— Вот эта очаровательная, — сказала она.

— С ней рядом еще работы Лонги.

Они подошли к ним, и ей они тоже понравились. В общем, к какой бы картине они ни подходили, ни одна не оставляла ее равнодушной.

— Мне нравятся все, поэтому я не в силах вам помочь выбрать.

— Но если бы ты выбирала для себя, какая это была бы картина? — настаивал он.

Она незамедлительно ответила.

— Эта!

На ней были изображены двое в масках, очевидно, безумно влюбленных друг в друга, они стояли в солнечном свете среди карнавальной толпы на Пиатсетте.

— Почему? — поинтересовался Филиппо.

— Потому что они такие… — Она запнулась, осознав, что едва не выдала свои чувства, — дружные.

Филиппо от души рассмеялся.

— Они страстные любовники, моя дорогая. У девушки такие же светлые волосы, как у тебя. Это Тьеполо, и я позабочусь о том, чтобы его доставили в Пиету для тебя.

— О нет! — встревожилась она. — Я не могу это принять.

— Это моя благодарность за проделанную вами работу в библиотеке. А сестра Джаккомина получит книгу, которой она будет довольна. Давай больше не будем спорить.

— Даже не знаю, как и благодарить вас.

— Если тебе нравится, это все, что мне нужно от тебя взамен. — Он обратился к торговцу. — Проследите, чтобы Тьеполо доставили сегодня, а я возьму еще Лонги и Мариески.

Торговец поклонился в знак того, что приказ ясен. Филиппо, ничуть не смущаясь, обхватил Бьянку за талию и отвел ее в соседнюю комнату, заперев за собой дверь.

— Я пришла, чтобы сообщить, что мы закончили с переписью книг, — сказала она, отходя от него в сторону.

— Правда? Замечательно. Я буду скучать по твоему милому личику, но скоро придется переписывать еще множество книг, если, конечно, вы с сестрой Джаккоминой согласитесь.

— О, конечно! — сказала она с нескрываемой радостью. — Какие будут следующие книги?

— Они хранятся сейчас на одной из моих загородных вилл, где их никто и никогда не открывал и не читал.

— Мы с сестрой Джаккоминой сочтем за честь снова заняться этой работой.

— Как мило с вашей стороны.

Он приблизился к ней вплотную и увидел тревогу в ее глазах, смешанную с любовью, которую она не могла теперь скрыть. В следующее мгновение он заключил ее в свои объятия и страстно впился в ее губы, даря ей совершенно не такой поцелуй, который должна впервые познать девственница. Он почувствовал, как она стала сопротивляться от неожиданности, а потом смягчилась и уступила, дрожа всем телом. Когда он посмотрел на нее, она не смела шевельнуться, опустив вниз глаза, тогда он нежно провел рукой по ее волосам и лицу. Все так же, не поднимая на него глаз, она заговорила мягким, беспокойным голосом:

— Я больше не вернусь сюда. Сестра Джаккомина найдет мне замену. И я не могу принять картину ни под каким предлогом.

Его голос зазвучал в таком же официальном тоне:

— Я придерживаюсь такого же мнения. Никогда не думал, что молодая девушка станет соблазнять меня в моем же собственном доме.

Она взглянула на него испуганными глазами.

— Я не делала этого! — Она сильно взволновалась и в растерянности не могла найти нужных слов. — Да как вы смели такое подумать?

— Почему ты пришла ко мне одна? — Он сделал вид, что глубоко изумился.

— Я всего лишь хотела передать вам послание! — закричала она. — Вы же приходили ко мне, когда я играла на флейте.

— Но тогда сестра Джаккомина сидела неподалеку, в библиотеке. В этой части замка все по-другому. Или, может быть, ты знала, что я с торговцем картин?

— Нет, — согласилась она робко.

— Так ты думала, что застанешь меня одного?

— Да, я так и думала. О, я больше не понимаю, что сама говорю! — Она прижала руку к губам в отчаянии, чтобы остановить свою дурацкую болтовню. — Я хочу умереть! Я никогда не хотела, чтобы вы так обо мне думали. Только не говорите Елене! Она решит, что я предала ее.

Он находил все произошедшее довольно занимательным, хотя понимал, что не стоит ей этого показывать.

— Предлагаю притвориться, что поцелуя никогда не было. Мне бы хотелось забыть это маленькое недоразумение, если ты не против.

Она посмотрела на него с благоговением.

— Это возможно?

