— Елена попросила достать их из-за зеркала в той комнате. Я возьму их с собой, спущусь к Леонардо, и мы вместе посмотрим их.

В коридоре она встретила дворецкого, набрасывающего плащ, чтобы выйти.

— Я иду к синьору Элвайзу Селано, — выдавил он. — Топор не пробивает дверь, ее все еще не могут открыть. Возможно, у него есть запасной ключ.

Коротко кивнув ему, она ушла в комнату Слоновой кости. Леонардо подскочил, когда она вошла, на его лице выразилось облегчение.

— Что произошло? — Когда она все рассказала ему, он задумался, обхватив подбородок ладонью. — Значит, Бьянка толкнула злодея. Если бы она все-таки ранила его ножом, ей бы не сошло это с рук. Тем не менее я уверен, Филиппо Селано выжмет из этого падения все, что только возможно!

— Так же, как и я оберну против него все факты, касающиеся заточения Елены!

— Естественно. Но помни, в общем, допустимо, чтобы муж наказывал жену и охлаждал ее пыл, применяя для этого временную изоляцию.

— Но не доводить ее до смерти!

— Конечно нет! Иначе это убийство.

— В той комнате не было ни крошки еды, а Елена была настолько слаба, что едва могла проглотить воду. — Мариетта сжала кулаки, а лицо передернулось от ярости. — Никогда не думала, что буду упрекать Венецию в чем-то, и все же упрекаю: в этом замечательном и прекрасном городе есть что-то такое, что искажает правду и заставляет нас обманывать, блефовать и дурачить друг друга. Ты и я, мы оба несем ответственность за положение дел, Леонардо.

— Каким же это образом?

— Тем, что делаем маски! Иллюзия продолжается за пределами карнавала, в течение года маски, скрывающие глаза, дают людям право не отвечать за последствия своих действий! Без таких масок, как наши, измена и месть не оставались бы неразоблаченными. Филиппо никогда бы не смог без маски выдавать другую женщину за Елену в базилике или оперном театре. А всех ужасных последствий могло попросту не быть.

— Да, это так, — равнодушно ответил Леонардо, — и нам придется смириться с этим.

Она закрыла глаза и через несколько секунд запустила пальцы в волосы, готовясь снова заговорить.

— Ты прав, — согласилась она холодным тоном, собираясь с мыслями. — Самозванка, как ты понимаешь, неприкосновенна. Минерва будет подстраиваться под любые доказательства, придуманные Филиппо.

— Будь осторожна с ней, Мариетта. Первым делом, выйдя из мраморной комнаты, Филиппо проверит, сбежали ли эти две женщины. Он сразу же попытается освободить Минерву.

— Если только мы прежде не получим от нее чистосердечное признание! Ты сделаешь это для меня?

— С радостью, если такое вообще возможно. Где она?

— Я попрошу, чтобы тебя к ней отвели. Сейчас ее заперли, приняв за воровку, и она очень напугана угрозами Бьянки.

— Что это за бумаги на столе?

Мариетта взяла связку, что положила недавно.

— Елена спрятала их. Она, кажется, думает, что они как-то связаны с Доменико.

Она развернула бумаги, и Леонардо поднес свечи поближе.

Что бы там ни было написано, прочитать это было невозможно. Бумаги слишком долго пролежали за тяжелым зеркалом без воздуха и света. Сырость размыла чернила и разъела бумагу. В некоторых местах можно было рассмотреть части предложений, но ничего не было ясно.

— Если эти бумаги и могли чем-то помочь Доменико, — сказала она с дрожью в голосе, — то не осталось никаких шансов. Мы должны подождать, пока Елена выздоровеет, прежде чем станем расспрашивать об их важности.

Леонардо собрал бумаги, но он знал, как и она, что, если Елена умрет, вся информация, написанная здесь, будет утеряна.

— Я покажу их Себастьяно, — произнесла она решительно, забирая у него бумаги. — Ведь что-то можно разобрать.

Леонардо ничего не сказал, Мариетта прикрыла глаза ладонью, потом выпрямилась и приказала слуге отвести Леонардо к мошеннице.


Элвайз увлеченно читал газету, когда прибыл дворецкий его брата. Франция воевала с Австрией, и в настоящий момент боевые действия проходили на землях Италии. Он прочитал, что генерал Бонапарт сносил все на своем пути, параллельно отправляя во Францию все, до чего дошли его руки. Венецианская республика шла ему навстречу, обеспечивая его армию продовольствием и необходимым снаряжением, однако генерал не торопился платить за оказанные услуги. У дожа, должно быть, уже образовался долг корсиканским новичкам! Но, как и все венецианцы, Элвайз расценивал все происходящее за границей надменно, пренебрежительно и временами с сожалением. Эти войны шли не за Венецию.

