нибудь колкость от своей матери, но не имел намерения позволять ей управлять им, как она управляла Марко большую часть своей жизни. Его агрессивная натура не могла подчиняться его привилегированному брату, и для него было практически невозможно чувствовать какое-либо горе, когда он наконец получил все, чего хотел, и что, как он всегда чувствовал, должно было принадлежать ему с самого начала. Это давало ему огромное удовлетворение — притязать на женщину, которую Марко выбрал в жены. Если бы он сделал Елену своей женой, это в конце концов стерло бы все следы правления его покойного брата.

— Такие, значит, дела? — Синьора Селано смотрела сквозь сына. Ничего, что принадлежало Марко, не должно было остаться невостребованным. Осознавая, что удивляет Филиппо, она безропотно кивнула. — Очень хорошо.

— Я считаю, это очень подходящее соглашение, — подчеркнул он.

— Ты упомянул период траура для Елены. Я не вижу в этом никакой необходимости. Все время, что ты будешь помолвлен с ней, я должна буду оставаться здесь, чтобы опекать ее, и ты знаешь, как сильно я не люблю находиться в Венеции во время самого жаркого времени года.

— Меня устроит скорая женитьба.

— Тогда пусть свадьба состоится через десять дней, после того как будет похоронен мой дорогой Марко. Я не могу здесь скорбеть по нему. Я вижу его везде, куда бы ни посмотрела. Только когда я снова окажусь в своем собственном доме, смогу скорбеть так, как должна.

— Я понимаю, мама. — Филиппо не был способен на жалость, но мог понять, почему она хочет остаться наедине со своими воспоминаниями и своим горем в доме, который ей нравился больше всех.

— Когда ты скажешь Елене, что она должна быть твоей женой? Я предлагаю, чтобы ты пошел к ней сейчас.