— Конечно! Ведь мы друзья, не так ли? — Он вытянул руки, и она с облегчением на лице подала свою руку.

— Тогда ты веришь, что я не хотела нанести никакого оскорбления твоей жене? — спросила она, чтобы лишний раз убедиться в этом.

— Да. — Он отпустил ее руки. — Я пойду с тобой в библиотеку. Ты и сестра Джаккомина должны выпить со мной по стаканчику вина, перед тем как уйти. Возможно, если нам повезет, Елена вернется пораньше от своей знакомой и присоединится к нам.

Его прямое напоминание об Елене окончательно разуверило Бьянку. С легкостью, свойственной юности, она вскоре забыла момент неловкости, который ей пришлось пережить. Когда бы она ни смотрела на картину Тьеполо на стене своей комнаты в Пиете, она вспоминала только о поцелуе Филиппо. Она решила, что это было самое большое романтическое приключение в ее жизни. Поэтому она будет бережно хранить это воспоминание.

Глава 14

Елена продолжала усердно искать. Она и так потеряла много времени, когда ей пришлось прерваться и составлять Филиппо компанию на его вилле с июня до конца августа. После этого много времени она потратила на разного рода мероприятия, такие как присмотр за приготовлениями к торжествам в палаццо Селано, в том числе к маскарадному балу, который обещал быть самым грандиозным событием, когда-либо случавшимся в Венеции. Похоже, Филиппо до сих пор не мог насытиться вдоволь празднованием поражения Торриси, несмотря на то что прошло уже много лет.

На подобные торжества Филиппо обычно нанимал оркестр из Пиеты. Он надеялся, что, когда большинство гостей уйдут из бального зала ужинать, девушки из Пиеты смогут сами потанцевать под присмотром монахинь. Их партнерами станут охотно согласившиеся юноши из числа гостей, а играть им будет специально приглашенная группа. Елена, занятая ужинающими гостями, и не заметит, что Филиппо не упустит возможности хотя бы раз потанцевать с Бьянкой.

Когда обыск письменного стола Филиппо, полок и многочисленных папок ни к чему не привел, Елена приступила к не менее многочисленным ящикам и тайникам, о которых знала. В конце концов, она вернулась к высокому буфету в спальне Филиппо, хотя перспектива пройти сквозь него не внушала ей надежды.

Справиться с задачей было сложно еще и потому, что нужно было следить, чтобы камердинер Филиппо не увидел ее здесь. Он шустрый малый и тут же донесет об увиденном Филиппо. Она уже чуть было не попалась в предыдущий раз. И все же это должно было случиться.

Безопаснее всего делать это было во время ужина Филиппо с компаньонами. В этом случае Елене не нужно было показываться за столом, а они просиживали часы напролет за стаканами с выпивкой, обсуждая какие-то вопросы. Камердинер готовил для Филиппо ночную рубашку, расстилал кровать и не появлялся до тех пор, пока пьяные гости не начинали расходиться по гондолам.

Елена обыскала все в буфете, кроме верхней четверти, к тому вечеру, когда Филиппо собирал один из таких ужинов. Ни на минуту не забывая о своем задании, Елена вернулась домой из театра пораньше, отказавшись пойти с друзьями в казино. Поднимаясь по лестнице, Елена услышала хриплый хохот над какой-то непристойной шуткой. Она знала, что в последующие два-три часа ее никто не потревожит.

Служанка помогла ей раздеться, и, оставшись одна, Елена встала с кровати и надела вельветовое платье с глубокими карманами. Она должна была суметь спрятать любую вещь, которую только могла найти. В комнате Филиппо горели свечи, когда она вошла через смежную дверь. Сначала она закрыла дверь, ведущую в коридор, собираясь приступить к завершающей попытке, и никакие меры предосторожности не могли ей помешать. Кресла, обитые тканью, были очень тяжелыми, но она сумела пододвинуть одно к буфету. Она взобралась на кресло, открыла верхние дверцы и начала свои поиски.

Елена надеялась, что найдет еще один тайник, как тот с картинкой и кольцом, и принялась толкать и ощупывать каждый дюйм дерева в буфете. Ничто не двигалось, не поддавалось, не выявляло признаков наличия тайников. Она опустила ноющие руки в отчаянии. Она так надеялась!