Когда дворецкого пригласили в комнату, Элвайз отложил газету, поднялся, встав спиной к мраморному камину, выпрямился и сомкнул руки за спиной. Он думал, что знает, по какой причине дворецкий пожаловал к нему.

— Моя невестка скончалась?

— Нет, синьор, хотя доктор, срочно вызванный сегодня вечером, и не сказал, что это случится нескоро. Я пришел из-за синьора Селано. Если верить синьоре Торриси, ваш брат заперт сейчас в секретной комнате, что в его покоях.

— Что?! — Глаза у Элвайза невероятно сузились. — Ты мне вздумал сказки рассказывать?

Дворецкий обиделся.

— Синьор! Я ответственный дворецкий Дома Селано! Я говорю только то, что сам видел или в правдоподобности чего уверен. Синьора Торриси пробралась в дом под видом курьера с масками от Савони и вдруг стала командовать.

— Какого черта?..

— У вас есть запасной ключ к двери? Мы ничем не можем взломать замок.

— Нет, у меня его нет. — Элвайз отошел от камина. — Пойдемте, вы расскажете мне остальное по дороге.

Посмотрев на то, как слуги тщетно работают топорами, и поговорив с доктором, который рассказал все, как было, Элвайз отправился в комнату больной. По крайней мере, он избавится от женщины Торриси и проследит за тем, чтобы отпустили Минерву. Филиппо не обойдется без его помощи в этом хаосе. Не стоит забывать и про Алессандро. Элвайз знал, его брат кардинал презирает любые скандалы, портящие репутацию семьи Селано. На дворе конец восемнадцатого века, не те времена, когда кровавые дела не очень-то вредили, а порой и улучшали репутацию семьи.

Сестра Джаккомина открыла ему дверь и тут же прошла вперед, закрыв ее за собой.

— Доктор запретил пускать к Елене посетителей, — сказала она твердо.

— Я здесь не за этим. Синьора Торриси должна покинуть замок немедленно.

Вот тогда-то сестра Джаккомина и устроила ему сцену. Она позволяла своей ярости показаться наружу только тогда, когда дело касалось защиты прав ее пиетских дочерей. Теперь она настояла на том, что останется при больной под ответственностью доктора Грасси и Мариетта нужна ей, как бывшая воспитанница Пиеты и опытная сиделка в деле по уходу за пациентами.

— О лучшей помощи не может быть и речи, а это вопрос жизни и смерти! Или вы намерены завершить начатое вашим подлым братом и довести Елену до гроба?

На данный момент он смирился с поражением. Эта круглая маленькая монахиня, покачивающаяся на своих каблуках от негодования, может принести много неприятностей Филиппо, свидетельствуя против него, поэтому сейчас не следует злить ее.

Он оставил ее в покое и пошел к самозванке, довольно слезливому существу, но приятной наружности с красивыми волосами, имеющими поразительное сходство с волосами Елены.

— Я все рассказала, — всхлипывала она, напуганная его угрозами, уже горько жалея о том, что подписала признание и отдала его человеку, который приходил ее допрашивать. — Я не виновата в том, что синьор Селано хотел убить свою жену таким сумасшедшим способом. Нам он сказал, что намерен всего лишь наказать ее, не бесчестя ее имени публично, и что отпустит ее, когда она присмиреет.

— Не лги!

Из ее глаз ручьями хлынули слезы.

— Я и не лгу. Клянусь! Синьор Селано обещал, что все это ненадолго. Думаете, мне хотелось сидеть взаперти в этой комнате, будто я сама отбываю наказание? Я едва с ума не сошла от скуки. Джованне и то легче было — она могла уходить иногда. Я выходила лишь два раза, а потом мне пригрозили, что посадят в тюрьму и обвинения найдутся, если выдам себя. Ваш брат — ужасный человек!

Он понимал, что это создание — жертва шантажа Филиппо, и все же настаивал на своем.

— Могла бы догадаться, что у нас серьезные проблемы.

Ее взгляд изменился.

— Нет! Не могла!

Она сказала ему все, что ему нужно было знать, и он распахнул перед ней дверь.

— Убирайся!

Она остолбенела от неожиданности, но потом рванулась вперед. А он схватил ее за плащ, перетянув ей горло так, что она едва не задохнулась, и повернул к себе.

— Одно только слово о том, что ты здесь видела или слышала, — и твое тело найдут плавающим в каком-нибудь канале.

Потом он оттолкнул ее от себя, и она, спотыкаясь, прошла несколько ступенек, прежде чем броситься бежать.


В розовой мраморной комнате Филиппо вскоре сдвинулся с того места, где упал. Несмотря на невыносимую боль, он все-таки выбрался из складок портьер и двинулся к подножию ступеней, с неимоверным усилием передвигая за собой переломанные конечности. Он понимал, что повреждения далеко не смертельные, и все же ему еще долго нельзя будет вести привычный образ жизни. Если бы портьеры не смягчили его падение, то, вполне возможно, он сломал бы спину.

Боль ему была знакома, и у него хватало выдержки терпеть ее. Его последняя стычка с Антонио Торриси не обошлась без боли еще более сильной, чем эта. Его воля и сильные руки помогли подняться на ступени, хоть и черепашьим темпом, волоча за собой беспомощные ноги, в одной из которых, что оставляла за собой кровавый след, виднелась кость.

Его также терзали страх и ярость. Сломанное бедро — худшее, что с ним могло случиться. Он перебрал все способы мести Бьянке за предательство, а Мариетте Торриси за ее вмешательство в дела, которое недешево обойдется ему в суде. Да уже то, что Елена выживет и сможет свидетельствовать против него, все портит.

С ревом он опустил лоб на руку, чтобы перетерпеть очередной приступ боли, который словно прожигал его мозг. Ему казалось, что его подвесили на инквизиции за большие пальцы перед Дворцом дожа или, может быть, разложили по полкам какого-то древнего шкафа. Периодически забытье переставало играть с ним такие злые шутки, и он снова понимал, где находится. Тогда он собирался с силами и пытался подняться повыше еще на пару ступеней.

Его целью было добраться до верха, где бы он смог постоянно стучать в дверь, пока слуги не услышат его. Он надеялся, что дворецкий пошлет за Элвайзом. Их отец рассказал всем сыновьям, за исключением Пьетро, которого не было в то время, о секрете буфета и о том, куда вела дверь за ним. Так как розовая комната служила в основном для утех мужской половины Дома Селано, женщины о ней не знали. Однако Марко однажды рассказал Лавинии об этом секрете, потому что боялся, что его запрут там. Она могла бы справиться с механизмом, если бы находилась сейчас в замке, и теперь Филиппо сожалел о том, что отказал ей в переезде сюда, когда она просила. Он закрыл глаза, и новый приступ боли захлестнул его разум.

Внезапный стук ломов по двери заставил его подумать, что стены рушатся на него. Но потом он понял, что на самом деле происходит. Он как-то должен поторопить своих спасителей. Он постоянно боялся, что все еще недостаточно близко подобрался к стене в этой кромешной тьме. Балансируя, он притянул к себе плащ, чтобы вынуть оттуда кортик.

Когда он снова закинул назад руку, это усилие вызвало новый приступ невыносимой боли, и Филиппо снова потерял сознание. Он сполз на несколько ступеней назад в крови, что текла у него из ноги, перегнулся через край ступеней и понял, что падает. На этот раз портьеры не смягчили падение. Он ударился головой о мраморный пол и больше не двигался.

Элвайз возвращался из кухонной подсобки в спальню Филиппо, когда дворецкий встретил его на полпути.

— Нам удалось взломать дверь, синьор. Сожалею, но мы нашли вашего брата мертвым!

Глава 17

Элвайз написал Алессандро в Рим и Пьетро в Падую о кончине брата. Виталио, никогда не прекращающий своих разгулов и запоев, разрыдался, как ребенок, когда его известили о трагедии, хотя они с Филиппо никогда не ладили. Знакомая вдова семьи предложила организовать приезд Лавинии в Венецию, хотя дом матери по-прежнему оставался за ней.

Так как Лавиния жила ближе всех, она первая приехала на похороны и ужаснулась, увидев, как слаба была Елена после всех испытаний, выпавших на ее долю. И только однажды они с Мариеттой заговорили о Филиппо.

— Если бы ты не сообщила мне, как попасть в эту тайную комнату, — сказала ей Мариетта, когда они были наедине, — Елена была бы все еще там, но уже мертвая.