Взволнованная, Елена уже было спустилась с кресла, когда вспомнила о потайном ящичке, который нашла раньше. Он был довольно широкий, но мелкий. А если за ним скрывался еще один? Выдвинув ящик, она увидела, что за ним только дерево. Как только она вернула ящик на место, то, что должно было быть стенкой буфета, откинулось, открыв своего рода полость. В ней была стопка бумаг! Убедившись, что это то, что она искала, Елена вынула их. Быстро просмотрев первые страницы, она окончательно в этом уверилась. Осторожно она вернула связку бумаг на место и закрыла ящик. Теперь, зная, где лежат доказательства, она могла взять бумаги на следующий день. Она хотела поскорее показать их Мариетте, этой же ночью и спрятать их в надежное место, но это было невозможно. Слуги все еще не спали, и Елена не могла рисковать, зная, что Филиппо даже жутко пьяный мог вернуться в спальню и решить проверить, целы ли бумаги, или, что скорее всего, позлорадствовать над ними.

Она устанавливала вырез стены, скрывающий ящик, на место, когда услышала приближающиеся шаги Филиппо. В панике она соскочила с кресла, запуталась в полах платья и упала, повалив за собой кресло. Филиппо начал дергать ручку запертой двери и кричать.

Елена попыталась поскорее встать, но вывихнутая лодыжка не позволила сделать это, и от этого она тяжело дышала, когда все-таки поднялась на ноги. Претерпевая боль, она закрыла дверцы буфета, но прежде, чем она смогла передвинуть кресло, соседняя дверь распахнулась, и перед ней возник Филиппо.

— Какого черта тут происходит? — Он посмотрел на кресло, придвинутое к буфету, и заметил застывшее выражение ужаса на ее лице.

— Я пыталась поймать моль! — в отчаянии выкрикнула она, испугавшись своих слов, словно ребенок. — Ты же не выносишь моль в своей одежде.

Филиппо не спускал с нее глаз. Он поднялся наверх за плащом и маской, чтобы вместе со своими дружками пойти в публичный дом. В этих походах они себе никогда не отказывали, но новое развитие событий отложило в сторону всякие развлечения.

— Возьми это кресло и поставь его к стене, — приказал он.

Ей ничего не оставалось, кроме как повиноваться, дрожа так, что она едва могла передвигать его. Он позвонил в звонок, чтобы пришел его камердинер и отпер дверь. Когда Филиппо снова повернулся к ней, Елена, с бледным лицом и большими от страха глазами, уже сидела в кресле. Он ничего не сказал, но все его подозрения подтвердились. Актриса из нее была никудышная, и он понял это сразу же после того, как она пыталась изобразить радость за поражение Дома Торриси. Злость и гнетущая ситуация протрезвили его голову, что было сейчас крайне необходимо для принятия здравого решения. Неожиданные изменения в его планах на вечер, то, что он решил подняться сюда, значило только то, что он один знал, где находятся необходимые ему вещи, ведь даже клерк не мог пошевелиться без его разрешения. Но однажды он видел, как Елена ищет что-то в ящиках среди старых счетов и бумаг.

Камердинер пришел.

— Синьор?

— Скажи джентльменам, что моей жене стало нехорошо и я не могу оставить ее. После этого можешь идти к себе. Ты мне больше не понадобишься сегодня.

Камердинер вышел, и Филиппо запер за ним дверь. Обычно Филиппо не утруждал себя возиться с ключами, так как никто не смел входить к нему без стука. Елена решила, что он делает это для того, чтобы она не сбежала от нежелательного разговора. Филиппо вернулся назад и остановился перед ней.

— Что ты делала на моем буфете? — спросил он властно.

— Ничего! — солгала она. — Я же сказала тебе, почему я здесь!

— Это неправда!

Он в ярости помахал кулаком перед ее лицом.

Она инстинктивно пригнулась и все же нашла в себе силы бросить ему еще одну ложь — это был единственный шанс избавиться от его жестокости.

— Меня не волнует, что ты прячешь в своих буфетах или где бы то ни было!

Внезапно он резким движением схватил ее за волосы. Она вскрикнула от боли, пока он ставил ее на ноги. Он крепко прижал ее лицо к своей груди и не отпускал. Зная, что она ничего не видит, он открыл тайник свободной рукой и понял, что она ничего не нашла. Найти это хитрое место было бы сложно даже самому искусному вору, но из-за своей глупости она, естественно, просмотрела его.

Хотя Елена понимала, что он делает, она думала, что он решил задавить ее своим телом. Она не могла дышать, так крепко он держал ее. Потом он отпустил ее, но ненадолго, а лишь за тем, чтобы перехватить за шею с такой яростью, что даже вена пульсировала у него на виске.